Том 7 (доп). Это было
Шрифт:
Донял.
– Ладно, – говорит, – допью, и поедем. Только, чур, вместе, мне с тобой веселей.
Подумал-подумал – надо! Смываться время, а тут – в самое пекло, к ним. Допил, поехали.
У него казенный извозчик был. Приезжаем в гостиницу, где Антипкин квартировал, – выехал в неизвестном направлении! Туда, сюда, – нет, на линию отъехал! Пропускают, но уж не интересуются, крылья чистят. Учу его поумней как объясняться. Развития в нем мало, одно долдонит: невинных иду спасать! Ходит дерзко, кулаками машет:
– Ужасная
Чуть винтовкой дорогу загородят, – пальцем отшвыривает. Все его знают, фамилия выдающая. Узнали: на третьих путях стоит поезд командарма, и те трое там, в товарном вагоне; нить найдена, вот-вот всю организацию накроют, а пока следствие, из центра важный руководитель. Хожу за ним бодро, а ноги… – будто по змеям ходишь! Махнули на вокзал. Один подлетел – назад!.. Куды-Прё ка-ак рыкнет:
– Ка-ак так, назад?!. Читай, товарищ!.. Прочитал, – винтом:
– Пожалуйста, товарищ Куды-Прё… только товарищ Лаката минут десять как отбыла в Москву…
А это был пропуск, личная ее карточка.
– Еду! Важное имею к командарму… мой секлетарь! Как в рыло плюнул. Прошли, а там у каждого столба стража. Все его знают, кричат – смеются:
– А, товарищ… Куды прё-о?!
Чуть что – бумагу к носу, а в ней: «Во всякое время дня и ночи, для личного доклада»! «Докладывали» они с Антипкиным. Я руки потираю, – в два счета освободим, а завтра Пасху петь будем.
– Не застану – по прямому проводу добьюсь! – кипит Куды-Прё, решительности набрался.
Хожу смело, у товарищей прикурить прошу, «данке зер» говорю, – больше доверия. Вышли на третий путь. Поезда под парами, со всяким добром, – кресла бархатные, сундуки, – трофеи эвакуируют. Из вагонов головы суются, хоть и зима, такой оживленный разговор… Дураки на фронте бараньими головами рай себе добывают, орудия близко бухают и пулеметы шьют, – а тут сахаром да мукой орудуют, грабельмейстеры на отлете.
– Поезд мне товарища командарма?! – орет Куды-Прё, бумагу к носу.
Солдатишки мотают – вон! Поезд легкий, и при нем два товарных вагона было. Подходим к одному. Двое, с винтовками, семечки лущат. Зубы заиграли:
– А, товарищ Куды-Прёшь! с нами?
– Натурально с вами, с чертями! Чего у вас тут, какие бралиянты?..
– Концанеры, офицерьё. Ночью с кульерским им.
А те слышат. Куды-Прё понял и говорит, чтобы духу им придать:
– За ними и пришел. В два счета выхвачу… приятели мои! Язык-то у него уж мокрый.
– Навряд отпустят, решенные. Некогда тут возиться с ними, в пути им пересадка будет.
– Навряд?! Раз чего захочу – горы повалятся!
А тут дрезина груженая стояла, пудов на тридцать. Лапой за передок и поднял!
– Налево аль направо… ну?!.
И напугал, и обрадовал. А там главного кого-то имущество было, мешочки с сахаром. А из вагона подкашливают: спасите!
– В минт ослобожу, раз плюнуть! Эх, – говорит, – ца-цынька моя отлетела, а то бы все замки посыпались! Я на ее прием
знаю!Прямо, – таким герольдом! Прет к вагону, где провода, как пауки в окошке. Часового повернул, как папироску…
– Узнаёшь, товарищ?.. – и слово загнул – знак восклицательный! – Как так – не приказано?! А я слово знаю!..
На ухо и шепнул. А это она ему секретный пропуск доверила. Только для особ первого ранга такой у них знак имелся: пропустят в самую экстренную минуту.
– Понимаю, и можете сажаться, а сюда нельзя. Товарищ командарм на позициях, а тут помзамком!
– А-а, подзамком? Его-то мне и надо! Я ему, коту, головомойку сейчас устрою!
Тот и рот разинул.
– Продул ему, собаке, пять тыщ в железку, пусть теперь живым товаром уплатит!
А солдатишка все упирается:
– Под страхом расстрела не могу, самолично товарищ помзамком наказали!
– У Сашки да позволения мне просить?!. – в раж вошел, глаза кровью налились. – Да я вас обоих с помзамком расстреляю! В Москву ей сейчас ахну, она!..
За кинжал хватается, напирает…
– Тут жизнь зависит!., чрезвычайная важность, под расстрел!..
Напором покорил. Шипит-шепчет, словно тайну какую знает.
– Проходите, коли так…
Шасть Куды-Прё на подножку, я за ним. А там звонки трещат, телефоны пищат… Идем, как первые комиссары, а в ногах ртуть, – унесло бы куда подальше! В пасть влезли в самую. А Куды толкается, кто навстречу… Знают его, поглядывают странно, а он все на ухо, морду крючит:
– Важное дело, к докладу… вопрос жизни!..
Плетет-хитрит, и глупо у него выходит. Человека четыре курили в первой половине, насторожились. Да раз часовые пропустили, значит, – особый пропуск имеется. А тот чисто подзатыльниками швыряет:
– Где у вас подзамком? Запрятали, чисто золото какое!
Знакомого матроса облапил, шепчет:
– В Америку с ней, с!.. Полны чемоданы бралиянтов!.. Как рыба в воде, а язык по зубам цепляется. В половине вагона стенка, а за ней оперативный кабинет. К дверям!
– Гляди, – говорит, – Васюка, что я с Сашкой сейчас устрою!..
И всей пятерней в дверь – ляп!..
Ляпнул настежь, – электричеством так и полыхнуло! Карты на стенах, провода-телефоны, стол под красным сукном, по стене китайцы или какие-то азиаты, как мумии… – в момент мелькнуло. А за столом, с телефонной трубкой, в черной коже… черт!!. Ну, бес или там чертенок… – только не человек!!
Искрой как вскочит, визгнет!.. Мать ты моя-а!.. В ушах вот сейчас стоит. Маленький, жигулястый, на шильце жильца, – скок! Трубкой об стол, – в куски!.. За наган! Глаза шариками, толстые губы в трубку, и такой страх в глазах… – нож вот словно ему воткнули! Усики – на губе две мухи, весь туго-натуго, – вот взорвется! Лицо гороховое, щеки в синьке, кожа на нем блестит… И так он заверещал…
Не приказано никого, и вдруг – махина, под потолок, да в папахе, да с кинжалом, и газыри – кубанец! Да с глоткой: