Том 6. Лимонарь
Шрифт:
— Ступай—ка, товарищ, домой за лошадью, на телеге ее и повезем, а я покараулю. Да зайди, брат, к хозяйке к моей, хлебца кусочек привези, есть что-то хочется.
Пошел товарищ домой, приходит домой, да к жене:
— тут-то, жена, что нам Бог-то дал!
— Чего дал?
— Кучу казны превеликую: нам не прожить, да и детям-то будет и внучатам останется. Затопи—ка поживее печь, замеси лепешку на яде, на зелье. Надо: приятеля угощу.
Ну, баба смекнула, ждать себя не заставила: живо лепешка поспела на яде, на зелье. Завернула лепешку, положила ему в сумку. Запряг он лошадь и поехал.
А товарищ
«Вот как приедет, я его и хлопну — все деньги-то мои и будут! А дома скажу, что не видел его!»
Подъезжает к нему приятель, тут он прицелил, да и хлоп его, а сам к телеге, да прямо в сумку, проголодался очень, — лепешечки поел и тоже свалился.
А казна так и осталась никому.
ЗАЯЦ СЪЕЛ{*}
Хорош был для миру кузнец: в кузнице работал, за работу ни с кого не брал, кто что даст только. За своего пошел кузнец среди бедных людей, все его очень любили: узнали и чужестранные, стали ездить на праведного кузнеца посмотреть. И жил кузнец хорошо и спокойно, ни в чем нужды не знал и всем был доволен.
Вот и приходит к нему раз старичок какой-то. Это сам Никола Угодник пришел испытать его.
— Что, говорит, кузнец, как ты работаешь, за какую работу что берешь?
— Кто что даст.
— Какая это твоя работа! Пойдем со мной, я лекарь. И брать ничего не будем, а денег больших добьемся.
Подумал кузнец, подумал, чего же не пойти, коли такое дело: и миру польза и душе не обида. И согласился.
И они пошли.
А взяли они с собой в дорогу один кошель с хлебом, а хлеба там всего-то по такому кусочку. Старик ходко идет, и хоть бы что, а кузнец едва уж ноги тащит: и устал, и есть захотел. Наконец-то старичок вздумал сесть отдохнуть.
Тут кузнец за кошель, развязал кошель, вынул по кусочку. Старичок и к хлебу не притронулся, в кошель назад положил, встал себе, да в сторонку, за хворостом, хворост посбирать. А кузнец весь хлеб свой съел — есть еще больше хочется, съел и стариков хлеб, да, чтобы концы в воду, кошель и закинул, лег и заснул.
Будит старичок:
— Где, говорит, кошель?
— Не знаю.
— Где хлеб?
— Гляди, заяц съел!
Заяц, так заяц, ничего не поделаешь.
Смотрит старичок. И хочется кузнецу правду сказать, да как сказать: ведь всего этакий кусочек съел!
— Ну, ладно, — сказал старичок, — пора за дело. Пойдем к морю, за морем царь живет, у царя дочь больна, вылечим царевну.
И дошли они до моря, а лодок нет. Айда по морю. Кузнец едва поспевает. Середь моря зашли, стал старичок.
— Кузнец, ты съел мою долю?
— Нет! — и стал кузнец по колено в воде.
— Не ты?
— Нет.
Старичок посмотрел. А у кузнеца сердце упало: признаться б, да как признаешься: ведь всего этакий кусочек!
Ну, пойдем.
Вышли они на берег и сказались, что лекаря: нет ли больных где?
— У царя, — говорят, — три года царевна хворает, никто не мог вылечить.
Донесли царю. И сейчас же царь пришлых лекарей призвал.
— Можете вылечить дочь?
— Можем, — сказал старичок, — отведи нам особу комнату на ночь, да из трех колодцев принеси
по ведру воды. Наутро за одну ночь здрава будет.Отвел им царь комнату, сам и воды принес. И остались они с хворой царевной.
Старичок разрезал ее на четверо, разложил куски, перемыл водой, и опять сложил, водой спрыснул, — царевна здрава стала.
Кузнец глядит, глазами не верит.
Наутро стучит царь с царицей.
— Живы ли?
— Живы.
— Ну, слава Богу.
Взял царь лекарей в свою главную палату, угостил их и открыл перед ними сундуки с казной: один сундук с медью, другой с серебром, третий с золотом — бери, сколько хочешь!
— Что, — спрашивает старичок кузнеца, — доволен деньгами?
— Доволен, — говорит, — доволен.
— И я доволен.
Попрощались с царем и пошли из дворца, понесли казну большую.
— Пойдем, — сказал старичок, — теперь к купцу, купцова дочка хворает, вылечим ее, еще больше денег дадут.
А купец уж идет, кланяется.
— Вылечите, дочь больна!
— Вылечим, — сказал старичок, — отведи нам особу комнату на ночь, из трех колодцев принеси по ведру воды. Наутро за ночь здрава будет.
Натаскал купец воды, привел дочь, оставил с ними.
Старичок говорит кузнецу:
— Видел, как я делал?
— Видел.
— Ну, делай, как я.
Кузнец разрезал купцову дочь, а сложить не может. И до рассвета бился, ничего не выходит. Старичок видит, кузнецово дело плохо, взял, сложил куски, водой спрыснул — стала купцова дочка здрава.
Стучит отец.
— Живы ли?
— Живы.
— Ну, слава Богу.
И угостил их купец и денег дал. Старичок за деньги не брался, а брал кузнец и напихал полную пазуху бумажек, фунтов десять.
— Довольны?
— Довольны, хозяин.
Простились с купцом и пошли к Волге в кузнецово село.
Старичок и говорит:
— Давай, кузнец, деньги делить. Я от тебя уйду, а ты домой ступай.
И начал кузнец раскладывать казну на две кучки — тому кучка и другому кучка. Сам раскладывает, а самому так глаза и жжет, вот подвернется рука и себе переложит.
— Что, кузнец, разделил?
— Разделил.
— Поровну?
— Поровну.
— Ты у меня не украл ли?
— Нет.
— Бери себе все деньги, только скажи мне: это ты тогда съел кусочек или заяц?
— Я не ел твой кусочек! — и стал кузнец по колена в земле.
— Скажи, не ты ли? Деньги мне не надо, все твое.
— Нет! — и стал кузнец в земле по шейку.
— Когда ты неправду говоришь, так провались ты в преисподнюю от меня!
Кузнец и провалился, и деньги за ним пошли.
СМЕТАНА{*}
Поп Никанор только и гадал с попадьей, как бы дочь повыгоднее устроить, выбрать себе поладнее зятя, место ему передать и самим жить на покое.
Ездили в дом к попу женихи, и ни один не был по сердцу. Один был поповой дочке мил — попов работник.
И, узнай о том поп, проклял бы дочь, да и мать не больно потакнула бы.
Тайно от отца, от матери они о своем гадали, как им в любви своей жизнь устроить.
Попова дочка работника всякий день сметаной прикармливала. Принесет ему в его каморку, поластится, пока тот ест, и пойдет опять к себе.