Том 3. Менестрель. Поэмы

6

Один хороший мой знакомый, Большой ироник и шутник, Над поэтессой невесомой Смеясь в душе своей, поник Для вида грустно головою, И на вопрос ее, что с ним, — Ответил: «Занят я вдовою, — Царицей Ингрид я томим. Мне кажется, не с Вас ли Ингрид Написана? признайтесь мне…» И поэтесса глаз своих тигрит, Оставшись с ним наедине: «Да что Вы? разве я похожа На королеву?» — говорит. И вдруг решает: «Hy, так что же? Конечно, это я — Ингрид!» С тех пор (о, бедная поэма! О, бедная моя мечта!) Воробушкина ищет крэма Для носа, носом занята. Воробушкина королевой Мнит не шутя себя, — всерьез И, будучи престарой девой, Томится от запретных грез. О, раз Воробушкина — Ингрид, Конечно, Эрик — сам поэт!.. И снова взор она свой тигрит, Слагая тигровый куплет…

7

Она приходит к нам так часто, Что чаще трудно приходить… Она по-прежнему очкаста, Еще очкастей, может быть!.. Она такие «куры строит», Что вспугивает даже кур, Она так охает, так ноет, Что Эрик был не белокур, А «вроде Вас — шатен кудрявый… И римский профиль… как у Вас…» С такой ухмылкою лукавой Подмигивает сивый глаз, Что я в отчаяньи тоскую И до упаду хохочу, Смотря на Ингрид, но такую, Какую вовсе не хочу…

8

Могло бы это продолжаться До бесконечности, но раз Пришлось заночевать остаться Версификаторше у нас. Но прежде чем уснуть в столовой, Она спросила у жены: «Ваш муж, не правда ли, бедовый? Вы поручиться мне должны, Что выйду…» Легкая заминка В ее чудовищных словах. О, святость фразы Метэрлинка В гнилых кощунственных устах! А утром с наглою ухмылкой Смотрела прямо мне в глаза, Игриво помахала вилкой, Рот по привычке облизав… И вдруг внезапно вопросила, Что называется, врасплох: «Не правда ль, я большая сила И стих мой далеко не плох?» Но я, женой предупрежденный О фразе дерзостно-больной, Сказал, сердито раздраженный Всей этой вздорной чепухой, О всем о том, что накипело В глубинах сердца моего, Чего сказать бы не посмела Корректность Виктора Гюго!

9

Я разобрал ее стихозы «По косточкам», как говорят, Все эти «розы» и «березы», Поставил все «заставки» в ряд, — Все эти «алые закаты», Все эти «шумные моря». Все эти «пышные палаты», — Всю дрянь, короче говоря! И указал, какой шутихой Она является у нас… Воробушкина стала тихой, Как бы готовясь «ананас, — Как метко выразился Белый, — С размаха в небо запустить»… Да, стала тихой, оробелой, Казалось, жаждущей грустить… И вдруг, с ухмылкой нездоровой, Шепнула, потупляя глаз: «Вы оттого такой суровый, Что до сих пор не отдалась Я Вам, как этого Вы ждали… Сознайтесь, ждали ведь?» — Мой смех, Прилепа, слышен был из дали, Из дали дней далеких тех.

* * *

Я, хохоча, срывал морошку. Жена, со смехом в свой черед, Готовясь «размотать дорожку», Сказала: «Полный ход вперед!»

1924

Кондитерская для мужчин

1

Была у булочника Надя, Законная его жена. На эту Надю мельком глядя, Вы полагали, кто она… И, позабыв об идеале (Ах, идеал не там, где грех!) Вы моментально постигали, Что эта женщина — для всех… Так наряжалась тривиально В домашнее свое тряпье, Что постигали моментально Вы всю испорченность ее… И, эти свойства постигая, Вы, если были ловелас, Давали знак, и к Вам нагая В указанный являлась час… От Вашей инициативы Зависел ход второй главы. Вам в руки инструмент. Мотивы Избрать должны, конечно, Вы…

2

В июльский полдень за прилавком Она читает «La Garconne», И мухи ползают по графкам Расходной книги. В лавке — сон. Спят нераспроданные булки, Спит слипшееся монпасье, Спят ассигнации в шкатулке И ромовые бабы все. Спят все эклеры и бриоши, Тянучки, торты, крендельки, Спит изумруд поддельной броши, В глазах — разврата угольки. Спят крепко сладкие шеренги Непрезентабельных сластей, Спят прошлогодние меренги, Назначенные для гостей… И Коля за перегородкой Храпит, как верящий супруг. Шуршит во сне своей бородкой О стенки, вздрагивая вдруг. И кондитрисса спит за чтеньем: Ей книга мало говорит. Все в лавке спит, за исключеньем Живых страничек Маргерит!

3

Вдруг к лавке подъезжает всадник. Она проснулась и — с крыльца. Пред нею господин урядник, Струится пот с его лица: «Ну и жарища. Дайте квасу…» Она — за штопор и стакан. И левый глаз его по мясу Ее грудей, другой — за стан… «Что продается в Вашей лавке?» «Все, что хотите». — «Есть вино? Я, знаете ли, на поправке…» «Нам разрешенья не дано…» «А жаль. Теперь бы выпить — знатно…» «Еще кваску? Есть лимонад…» — И улыбнулась так занятно, Как будто выжала гранат… «Но для меня, быть может, все же Найдется рюмочка вина?» «Не думается. Не похоже», — Кокетничает с ним она. «А можно выпить Ваши губки Взамен вина?» — промолвил чин. — «Назначу цену без уступки: Ведь уступать мне нет причин…» — И засмеялась, заломила, Как говорят, в три дорога… Но это было все так мило, Что он попал к ней на рога… И порешили в результате, Что он затеет с нею флирт, А булочница будет, кстати, Держать — «сна всякий случай» — спирт…

4

За ним пришел какой-то дачник, Так, абсолютное ничто. В руках потрепанный задачник. Внакидку рваное пальто: «Две булки по пяти копеек И на копейку карамель…» Голодный взгляд противно-клеек, В мозгу сплошная канитель. «Извольте, господин ученый», — Почтительно дает пакет. Берет он за шнурок крученый: «Вот это правильно, мой свет! Но как же это Вы узнали, Что я в отставке педагог?» — «А Ваш задачник?…» — И в финале У них сговор в короткий срок: Учитель получает булки И булочницу самое. За это в смрадном переулке Дает урок сестре ее.

5

Потом приходит старый доктор: «Позвольте шоколадный торт». — «Как поживает Типси?» — «Дог-то? А чтоб его подрал сам черт! Сожрал соседских всех индюшек — Теперь плати огромный куш… Хе-хе, не жаль за женщин-душек, Но не за грех собачьих душ! Вы что-то будто похудели? Что с Вами, барынька? давно ль?» — «Мне что-то плохо в самом деле, И все под ложечкою боль…» — «Что ж, полечиться не мешало б…» «Все это так, да денег нет…» — «Ну уж, пожалуйста, без жалоб: Я, знаете ли, не аскет: Не откажусь принять натурой… Согласны, что ли?» — «Отчего ж…» — И всей своей дала фигурой Понять, что план его хорош.

6

Но этих всех Надюше мало, Всех этих, взятых «в переплет»: Вот из бульварного журнала Косноязычный виршеплет. Костюм последней моды в Пинске И в волосах фиксатуар, Эпилептизм а la Вертинский, И романтизм аla Нуар!.. «Божественная продавщица, Мне ромовых десяток баб; Pardon, не баба, а девица: Девиц десяток с ромом!» — Цап Своей рукой и в рот поспешно Одну из девок ромовых. Надюша ежится усмешно И говорит: «Черкните стих И обо мне: мне будет лестно Прочесть в журналах о себе». И виршеплет вопит: «Прелестно! Но вот условия тебе: За каждую строку по бабе, Pardon, по девке ромовой!» Смеется Наденька: «Ограбит Пиит с дороги столбовой! За каждое стихотворенье, Что ты напишешь обо мне, Зову тебя на чай с вареньем…» «Наедине?» — «Наедине».

7

При посещеньи покупальцев В кондитерской нарушен сон От опытных хозяйских пальцев До покупательских кальсон… Вмиг просыпаются ватрушки, Гато, и кухен, и пти-шу, И, вторя разбитной вострушке, Твердят: «Попробуйте, прошу…» Всех пламенно влечет к Мамоне, И, покупальцев теребя, Жена и хлеб на кордомоне — Все просят пробовать себя… Когда ж приходит в лавку Коля, Ее почтительный супруг, Она, его усердно школя (Хотя он к колкостям упруг!), Дает понять ему, что свято Она ведет торговый дом… И рожа мужа глупо смята Непостижимым торжеством!..