Том 8. Дживс и Вустер

— Его покалечили, сэр?

— Хуже, Дживс. В этой игре он был звездой. Думаю, сейчас во всех деревенских пивнушках поднимают в честь него тосты. Он так великолепно играл, так блестяще дрался с соперниками, что, по-моему, девица не сможет остаться равнодушной. Уверен, когда они встретятся, она воскликнет: «О мой герой!» — и бросится этому балбесу на шею.

— Вы так считаете, сэр?

Мне совсем не понравилось, как Дживс это сказал. Слишком спокойно. Без всякого выражения. Я ожидал, что он сильно огорчится, то есть у него, например, чуть дрогнет левая бровь, а он как каменный. Я собрался было отчитать Дживса за такую бесчувственность, но тут дверь отворилась, и в комнату, тяжело хромая, ввалился Таппи.

Поверх футбольной формы на нем было накинуто широкое длинное пальто. Признаться, я немного удивился, по-моему, Таппи сначала следовало прямиком отправиться в ванную, а потом уже наносить визиты. Он жадно уставился на мой стакан.

— Виски? — хрипло сказал он.

— С содовой.

— Дживс, принесите и мне стакан, — сказал Таппи. — Большой.

— Хорошо, сэр.

Таппи побрел к окну и стал смотреть, как сгущаются сумерки. И тут я понял, что ему худо. Если с вами что-то неладно, это всегда видно по вашей спине. Она у вас сгорблена, согбенна под тяжестью печалей и разочарований.

— Старина, что с тобой? — спросил я.

Таппи горестно усмехнулся.

— Ах, право, ничего особенного, — сказал он. — Просто моя вера в женщин умерла, вот и все.

— Умерла?

— Окончательно. Можешь быть уверен, Берти. Они для меня больше не существуют. Отныне и навсегда. Все они ничтожества.

— А эта твоя, как бишь ее, Доглишь, что ли, тоже?

— Ее имя Далглиш, — сухо сказал Таппи, — если, конечно, тебя интересует. И позволь довести до твоего сведения, что она — хуже всех остальных.

— Что ты говоришь?!

Таппи отвернулся от окна. Даже под коркой грязи было видно, как побледнело и осунулось у него лицо.

— Берти, ты знаешь, что произошло?

— Что?

— Она не пришла.

— Куда?

— Вот осел! На стадион, конечно!

— Не пришла на стадион?

— Не пришла.

— В смысле, ее не было среди этого скопища одержимых?

— Ну, разумеется. Или ты думаешь, я ожидал увидеть ее среди игроков?

— Но я считал, что ты все это затеял для…

— Я тоже так считал. Боже мой! — сказал Таппи и снова горько рассмеялся. — Я для нее готов был расстаться с жизнью. Ради нее я допустил, чтобы толпа головорезов и маньяков пинала меня под ребра и шваркала бутсами мне по физиономии. И вот, когда я претерпел такие мучения, которым предпочел бы смерть, и все только для того, чтобы доставить ей удовольствие, я узнаю, что она не потрудилась прийти на стадион. Ей кто-то телефонировал из Лондона, что отыскал для нее ирландского спаниеля. Она тут же вскочила в свой автомобиль и умчалась в Лондон, а я остался в дураках. Мы с ней только что виделись возле ее дома, и она мне все рассказала. Больше всего она досадует на то, что съездила в Лондон впустую. Ей, видишь ли, подсунули самого заурядного английского спаниеля. Подумать только! И я воображал, что люблю эту особу. Хорошая же из нее подруга жизни! «Когда же боль моя и муки непомерны, являешься ты мне, как ангел милосердный…» — вот уж это не про нее. Если тебя поразит смертельный недуг, разве подобная девица станет поправлять тебе подушку и подносить стакан воды? И не мечтай. Она помчится покупать какую-нибудь сибирскую гончую бельдюгу. Все, с женщинами покончено. [89]

89

…как ангел милосердный… — В. Скотт, поэма «Мармион», песнь VI.

Я понял, что настала минута вытащить на свет Божий побитую молью добрую старую любовь.

— Моя кузина Анджела совсем не дурна, — сказал я тоном умудренного жизнью старшего брата. — Если честно, она вполне достойная девица. Я надеялся, что вы с ней… И знаю, тетя Далия тоже надеялась.

Таппи презрительно усмехнулся, от чего короста у него на лице пошла трещинами.

— Анджела! — рявкнул он. — Не напоминай мне о ней. Если хочешь знать, твоя Анджела — это «тряпки, кость и пучок волос» [90] и вдобавок Божья кара, какую во всей Англии не сыщешь. Она меня выставила. Да-да, выставила. Только за то, что я посмел чистосердечно высказаться насчет кошмарной кастрюли, которую она имела глупость выдавать за шляпку. Она в ней была вылитый китайский мопс, и я ей сказал, что она похожа на мопса. Думал, она придет в восторг от моей искренности, а она выставила меня вон. Тьфу!

90

…тряпки, кость и пучок волос. — Цитата из стихотворения Р. Киплинга «Вампир» (1897) в переводе К. Симонова.

— Неужели выставила?

— Как миленького, — сказал Таппи. — В четыре часа шестнадцать минут пополудни, во вторник, семнадцатого.

— Кстати, старик, — сказал я. — Я нашел телеграмму.

— Какую телеграмму?

— О которой я тебе говорил.

— А, ты о той телеграмме?

— Ну да.

— Ладно, давай сюда эту чертову телеграмму.

Я протянул ему листок и стал внимательно за ним наблюдать. Внезапно лицо его выразило крайнее замешательство. Я понял, что он потрясен. Потрясен до глубины души.

— Что-то важное? — спросил я.

— Берти, — начал Таппи голосом, дрожащим от волнения, — забудь все, что я говорил о твоей кузине Анджеле. Вычеркни из памяти. Выброси из головы. Считай, что я тебе ничего не говорил. Берти, Анджела — само совершенство. Ангел в человеческом облике, торжественно тебе заявляю. Берти, я должен вернуться в Лондон. Анджела больна.

— Больна?

— Высокая температура, бред. Телеграмма от твоей тетушки. Она хочет, чтобы я немедленно вернулся. Можно я возьму твой автомобиль?

— Конечно.

— Спасибо, — бросил Таппи и умчался.

Не прошло и минуты, как в комнату вошел Дживс, держа в руках поднос с тонизирующей жидкостью.

— Дживс, мистер Глоссоп уехал.

— Вот как, сэр?

— В Лондон.

— Да, сэр?

— На моем автомобиле. Чтобы навестить кузину Анджелу. В небесах снова сияет солнце, Дживс.

— Чрезвычайно отрадная новость, сэр.

Я бросил на него многозначительный взгляд.

— Послушайте, Дживс, это вы телефонировали мисс Как-ее-там, что якобы нашли для нее ирландского спаниеля?

— Да, сэр.

— Я так и думал.

— Да, сэр?

— Да, Дживс. Едва мистер Глоссоп сказал мне, что этой собакоманке, — чтобы ей пусто было! — телефонировали по поводу ирландского спаниеля, я сразу все понял. Узнал вашу руку, Дживс. Вы для меня — открытая книга. Признайтесь, ведь вы были уверены, что малахольная девица тут же рванет в Лондон?

— Да, сэр.

— И вы предвидели, как себя поведет Таппи. Его дама сердца не является на матч! Такого не потерпит ни один рыцарь.

— Да, сэр.

— Однако, Дживс.

— Сэр?

— Тут есть одна загвоздка. Что скажет мистер Глоссоп, когда увидит кузину Анджелу, живую и здоровую?

— Эта сторона дела не ускользнула от моего внимания, сэр. Я взял на себя смелость телефонировать миссис Траверс и все ей объяснить. Миссис Траверс должным образом подготовится к приезду мистера Глоссопа.

— Дживс, — сказал я, — вы ничего не упустили из виду.

— Благодарю вас, сэр. Поскольку мистер Глоссоп отбыл, не пожелаете ли вы осушить этот стакан виски с содовой?

Я покачал головой.

— Нет, Дживс, только один человек этого достоин. Я говорю о вас. Вы честно заслужили глоток бодрящего напитка. Осушите стакан и шваркните им об пол на счастье.

— Очень вам благодарен, сэр.

— Ваше здоровье, Дживс!

— Ваше здоровье, сэр, если позволите.

Рассказы

КОМАНДУЕТ ПАРАДОМ ДЖИВС

Перевод И. Бернштейн.

Да, так насчет Дживса — знаете его? Мой камердинер. Многие считают, что я чересчур на него полагаюсь, тетя Агата — та даже вообще называет его «твоя няня». А по-моему, ну и что? Если он гений. Если он от воротничка до макушки на голову выше всех. Через неделю после того, как он ко мне поступил, я полностью передоверил ему ведение всех моих дел. Это было лет пять назад, тогда у меня как раз произошла довольно удивительная история с Флоренс Крэй, рукописью дяди Уиллоуби и бойскаутом Эдвином.