Том 6. Лимонарь
Шрифт:
Так минет двенадцать кротких лет царства царя Михаила, и в тринадцатый год повелением Божьим придет на землю Антихрист.
Он родится в Капернауме, первые годы проведет в Зипе, первую власть получит в Вифсаиде.
«Горе тебе, Капернаум, горе тебе, Зип, горе тебе, Хоразан, до облак вознесешься и падешь до ада!»
Он придет послужить к царю Михаилу: царь его знать будет, и он будет знать царя. И сделает его царь Михаил своим старшим слугою.
Несказанно прекрасный в золотой ризе, блещущей лучами, как солнце, будет он всеми любим и от всякого будет почет ему и желание, и никто не узнает,
И когда подойдут к концу дни и лета и времена царству царя Михаила, изменится слуга его первый, и начнет ходить по своей воле, знаменуя делом своим грядущее беспощадное царство. И точно взбесятся люди, канет чистота и правда, и вера в мир и снова сердце человеческое глухо замкнется. Будет царь Михаил совестить народ свой, остерегать, поминая гнев Божий, но совести не станет в людях, царя перестанут слушать, и не поймут простых его слов.
Так исполнятся тридцать лет, и придет последний день царства последнего царя. И в свой последний день соберет царь Михаил своих верных, взойдет с ними на гору Голгофу и, став там на месте крестном, начнет со слезами упрашивать верных до конца стоять крепко в вере, не поддаваться, не слушать врага, и, поминая грядущую кару и гнев Божий, возвестит им кончину света.
Обернувшись на восток солнца, начнет царь последнюю свою молитву и будет горячо молиться о всем мире, за всех людей, и будет горячо молиться кровавыми слезами, да смилуется Господь, утвердит и укрепит мир в правой вере, в единомыслии.
И, встав от молитвы, царь возденет трикраты руки свои горе, — и вот снидет к нему с неба крест Христов и станет перед ним.
Тогда снимет с себя царь корону и венец златой царский, и положит на крест, и, пав перед ним, трикраты поклонится и поцелует крест. И пойдет крест Христов с короной и с золотым царским венцом на небо к Богу.
И ужаснутся люди, видя, как пойдет крест Христов с короной и со златым царским венцом на небо к Богу.
Царь Михаил снова обратится к верным своим, до земли им поклонится и, со слезами совершив последнее прощение, обернется на восток солнца, трикраты поклонится и возденет руки свои к Богу, предавая дух свой в руки Божии.
И невидимая сила восхитит его от очей людских и вознесет туда, откуда по повелению Бога пришел он на землю.
Так кончится царство кроткого последнего царя, самодержца, царя всей подсолнечной.
О, как горько восплачутся верные, и, охватившись друг с другом, горько зарыдают:
— Горе нам! Горе! Было у нас полуденное солнце ясное, светило тридцать лет, и вот мрак и тоска. Горе! Горе! С чего начнем и как теперь жить?
От моря и до моря, пожаром охватывая землю, как молонья, станет беспощадная власть антихристова, и наступит третья беда, — горчайшее горе и последнее.
1914 г.
ЦАРСТВО АНГЕЛОВ{*}
Есть в Божьем мире пресветлый рай — пречистое царство ангелов.
Весь озарен светом Божиим стоит град избранных.
А страж его — великий ангел: как свет, одежда светлая и распростерты белые крылья, копье в руках.
Там с праведными сирины вкушают золотые яблоки, поют песни песневые, утешая святых угодников.
Там ни печали, ни воздыхания.
Там жизнь бесконечная.
Долог труден путь протягливый до рая пресветлого.
Много было великих подвижников, много спасалось смиренных отшельников и благочестивых пустынников, много было званных на пир в пресветлый рай, и не увидели они света Божьего, неизбранные, не дошли они до рубежного камня, где сторожит великий ангел: как свет, одежда светлая и распростерты белые крылья, копье в руках.
Кому же открыты врата райские?
И кто избранный из позванных?
Чистое сердце кипенное, творящее волю Божию, — от Бога избрано,
— сердце, в туге измаявшееся, — от Бога избрано,
— сердце раненое — от Бога избрано,
— сердце открытое к людской беде и горестям — от Бога избрано,
— сердце обрадованное, благословящее, — от Бога избрано,
— сердце униженное — от Бога избрано,
— сердце, от обиды изнывшее, — от Бога избрано,
— сердце, пламенное правды ради, — от Бога избрано,
— сердце, измучившееся о неправде нашей, — от Бога избрано,
— сердце кроткое — от Бога избрано,
— сердце, готовое принять и последний грех ради света Божьего, ради чистоты на сем жестоком свете на трудной земле — от Бога избрано,
— сердце великое Матери Света, восхотевшей с нами мыкаться, с нами горевать и мучиться, с нами, последними, с нами, обреченными, — вот сердце от Бога избранное, вот кому открыты врата райские.
1915 г.
НА ЗЕМЛЕ МИР{*}
I
Зорко старцу Амуну на его дикой недоступной скале.
Кто его видит? Кто его слышит?
Там, где когда-то гнездился пещерный орел, пещера старца.
А видит его только небо, только солнце, только звезды — пробежит ветер, шелестя горько, и другой, черный, что подымает беду, вестник напасти, шуршит, кукует и дальше — — и третий весенний, осыпая пещеру бело — алым цветом, как его брат белый, пороша снегом, поет безумные песни.
Да еще видят его дикие звери: по ночам приходят звери к пещере и старец их поит.
Зорко старцу Амуну и ясно.
Обрезано сердце его.
Его подвиг велик и труды неподъемны: под дождем и ветром, резче ветра и хлестче дождя его терновый бич.
Трижды в год опускает старец глаза в долину на те трубы и башни, на черепицу — на дымящийся, с синей адовой пастью в темные ночи, тесный город, что повис над морем.
И трижды в год осеняет старец крестом город и море.
Море плещется, размывает скалу.
И с гудом и гулом волн — звон долины.
На звон выходит старец из пещеры на молитву.
Небо над ним и звезды.
Никто не помнит, когда взошел он на гору и поселился в дикой пустыне.
Раз в году с дарами крестной тропой подымается старик священник приобщать старца. И в сумерках вечера, когда спускается старик назад в долину, видно с горы сияние чаши — белый небесный свет.
Зорко старцу Амуну и ясно.
Обрезано сердце его и уши отверсты.
*