Том 5. Воспоминания, сказки, пьесы, статьи
Шрифт:
Князь. Я ничего не знаю: у меня болит голова. (Уходит.)
Рославлева (Босницкому).Говорите же. Босницкий. Ну, одним словом, какая-то глупая маскарадная история, и с тех пор целый эскадрон воинов, с этим мотыльком саженного роста во главе, осаждает.
Рославлева. Я им никакого, никакого повода не подала. Это было три недели назад: разговаривала в маскараде, — все разговаривают, проводили мою карету до подъезда, узнали мой адрес и с тех пор не дают покоя; чем я виновата? (Беклемишеву.)Пишет, что внизу ждут меня завтракать…
Лакей (входит,
Рославлева (растерянно).Господи! (Вдруг плачет.)
Беклемишев (сурово).Вы хотите выпроводить их?
Рославлева. Конечно. Это было пустое кокетство, но теперь я не хочу, не хочу, не хочу!..
Беклемишев. Вы позволяете мне переговорить за вас?
Босницкий. Ну, что там еще?! Прогнать их через лакея.
Беклемишев (Рославлевой).Можно?
Рославлева. Я боюсь.
Беклемишев (сухо).Пожалуйста, не бойтесь. (Идет к двери.)
Босницкий. Все уж пойдем тогда.
Беклемишев (холодно). Зачем? Выйдет, что струсили. (Уходит.)
Босницкий. Глупая история: дуэль выйдет.
Рославлева стремительно бросается к двери. Босницкий тоже встает, в дверях появляется Беклемишев.
Рославлева. Ну?!
Беклемишев (идет к сцене, сухо).Ушли и больше не придут.
Рославлева. Но что же вы им сказали?
Беклемишев…Сказал им, что здесь живут совершенно порядочные люди, — они извинились и ушли.
Рославлева. Ах, я так, так, так благодарна… Я такая глупая: я не должна была вас пускать…
Беклемишев (морщится).Почему?
Рославлева. Вы писатель, и вдруг из-за меня…
Беклемишев (недовольно).Ну, что там еще!..
Босницкий. А если бы не так благополучно кончилось? И вдруг дуэль? Писатель Беклемишев и известный скандалист маскарадов…
Беклемишев. Конечно, это было бы глупо…
Босницкий. Да, да… Но мне все-таки пора… (Подходит к Рославлевой, иронически целует ей руку, приятельски жмет руку Беклемишеву и уходит.)
Беклемишев провожает его.
Рославлева одна.
Рославлева. Боже мой, боже мой! Что он подумает обо мне? Что мне делать?
Беклемишев входит.
Рославлева (испуганно, ласково обнимая Беклемишева).Милый мой… У тебя что-то есть на душе? Конечно, я знаю, что все эти… Но я сейчас тебе объясню, как все это вышло.
Беклемишев. Какое я право имею?..
Рославлева. Ты? Какое право? Право жизни и смерти. (Решительно.)Милый, ты никогда меня не будешь знать, если не узнаешь мою историю. Я тебе все, все расскажу. Ты всегда так упорно отклоняешься, но ты должен, должен меня выслушать; особенно теперь, когда мне все так ясно, все… Милый, позволь… Беклемишев (нехотя).Расскажи.
Садятся.
Рославлева (оживленно).Слушай… Помнишь, я тебе как-то шутя, на твой вопрос: откуда я? — ответила: «Я спустилась на землю на лунном луче»?.. Ты знаешь, я действительно сошла с луны в том смысле, что я не понимаю ничего в человеческих отношениях… Говорят, надо так, а не так, —
надо лгать, надо притворяться… я не понимаю этого, я не могу. Я и хочу, как другие, и всегда все выходит как раз наоборот. Я просто какая-то, верно, проклятая… Вначале я мечтала о подвигах и жертвах, а что вышло из всего этого? Я бросила дом, общество, ушла на курсы. Я не могла поступить на высшие курсы, потому что умела танцевать, ездить верхом, говорить на четырех языках, умела носить парижские платья, но диплома у меня не было. Я была на курсах сестер милосердия… Там я и познакомилась с моим будущим мужем, — он кончал тогда университет, — у него были красивые глаза, он все сидел и молчал, только смотрел, когда другие говорили. Мне казалось, что он молчит потому, что больше всех их знает… он молчал потому, что он дурак был, полное ничтожество, которое я презирала уже, когда шла с ним под венец.Беклемишев. Зачем же шла?
Рославлева. Да ведь дура же, милый, дура была: жалко было. Год была невестой, обещала, совестно было обмануть… Думала, что замужество отворит мне какие-то двери… Ты слышал, вероятно, говорят: «Девушке ничего нельзя, девушка стеснена, а замужняя женщина свободна…» Этой свободы я и добивалась… Ах, Борис! Как ужасно жить с тем, кого ненавидишь. Я ходила за одним больным, у которого все тело было покрыто ранами; я мыла эти раны… воздух ужасный, ужасный, — но это было счастие в сравнении с тем стыдом, позором, которые я испытывала с мужем… Борис, ведь я пошла за него глупой восемнадцатилетней девочкой. Что я знала? Я сделала страшную ошибку, промах, и за что, сделавши этот промах, я — уже, когда поняла это, взрослая уже, не могла, не имела права исправить своей ошибки? Он бил меня…
Беклемишев. Бил… за что?
Рославлева. Я изменила ему… я думала, что хоть этим отделаюсь от него, я просто обезумела… я ненавидела, я презирала его, себя, всех, общество, это ужасное провинциальное, маленького городка, общество, я хотела всех сразу побить, растоптать, доказать, что лгут же они, что я не раба, что меня нельзя, как вещь, считать своей… показать этому, который, ни на что не способный, жил на мои средства и все время только караулил меня… (Упавшим голосом.)Когда я объявила ему, что изменила, я думала, что он меня оставит… А он бил меня, и, когда я убежала, не дал даже паспорта, — он мне и теперь не дает… я живу так как-то… Мало того, он подал прошение, чтобы наложили на меня опеку, чтоб его назначили опекуном. Он на коленях стоял перед губернатором и плакал, и вот теперь идет следствие: жандармы опрашивают всех… грязь, гадость…
Беклемишев. Но что ж делал тот… с которым ты изменила? Почему он не заступился?
Рославлева. А-а! Я только тем и спаслась, что сбежала. в распутицу, — проехала так пятьсот верст и больше никогда уже никого из них не видела… Я приехала в дом моей тетки, больше некуда было, — я тебе рассказывала, какой ужасной смертью умерли папа и мама. (Вздыхая.)Это такой нелепый дом у тетки… Книжки читают либеральные и ездят по монастырям, помешаны на приличии, на блеске, и рядом с этим и ночные похождения и такая грязь… Но чтоб никто ничего не знал… Все, конечно, знают. Официальное знакомство со всеми, но свой интимный кружок: дураки, пошляки, — вот князь из их общества… И я не лучше, конечно, их была… Мне было девятнадцать лет, я устала и просто решила жить и махнуть на все рукой: решила, что все это только книжная фантазия, там все эти какие-то другие люди, — все негодяи, и всем только надо одного… Два года я жила такой жизнью…
Беклемишев (с усилием). Не стоит касаться ее… Мне необходимо только… Скажи: какую роль играл Босницкий во всей этой истории?
Рославлева. Милый, это наивно, это глупо, ты будешь смеяться, но, клянусь тебе, только потому, что и этот обещал мне какой-то выход.
Беклемишев (с горечью).Тебе, что ж, представлялся этот выход как? Отворить какую-то дверь, и выход готов?
Рославлева (ломая руки).Боже мой! Всю, всю жизнь я отдала бы теперь, только бы не было со мною всего этого… Я должна все, все рассказать тебе… Слушай, Борис, самое ужасное… О-о… (Закрывает лицо руками.)Не только с Босницким, но и с князем…