Том 5. Воспоминания, сказки, пьесы, статьи

— Да, но он звонит и в полночь и на рассвете…

— Что ж из этого? Полночь такое же время, как и рассвет… Пойдем лучше есть маленьких ящериц. Прежде всего немного пищи: никогда не забывай, дорогая, и помни, что одна маленькая ящерица может влить столько энергии в организм, создать такой полет фантазии, мысли…

— И чувства, — подсказала жена.

— Да, да, и чувства… О чем я говорил?

— Не знаю, милый, когда я слушаю тебя, я забываю все, — я забываю даже то, что ты говоришь…

— Ну, все равно, и главное здесь, конечно, чтобы быть всегда беспристрастными, а теперь идем.

И они, как все чинные, умные цапли, никогда не разлучаясь, зашагали в степь, как раз в то время, когда ящерицы и другие им подобные выбегают из своих норок.

А Куд в это время уговаривала петушка поселиться на озере.

Ей надо было нести яйца, надо было высиживать деток.

— Так природа устроила, милый мой, и что мы можем против этого сделать? Позволь мне: я сама устрою маленькое, хорошенькое гнездышко, — ты ничего не будешь знать, а я тебе в награду подарю много-много маленьких хорошеньких петушков и курочек.

— Ну, что ж делать? — сказал петушок: — Если ничего больше не остается, будем ждать маленьких хорошеньких петушков и — курочек.

И, захлопав крыльями, он закричал:

— Кукуреку! Мы с Куд окончательно поселяемся на озере, и Куд подарит мне много хорошеньких петушков и курочек.

— Милый, зачем же об этом говорить всем?!

— Да, об этом можно было бы и подождать так кричать, — согласилась цапля-жена, услыхав в степи их разговор.

— Ну, бог с ними, — ответил муж, — и будем терпеливо ждать, что из всего этого выйдет.

А вышло вот что: Куд устроила себе гнездышко, нанесла в него яйца и в один прекрасный, веселый день села на них, сперва поудобнее оправившись. После этого она, довольная собой, сказала петушку:

— Милый мой, как я счастлива! Теперь я встану только окруженная нашими детками.

И с тех пор Куд постоянно сидела на яйцах.

И цапля села на яйца. Она была тоже очень счастлива, потому что после разрушения ее первого гнезда деревенскими детьми, в том месте, откуда они убежали на это озеро, она думала, что в этом году у нее не будет больше детей.

А скоро к Куд и цапле прибавилась еще одна соседка.

Это была утка.

Однажды эта утка прилетела на озеро сразу с тремя женихами.

И вот что все увидели: когда утка и ее три жениха опустились на воду, то утка отплыла в сторону, отвернулась, а женихи ее начали драться между собой. И они дрались до тех пор, пока один жених тут же умер от ран, а другой, чувствуя себя побежденным, улетел. Тогда тот, кто остался — коренастый, плотный селезень, — подплыл к своей невесте и, по законам своей породы, грубо крякнул над ее ухом:

— Жена!

Только тогда она подняла голову, чтобы посмотреть, кто ей достался и кому она теперь, как раба, должна покоряться и служить.

Селезень был всегда злой. Он только и говорил:

— Моя! Моя!

Что до петушка, то он предпочитал бегать по степи и только, соскучившись иногда, кричал издали:

— Кукуреку, Куд! Я люблю тебя!

Куд слышала его крик, но молчала. Что ж ей было делать? Не кричать же по-петушиному, — ни одна уважающая себя курица так кричать не станет.

Правда, ей немножко было грустно, что ее петушок такой непоседа, ей хотелось бы, чтобы он всегда около нее сидел. Но она покорялась, — она верила, что петушок все-таки любит ее больше всего на свете. И когда ей становилось особенно грустно, она думала о том времени, когда будут у нее детки и как обрадуется им петушок.

Наконец Куд стала матерью. Это случилось так неожиданно, так просто.

Когда петушок пришел, он уже застал и Куд и всех детей и не мог налюбоваться на Куд, какая она стала сразу серьезная, озабоченная.

Было из-за чего: целых восемь цыплят вывела Куд, и все они были такие маленькие, так жалобно пищали, так просили есть. Куд приходила в отчаяние и думала, что не переживет и умрет от жалости к ним.

Но — скоро все обошлось и пошло своим чередом.

И цапля вывела к этому времени двоих, а утка целых тринадцать. А когда ей говорили, что тринадцать — нехорошее число, она кивала добродушно своим большим носом и, неся свой животик вперед, отвечала:

— Ну, ничего, все-таки тринадцать моих уточек лучше, чем двенадцать чужих.

То были хорошие дни.

И цапли, и ужи, и Куд с петушком — все с своими семьями проводили все время то в степи, то у озера. Когда мужья уходили, оставались жены и вели между собой интересные разговоры.

Цапля и утка много путешествовали, и Куд слушала их занимательные рассказы о том, что они видели.

Однажды Куд узнала, что, когда придет осень, и цапли, и утки, и даже ее муж улетят далеко-далеко, в ту страну, где нет зимы.

— А я как же, — испуганно спросила Куд, — я ведь не умею летать.

— О, бедная, — сказала цапля, — что ж ты будешь делать?

— Во всяком случае я отправлюсь с мужем, — с отчаянием сказала Куд.

— Я всегда говорила, что из всего этого ничего не выйдет, — крякнула утка.

Куд сказала:

— До осени еще далеко; я научусь и прыгать и летать, — буду каждый день летать теперь.

И с тех пор Куд не так думала о детях, как о том, чтобы научиться летать.

Но эта наука ей плохо давалась. Ее собственные дети давно уже, гоняясь за бабочками, летали также легко, как и отец их.

«Слава богу! — думала Куд, — хоть им я не передала своих тяжелых крыльев».

Но для нее самой это было плохое утешение.

Однажды опять пришел охотник на озеро и застал всех его обитателей врасплох.

Он убил трех курочек, двух уток и жену цапли.

Одна из курочек так похожа была на Куд, — ее так любила Куд и так жалела, что она почти так же плохо, как и сама Куд, летала.

Грустно в тот день было на озере. Солнце садилось, и так пусто было кругом.