Том 3. Лица
Шрифт:
Атилла(Ильдегонде).
Ну, слушай. Я за него расскажу, хочешь верь, не хочешь – не верь. Он выбрал быть высеченным плетьми, мог выбрать смерть.Ильдегонда. Лжешь!
Атилла. Быть может.
Ильдегонда.
Так вот о каких следах на теле он тогда говорил… Так вот почему он рану мне не хотел показать…Атилла. А-а, веришь?
Ильдегонда.
Нет…Атилла. Берегись лучше ты: я вернусь…
Закрывает занавес, выходит.
Оногост(Атилле). От римлян пришел перебежчик – вот – хочет говорить с тобой.
Атилла. Так. Еще что скажешь?
Оногост. Вернулись с поля счетчики убитых.
Атилла. Ну, сколько? (Римлянину.) Подожди.
Оногост(на римлянина). При нем?
Атилла. Не все ль равно? Мы победили.
Оногост.
Не знаю. Ровно по сту тысяч осталось в поле – их и наших.Атилла.
Сто тысяч наших? (Молчит.) Но один Аэций ста тысяч стоит. Я спокоен. Аэций умер – Рим без головы.Римлянин. Аэций умер?..
Атилла(римлянину).
Как? Ты оттуда и не знаешь? Странно! Кто ты?Римлянин. Кто я – скажу наедине.
Атилла(Оногосту). Уйди!
Оногост уходит. Римлянин распахивает плащ, поднимает шлем. Это – Аэций.
Атилла. Аэций – ты?
Аэций. Да, я.
Атилла. Ты… ты жив?
Аэций. Как видишь.
Атилла.
Но сам слыхал я погребальный хор и плач по тебе, и пленный сказал нам…Аэций.
Король визиготов – Теодорик от ран скончался, его хоронили. А я, прости мне! – что делать? – жив.Атилла(в бешенстве).
Ты смеешься надо мной… ты смеешь? Ты подслушал, как я о тебе говорил? Я могу повторить: ты ста тысяч стоишь, и одним ударом меча сейчас сто тысяч голов с твоих плеч долой! На – меч, защищайся!Отстегивает меч с правого бока, бросает Аэцию. Вынимает меч из левых ножен, нападает.
Аэций(не поднимая меча, отступает).
Атилла. Меча моего боишься? Уходишь… Трус!
Аэций(в один прыжок хватает меч, вытащил, опять бросил).
Когда-то давно ты мне дал приют, не могу на тебя руки поднять. Если можешь – убей, не двинусь!Атилла(замахнулся мечом, колеблется, опустил).
Прости, дай руку. Я рад, что ты жив, не забыл я, как жизнь ты мне спас в бою. Говори, зачем пришел ко мне?Аэций.
Ты знаешь сам: сейчас победа пока ничья. Не хмурься: верно. Так вот пришел я предложить – уйдем домой, и ты, и я, уйдем, пока еще не поздно.Атилла.
Как? Мне – теперь уйти? Уйти и мир оставить прежним?Аэций.
А разве не прекрасен мир? Поедем в Рим со мной – увидишь: под синим небом белые дворцы, в дворцах поэты, флейты, пурпур, смех, вино, огни, картины, книги, мрамор… Под пурпурными парусами Рим плывет галерой, полною сокровищ, и хочешь ты ее пустить ко дну?Атилла.
Ты только вверх глядишь, на паруса: взгляни-ка вниз! Взгляни, и ты увидишь – глаза сверкают волчьими огнями, и люди на цепи, как псы, как звери, всю жизнь гребут, согнувшись… Впрочем, что ж: ведь там не римляне, не люди – значит – о них зачем и говорить!Аэций.
Нет, будем говорить: о людях, о них забыл не я, а ты! Сто тысяч мертвых там уже лежат, сердец, дыханий, глаз, отцов, мужей, сто тысяч жизней – или это мало? Иль хочешь ты их миллионы?Атилла.
Нет, я хочу, чтоб жили все.Аэций.
Так, значит, мир?Атилла.
Нет, до конца война. Ты слышал: я хочу, чтоб жили все. Теперь живут твои сто тысяч римлян, а миллионы их везут в галере и дохнут там, внизу… Ты понял… хочу, чтоб жили и они.Аэций. И это твой ответ?
Атилла. Да.
Аэций.
Ну, что же, значит, встретимся в бою…Атилла.
Прощай!Издали неясные крики.
Постой, неладно что-то… Проснулись в лагере, кричат…Оногост(входя). Ну, совсем взбеленились! Взбрело им в башку, будто тут, в нашем стане, Аэций… Я и так и эдак, никак: пойди, уйми их.