Том 6. Дураки на периферии

Селим. Так — верно!

Шоп. Что это за турецкая торговля? Что это за корабли?

Селим. Турецкая, турецкая… Бедному человеку тоже купить что-нибудь надо. А что он купит, когда всемирный потоп? Ему гроб надо! А другому человеку и на потопе жить нужно, он купит себе лодку, и с него за жизнь сто тысяч долларов. А сколько жизнь стоит? Купите ее дешевле?

Брат. Обожди, турка. Значит, богатому жизнь, бедному гроб.

Селим. А что? Так конечно! А турку деньги!

Брат. А турку деньги! А турку деньги, ты говоришь?

Полигнойс. А турку убыток! Турку будет убыток!

Полигнойс приподымает гроб за один конец, брат за другой — и они бросают его в пропасть. Горг и Абрагам помогают им в этой работе, и весь турецкий товар летит в пропасть.

Секерва. Так, Полигнойс! А ты немножко американец! Молодец!

Конгрессмен (Селиму). Базара нет. Уходи прочь отсюда, уходи вниз!

Селим. Там сыро стало, там вода!

Конгрессмен. Утопай!

Шоп (Селиму). Разве так торгуют кораблями во время потопа? Селим. А что не так?

Шоп. Во-первых, дешево. Во-вторых, недемократично: богатых и бедных нет; это тайна, дуралей.

Селим. Это правда. Твоя правда, что дешево. А во-вторых, гробы были сшиты прочнее лодок, на них тес суше. Лодки сразу бы утонули на воде, богатый жил бы в лодке минуты две или четыре, только всего; за это — сто тысяч долларов, и вышло дешево; надо мне думать лучше, плохая голова у турка. Иди домой!

Шоп. Подожди, Селим… Достань там, обжарь и принеси, знаешь, такой тентерьвентерь с хлебом и луком.

Селим. Какой тентерь-вентерь? Нету тентерь-вентерь, помирай!

Шоп. Шашлычок, шашлычок — мясная, печеная жизнь на длинной такой железке!

Селим. Нету шашлыка, и лука нет, и хлеба нет, и табаку нет. Одна вода есть, — сам хотел, пей воду! Селим пошел.

Шоп. Ступай к черту.

Селим уходит, и за ним уходят все турки и турчанки.

Черчилль (Шопу). Шашлычок хорошо покушать. И суп мясной хорошо покушать — густой чтоб был. Вспоминаете, профессор?

Шоп. А какие были соусы, кремы, напитки, вина из виноградных гибридов Зондского архипелага!

Черчилль. А печень! Печень тихоокеанского кашалота!..

Шоп. Да, велика земля, а жрать нечего!

Герцогиня Винчестерская. Уинстон, я кушать хочу!

Тевно. Кормите нас, мерзавцы, или сейчас же обращайтесь к большевикам! Я супа хочу!

Брат. У большевиков всегда щи мясные!

Тевно. И нам щи мясные!

Черчилль. Молитесь богу, сударыня!

Конгрессмен (Клименту). А чего ты тут без дела ходишь? Ты зачем сюда явился? Это ты «гвак» кричал?

Климент. О, это я! Я прибыл сюда на религиозный всемирный конгресс, здесь был наш праотец Ной в ковчеге.

Конгрессмен. Какой Ной? А где же он?.. Вот что, ты свяжись с богом. Можешь?

Климент. Могу, конечно. Я архипастырь!

Конгрессмен. Свяжись с богом, архипастырь! Пусть он накормит людей чем-нибудь, — супом, хлебом, фасолью, чем хочет! Можешь?

Климент. Я помолюсь.

Конгрессмен. Да нет, что там молиться! Это долго: туда-сюда, пока ответ придет. Ты свяжись по радио. Пусть папа римский свяжется, ты его попроси, если бог тебя не примет.

Климент. Я обращусь к святейшему отцу.

Конгрессмен. И еще так сделай. У нас здесь есть люди старые, больные и прочие разные, которым давно пора на тот свет. Ведь на этом свете потоп, ты сам видишь, тут деваться некуда! Чего их задерживать! Отведи их туда! Рай там есть?

Климент. Есть, конечно.

Конгрессмен. Уведи их в рай, я тебе список дам, кого увести. И сам туда с ними. Понятно тебе?

Климент. Непонятно. Нет. Мне непонятно. Мне нельзя сейчас в рай, мне некогда, я здесь в командировке. Мне отчет надо сделать святейшему отцу.

Конгрессмен. В рай ему не хочется, а жить не евши хочется, — ишь ты гвак какой! Не веришь ты в бога! Ну, займи всех молитвой, чтоб я вас не слышал никого… Мне некогда! Гвак!

Секерва (Клименту). Молись, тебе говорят! И всем вообще молиться, делом заниматься, а не болтаться, не разлагаться: глядите, я вас вижу, Америка все учтет!

Климент (провозглашая). Элимпаториум!.. Опускается на колени в молитве. За ним опускаются на колени и молятся Сукегава, Этт, Абрагам и другие.

Конгрессмен. Полигнойс! Работайте на Америку! Вызывайте Вашингтон: я прошу прислать за нами миноносец! Конгрессмен и Полигнойс работают у радиоприемника.

Тевно. Ваше высочество, неужели этот дурак поумнел? Он вызывает корабль!

Герцогиня Винчестерская. От страха, мадам. От страха умнеют иногда, только на короткое время.

Брат (у костра). Лапшичка готова!

Черчилль. Давай, давай, брат Господень! Не остыла бы она, лапшичка!

Брат снимает с костра два котелка; один подает Черчиллю, другой оставляет себе; из одного котелка едят брат, Ева, Горг, Гамсун, к ним втискивается со своей ложкой и Секерва; Черчилль садится на землю несколько в отдалении от них и начинает есть один из своего котелка.

Этт (подползая на коленях, — он молится, — к котелку брата). А мне дадите ложечку? Я говорил, что будет война!

Брат (вытерев свою ложку концом своей бороды, ударяет ею Этта по лбу и отдает ему ложку). Ешь молча!