Том 5. Очерки, статьи, речи

3. АЛЕКС. СТРУВЕ. KYKLOS. [169]

4. НИКОЛАИ ТРЕТЬЯКОВ. Сборник стихотворений. Кн. первая.

5. СЕРГЕЙ ГРУСТНЫЙ. В бессонные ночи.

6. АЛЕКСАНДР ВОЗНЕСЕНСКИЙ. Паутинные ткани.

7. АЛЕКС. КОЛЧУЖСКИЙ. Аккорды.

8. М. ТОПОРСКИЙ. Стихотворения.

9. Н. В. КОРЕЦКИЙ. Песни ночи.

169

Латинская транскрипция греческого слова «kyklos» — круг.

10. А. М. КРАСОВИЦКИИ. Минуты прошлого.

11. К. ТАЛЯВИН. Безбурностъ. Прелюдии.

12. ВАДИМ ГАРДНЕР. Стихотворения.

13 и 14. Л. БАРСКИЙ и П. ЛУЧАНСКИЙ. Завязь.

15. Ф. АККЕРМАН. Первая книга стихов.

Пятнадцать новых поэтов! Да откуда же наконец? — восклицает испуганный читатель.

Нет, читатель! Во-первых, они не все новые, хотя, правда, большая часть. Во-вторых, их не пятнадцать только, а по крайней мере сотня. Передо мною лежит только сейчас и случайно пятнадцать книг стихов, из которых четыре — толщины неимоверной.

Богатый улов! Стихи можно отныне мерить фунтами и пудами. Стихи отныне подвозятся к столицам на подводах, наравне со всякой прочей живностью (большая часть лежащих передо мной книг издана в Петербурге и Москве).

Стихи, с которыми я имею дело, составляют очень небольшую долю всего того, что уже торчит в книжных витринах, что еще валяется в редакциях во всех городах Российской империи, что заполняет страницы складочных листков вроде «Весны».

Приняв во внимание сказанное, вы должны, читатель, посочувствовать моей растерянности. Если та малая доля, которую я держу в руках, весит фунтов десять, то где уж тут «разбирать»? Все равно всего не разберешь — жизни не хватит. Верчу в руках книги, книжки и книжищи и предаюсь самым безрадостным соображениям арифметического и статистического характера. Считаю, сколько все вместе стоит, и сколько в таком случае должен стоить фунт стихов. Выходит что-то очень дорого, так что стихи, должно быть, составляют предмет роскоши; но если так, то кто же потребляет их в таком количестве? Повсюду жалуются на обеднение, а тут вдруг оказывается наоборот: издания драгоценнейшие, украшенные воронами, венками, кошками, муарами и пейзажами; верно уж — нарасхват.

Однако позвольте представить список полузнакомых и незнакомых поэтов; вот он:

1) Порфиров. «Стихотворения» (за 15 лет). Посмертное издание с портретом, автографом и вступительной статьей А. Коринфского, где приводятся замечательные разговоры, вроде: «Ты, кажется, работал? Я помешал тебе?» — «Нет, ничего, успею…» Так же, осмелимся напомнить, беседовал частенько с Вл. Соловьевым покойный Величко (см. его воспоминания). Не будем тревожить памяти Порфирова; его имя смутно напоминает что-то виденное в детстве, как будто оно мелькало на страницах «Нивы».

2) Alexander. «По бездорожью». Ловкие и ни к чему не обязывающие декадентские стихи, напоминающие, как большинство современных декадентских стихов, преимущественно Валерия Брюсова. Имя Alexander'a, помнится, мелькало в «Перевале» и, как всегда, там пропадало.

3) Алекс. Струве. «Kyklos». И по содержанию и по внешности — дряхлое декадентство, возбуждающее лишь отвращение. Таких книг в России мало кто не стыдился выпускать.

4) Николай Третьяков. «Сборник стихотворений». Книга первая. Оригинальничанье и признаки дурного бальмонтизма; и все-таки — банально.

5) Сергей Грустный. «В бессонные ночи». 574 сплошных страницы.

6) Александр Вознесенский. «Паутинные ткани».

Контур обольстительный, Перегибы плеч… Грудь тоскливо-нежная, Жаждущая мук.

Что уж тут «паутинного»?

7) Алекс. Колчужский. «Аккорды». 188 страниц. Поэту «грустно видеть, как гибнут посевы на некультурных полях», однако же он утверждает, что «печаль губит зачатки счастья» и что «счастлив, кто верует…» «Тепло ему на свете», не правда ли?

8) М. Топорский. «Стихотворения». 316 страниц. Рисунки Каразина.

В ночи бессонные, в ночи тяжелые Думы стоят предо мной, —

говорит Топорский. Прибавим:

Пусть даже время рукой беспощадною Нам доказало, что было в них ложного!

9) Н. В. Корецкий. «Песни ночи».

«Строки его песен» — ожерелья из «слез», «песни — цветы», а «звезды» — это его «грезы». Обложка — муаровая.

10) А. М. Красовицкий. «Минуты прошлого». Автор посвящает книгу «доброжелателям и друзьям». Мы — не из их числа. Впрочем, автор говорит: «Поэтом я себя не мнил».

11) К. Талявин. «Безбурность». «Прелюдии». Стихи первые. Посвящается «К. Д. Бальмонту — отцу и поэту». «Стихи написаны в тюрьме, в одиночном заключении, и вот почему доминирующее (?) настроение сборника — самодовлеющая безбурность» (?)

12) Вадим Гарднер. «Стихотворения». Сборник первый, как и:

13 и 14) Л. Барский и П. Лучанский. «Завязь» — интереснее других. Но, как и другие, не обещают ничего.

15) Ф. Аккерман. «Первая книга стихов». Самый интересный поэт, притом — из Тифлиса. Тифлисский Гейне:

Ниночка, Корзиночка, Полная цветов! Душечка, Подушечка С сердцем, но без слов.

Ф. Аккерман уверяет:

Мой дух сидит во мне. Никто его не тронет.

А заметили вы, читатель, еще угрожающие примечания: «книга первая», «сборник первый»? Что ж теперь делать?

Смех смехом, а сколько потрачено на все это не только труда и денег, но, может быть, настоящего жара души, юношеской тревоги, которую авторы не сумели приложить решительно никуда, кроме этих книг? Когда подумаешь, так становится невыразимо жалко чего-то потерянного, невыразимо больно даже то, что сам смеешься. Но что же поделаешь? Чем подействуешь, кроме смеха? Правда, на большинство авторов, я знаю, и смехом не подействуешь. Одна юная авторша недавно писала мне в ответ на мою критику, что нет силы, «могущей остановить руку начинающего писателя».

И все это смешно до тех пор, пока не трагично: бывают разочарования, бывает отчаяние, бывает хуже того — базарный успех на полгода (мало, что ли, теперь реклам и средств для такого успеха?), и потом — еще худшее, еще более трагическое падение.

А только жалеть, не бранясь и не смеясь, — какое я имею право? Ведь все это выдается за русскую литературу. И мало ли еще что…

Ноябрь или начало декабря 1908

Сергей Городецкий. Русь