Том 7. Стихотворения, очерки 1925-1926

* * *

В Чемберлене тоже не заметно лени (будем вежливы при их высоком сане), но не встанет разве облик Чемберлений над погромом, раздраконенным в Вансяне? Пушки загремели, с канонерок грянув. Пристань трупами полна. Рядом с этим 40 ленинградских хулиганов — уголовная бездарная шпана.

* * *

А на Маньчжурии, за линией идущей сквозь Китай дороги, Сидит Чжан Цзо-лин со своей Чжан Цзо-линией, на стол положивши ноги. Маршал! А у маршалов масштабы крупные, и какой ему, скажите, риск… Маршал расшибает двери клубные, окна школьные разносит вдрызг. Здешняя окраинная рвань и вонь, на поклон к учителю идите, пожимай же чжанцзолинову ладонь, мелкий клубный хулиган-вредитель!

* * *

Конечно, должны войти и паны в опись этой шпаны. Десяток банд коренится в лесах на польской границе.

* * *

Не время ль кончать с буржуями спор? Не время ль их причесать? Поставьте такие дела на разбор в 24 часа! Пора на очередь поставить вопрос о делах мандаринства и панства. Рабочие мира, прекратите рост международного хулиганства!

[ 1926]

Разговор на одесском рейде десантных судов: «Советский Дагестан» и «Красная Абхазия» *

Перья-облака, закат расканарейте! Опускайся, южной ночи гнет! Пара пароходов говорит на рейде: то один моргнет, а то другой моргнет. Что сигналят? Напрягаю я морщины лба. Красный раз… угаснет, и зеленый… Может быть, любовная мольба. Может быть, ревнует разозленный. Может, просит: — «Красная Абхазия»! Говорит «Советский Дагестан». Я устал, один по морю лазая, подойди сюда и рядом стань. — Но в ответ коварная она: — Как-нибудь один живи и грейся. Я теперь по мачты влюблена в серый «Коминтерн», трехтрубный крейсер. — — Все вы, бабы, трясогузки и канальи… Что ей крейсер, дылда и пачкун? — Поскулил и снова засигналил: — Кто-нибудь, пришлите табачку!.. Скучно здесь, нехорошо и мокро. Здесь от скуки отсыреет и броня… — Дремлет мир, на Черноморский округ синь-слезищу морем оброня.

[ 1926]

Лев Толстой и Ваня Дылдин *

Подмастерье Ваня Дылдин был собою очень виден. Рост (длинней моих стишков!) — сажень без пяти вершков. Силища! За ножку взяв, поднял раз железный шкаф. Только зря у парня сила: глупый парень да бузила. Выйдет, выпив всю пивную, — переулок врассыпную! Псы и кошки скачут прытки, скачут люди за калитки. Ходит весел и вихраст, что ни слово — «в морду хряст». Не сказать о нем двояко. Общий толк один: — Вояка!

* * *

Шла дорога милого через Драгомилово. На стене — бумажный лист. Огорчился скандалист. Клок бумаги, а на ней велено: — Призвать парней! — «Меж штыков острых Наш Союз — остров. Чтоб сломить врагов окружие, надобно владеть оружием. Каждому, как клюква, ясно: нечего баклуши бить, надо в нашей, надо в Красной, надо в армии служить». С огорченья — парень скис. Ноги врозь, и морда вниз.

* * *

Парень думал: — Как пойду, мол? — Пил, сопел и снова думал, подложив под щеку руку. Наконец удумал штуку. С постной миной резвой рысью мчится Дылдин на комиссию. Говорит, учтиво стоя: Убежденьями — Толстой я. Мне война — что нож козлу. Я — непротивленец злу. По слабости по свойской я кровь не в силах вынести. Прошу меня от воинской освободить повинности.

* * *

Этаким непротивленцам я б под спину дал коленцем.

* * *

Жива, как и раньше, тревожная весть: — Нет фронтов, но опасность есть! Там, за китайской линией, грозится Чжанцзолиния, и пан Пилсудский в шпорах просушивает порох. А Лондон — чемберленится, кулак вздымать не ленится. Лозунг наш ряду годов: — Рабочий, крестьянин, будь готов! Будь горд, будь рад стать красноармейцам в ряд.

[ 1926]

Мечта поэта *

Поэзия любит в мистику облекаться, говорить о вещах едва касаемо. Я ж открыто агитирую за покупку облигаций государственного выигрышного займа. Обсудим трезво, выгодно ль это? Предположим, выиграл я: во всех журналах — мои портреты. Я и моя семья. Это ж не шутки — стать знаменитостью в какие-то сутки. Широкая известность на много лет. За что? Всего — за четвертной билет. Всей облигации цена сторублевка, но до чего ж Наркомфин придумал ловко! Нету ста — не скули и не ной, четверть облигации бери за четвертной. Четвертной не сбережете — карманы жжет. Кто без облигации четвертной сбережет? Приходится считать восторженно и пылко, что облигация каждому — лучшая копилка. И так в копилку хитро положено, что проиграть нельзя, а выиграть — можно. Разве сравнишь с игрою с этакой продувную железку с бандитской рулеткой! А не выиграю — тоже не впаду в раж. через 3 месяца — новый тираж. А выигрышей! Не вычерпаешь — хоть ведрами лей. Больше 30 000 000 рублей! Сто тысяч выиграю (верю счастью!) — и марш в банк за своею частью. И мне отслюнявливают с правого кончика две с половиной тысячи червончиков. Сейчас же, почти не отходя от кассы, вещей приобретаю груды и массы! Тут же покупается (нужно или не нужно) шуба и меховых воротничков дюжина. Сапог понакуплю — невиданный сон! На любой размер и любой фасон! За покупками по Москве по всей разъезжусь, весь день не вылазя из таксей. Оборудую мастерскую высокого качества для производства самого лучшего стихачества. Жилплощадь куплю и заживу на ней один! на все на двадцать саженей! И вдруг звонок: приходит некто. — Пожалте бриться, я — фининспектор! — А я ему: — Простите, гражданинчик, прошу со мной выражаться иначе. Уйдите, свои портфели забрав, выигрыш облагать не имеете прав! — И выиграй я хотя с миллион, от меня фининспектор уйдет посрамлен. Выигрыш — другим делам не чета. Вот это поэты и называют: мечта! Словом, в мистику нечего облекаться. Это — каждого вплотную касаемо. Пойдем и просто купим облигации государственного выигрышного займа.

[ 1926]

Праздник урожая *

Раньше праздновался разный Кирилл да Мефодий. Питье, фонарное освещение рыл и прочее в этом роде. И сейчас еще село самогоном весело. На Союзе великане тень фигуры хулиганьей. Но мы по дням и по ночам работаем, тьме угрожая. Одно из наших больших начал — «Праздник урожая». Праздников много, — но отродясь ни в России, ни около не было, чтоб люди трубили, гордясь, что рожь уродилась и свекла. Республика многим бельмо в глазу, и многим охота сломать ее. Нас штык от врагов защищает в грозу, а в мирный день — дипломатия. Но нет у нас довода более веского, чем амбар, ломящийся от хлебных груд. Нету дела почетней деревенского, почетнее, чем крестьянский труд. Каждый корабль пшеничных зерен — это слеза у буржуев во взоре. Каждый лишний вагон репы — это смычке новые скрепы. Взрастишь кукурузу в засушливой зоне — и можешь мечтать о новом фордзоне. Чем больше будет хлебов ржаных, тем больше ситцев у моей жены. Еще завелась племенная свинья, и в школу рубль покатился, звеня. На литр увеличь молоко коров, и новый ребенок в Союзе здоров. Чем наливней и полнее колос, тем громче будет советский голос. Крепись этот праздник из года в год, выставляй — похвалиться рад — лучшую рожь, лучший скот и радужнейший виноград. Лейся по селам из области в область слов горящая лава: урожай — сила, урожай — доблесть, урожай увеличившим слава!

[ 1926]

Искусственные люди *

Этими — и добрыми, и кобры лютей — Союз до краев загружён. Кто делает этих искусственных людей? Какой нагружённый Гужон? Чтоб долго не размусоливать этой темы (ни зол, ни рад), объективно опишу человека — системы «бюрократ». Сверху — лысина, пятки — низом, — организм, как организм. Но внутри вместо голоса — аппарат для рожений некоторых выражений. Разлад в предприятии — грохочет адом, буза и крик. А этот, как сова, два словца изрыгает: — Надо согласовать! — Учрежденья объяты ленью. Заменили дело канителью длинною, А этот отвечает любому заявлению: — Ничего, выравниваем линию. — Надо геройство, надо умение, чтоб выплыть из канцелярщины вязкой, а этот жмет плечьми в недоумении: — Неувязка! — Из зава трестом прямо в воры лезет пройдоха и выжига, а этот изрекает со спокойствием рыб: — Продвижка! — Разлазится все, аппарат — вразброд, а этот, куря и позевывая, с достоинством мямлит во весь свой рот: — Использовываем. — Тут надо видеть вражьи войска, надо руководить прицелом, — а этот про все твердит свысока: — В общем и целом. —