Том 8. Проза, незавершенное 1841-1856

Однако, критикуя Бранта, Некрасов вместе с тем воспользовался несколькими эпизодами из «Жизни как она есть» в части второй своего романа.

О Сенковском в главе II части второй читаем: «Один, высуня язык и надев шутовской колпак, кривлялся пред публикою скоморохом…»(с. 156; курсив наш, — Ред.).В романе Бранта содержится выпад против Сенковского почти в тех же выражениях: «…она <публика> <…> заклеймила его прозвищем уличного шута,каким прозвищем он, впрочем, гордится, по-видимому <…> он лезет из кожи <…> ломается, кривляется, высовывает язык,пляшет и скачет, марает лицо свое, и без того некрасивое, сажею, углем <…> рядится в самые уродливые маскерадные костюмы, надевает колпак с бубенчикамии всякими погремушками, строит гримасы, кувыркается, ходит на голове — всё это, разумеется, шутовским пером своим» (Брант Л.Жизнь как она есть. СПб., 1843, с. 115–116). [24]

24

Здесь и далее все курсивы в цитатах из произведения Л. В. Бранта принадлежат нам (Ред.).

Угроза «почтеннейшего» — «…сильные меры приму…» (с. 179), упомянута в романе Бранта как предлагаемая полицейская форма борьбы против передовой журналистики, главным образом против «Отечественных записок», «проповедующих нелепые теории и вредные воззрения». «Ограничить злоупотребления периодических изданий и повести их по пути истинному, — пишет Брант, — дело очень возможное: следует только <…> взяться за него твердою рукою <…> принять сильные меры,привесив некоторого рода нравственные гири к головам людей неблагонамеренных» (Брант Л.Жизнь как она есть, с. 127–129).

Возможно, название водевиля «Закулисные журнальные тайны», обещанного Тростниковым для «бенефиса актера, отличавшеюся необыкновенной любезностью» (с. 174), также навеяно пасквилем Бранта. В романе Бранта находим близкую по смыслу и стилю фразу, относящуюся к герцогине, на вечере у которой собираются журналисты: «…она знала все закулисные литературные сплетни, все тайные пружины печатных действий журналистов» (Брант Л.Жизнь как она есть, с. 114).

Не случайно Тростников опасается, что, если он откажется написать такого рода водевиль, «одна из жалких и смешных ролей», которые он «назначал своим врагам», придется на его долю. Здесь содержится намек на известный современникам факт: в романе Бранта Некрасов был выведен в образе сотрудника «энциклопедического журнала» («Отечественных записок») с «умишком полуобразованным, вертящимся около того,чего сам порядочно не понимает» (Брант Л.Жизнь как она есть, с. 117). Выражение «около того» обыгрывалось в водевиле Некрасова «Шила в мешке не утаишь — девушки под замком не удержишь» (1841) (см.: наст. изд., т. VI, с. 217–250), по поводу которого рецензент «Отечественных записок» заметил, что автор «часто прибегает к пустым эффектам, основанным на беспрестанно, кстати и некстати, повторяемой бриллинантщиком поговорке „около того“» (ОЗ, 1841, № 6, «Театральная летопись», с. 120).

Однако свободное владение злободневным литературным материалом отнюдь не исключало самостоятельных жизненных наблюдений писателя, глубоко понимавшего суть общественно-литературной полемики 1840-х гг. Меткие художественные обобщения в раскрытии темы петербургской литературной жизни несомненно связаны с личными впечатлениями Некрасова от знакомства как с крупными литературными деятелями (Белинский, Герцен), так и с петербургскими журналистами второго и третьего ряда, именуемыми И. И. Панаевым «литературной тлей». И. В. Павлов, студент Московского университета, в 1840-е гг. близкий с Т. Н. Грановским, Герценом, писал о Некрасове в период его приезда в Москву и в Соколово к Герцену летом 1845 г.: «… переселился к нам на квартиру Некрасов. Он чудный малый! <…> Я с ним очень сошелся. Он каждый вечер является навеселе и рассказывает Тьму забавнейших анекдотов о петербургской литературе» (см. недатированное письмо И. В. Павлова к А. И. Малышеву — ГБЛ, ф. 135, карт. 60, ед. хр. 66, л. 3).

Не меньшее место в романе уделено теме народа, характерной для литературы «натуральной школы» и ставшей вскоре центральной для всего поэтического творчества Некрасова. Судя по многим сюжетно законченным главам («О петербургских углах и о почтенных постояльцах, которые в них помещаются», «История Параши» и др.) и в особенности по последней, незавершенной части, Некрасов предполагал развить ее основательно. Как подступы к ее решению можно рассматривать отдельные зарисовки характерных типов (обитатели «петербургских углов», посетители трактира, рыжий печник и др.). Часть третья содержит ряд эпизодов посвященных изображению крестьян, которые приехали на заработки в Петербург. В одном из них рассказывается о знакомстве Тростникова с крестьянской девушкой Агашей (по существу этот сюжет представляет собой «историю Агаши»). Особое внимание Некрасов придавал рассказу о встрече Агаши с ее братом извозчиком Ванюхой. Именно этот отрывок готовился для публикации под названием «Похождения Тростникова». Последняя часть, несмотря на ее фрагментарность и незавершенность, представляется в известной мере итоговой: в ней отчетливо прослеживаются демократические симпатии Некрасова, устойчивый интерес к теме городской бедноты, с которой ассоциировалась в сознании молодого писателя проблема судеб народа. Не случайно одновременно с работой над романом в 1845–1847 гг. Некрасов создает ряд выдающихся произведений: «В дороге», «Родина», «Огородник» и др., высоко оцененных Белинским не только за их художественную зрелость, но и за антикрепостническую направленность. Именно в последней части намечаются эстетические принципы осмысления проблемы народа, основанные на социальном противопоставлении «несчастливцев, которым нет места даже на чердаках и подвалах», «счастливцам, которым тесны целые домы» (с. 250). Эти принципы изображения народной жизни легли в основу издания «Стихотворений» (1856) Некрасова и всего его поэтического творчества.

Отдельные эпизоды части третьей (знакомство Тростникова с историей Агаши, перекликающейся с аналогичным сюжетом («История Параши») в «Похождениях русского Жилблаза») позволяют сделать вывод о том, что в процессе работы над романом Некрасова занимал вопрос взаимоотношений народа и сочувствующего ему литератора-разночинца.

Идейной и тематической насыщенностью «Жизни и похождений Тихона Тростникова» объясняется место романа в творчестве Некрасова. Произведение это вобрало в себя множество мотивов, проблем и образов, полно раскрывшихся затем в поэзии зрелого художника. Так, тема социальных контрастов Петербурга, впервые поставленная в романе, пройдет через всю поэзию Некрасова, найдя отражение в стихотворном фельетоне «Говорун» (1843–1845), в поэме «Несчастные» (1856), в циклах стихотворений «На улице» (1850) и «О погоде» (1858–1865). Может быть отмечено сходство сюжета стихотворения «Вино» (1848) с историей Кирьяныча в части первой романа. «Петербургские танцклассы» будут упомянуты в стихотворениях «Новости» (1845) и «Прекрасная партия» (1852), в романе «Три страны света» (1848–1849). В том же духе, что и в романе, дается характеристика литературной и театральной жизни в «Трех странах света» и «Мертвом озере» (1851).

Многие строки романа, в том числе сохранившиеся в вариантах и набросках, почти дословно повторяются в поэтическом наследии писателя. Например, строка «Отцветешь, не успевши расцвесть» из стихотворения «Тройка» (1846) полностью соотносится с одним из черновых вариантов романа (см.: Другие редакции и варианты, с. 527). Диалог на Невском проспекте в главе VIII «Похождений русского Жилблаза» («Куда вы идете? ~ Ну так, может быть, вы лучше любите ездить?» — с. 219–220) совпадает со следующими строками из стихотворения «Говорун»: «Куда идти изволите, Куда вы, ангел мой? Что пальцы вы мозолите, Поедемте со мной!» (наст. изд., т. I, с. 471). Строки из части третьей «Жизни и похождений Тихона Тростникова»: «…хозяин дома с проклятиями заказывает три небольшие гробика…» (с. 251) — повторяются в стихотворении «Еду ли ночью по улице темной…» (1847).

Судя по длительной работе, обилию вариантов и поправок в рукописи, писатель дорожил своим замыслом. О том, почему роман о Тихоне Тростникове не был в свое время завершен и не появился в печати, можно судить предположительно.

По мнению В. Е. Евгеньева-Максимова и других исследователей, это объясняется прежде всего цензурными причинами (см.: Евгеньев-Максимов, т. I, с. 410; Некр. сб., вып. III, с. 37). Однако текст романа не дает оснований считать такое объяснение единственным, тем более что отрывок из романа, вызвавший серьезные цензурные затруднения («Петербургские углы»), был все-таки опубликован. Возможно, Некрасов отказался от завершения романа потому, что избранная им форма авантюрно-приключенческого романа жильблазовского типа к концу 1840-х гг., когда уже вышли в свет «Обыкновенная история» Гончарова, «Кто виноват?» Герцена, «Бедные люди» Достоевского, «Запутанное дело» Щедрина, явно устаревала (см.: Вердеревская Н. А.Становление типа разночинца в русской литературе 40-60-х годов XIX века, с. 39), хотя в процессе работы над «Жизнью и похождениями Тихона Тростникова» авторские усилия были направлены на пересоздание традиционного жанра (см. об этом; Карамыслова О. В.Художественное своеобразие романов Н. А. Некрасова. Автореф. канд. дис. Киев, 1982, с. 5–10).

Роман о Тростникове не был закончен, по-видимому, еще и потому, что он не состоялся как роман. В нем преобладают слабо связанные между собой физиологический очерк («О петербургских углах и о почтенных постояльцах, которые в них помещаются», «История ежовой головы» и др.), с одной стороны, авантюрные и пародийно-авантюрные эпизоды («История Матильды») — с другой. Содержание «Жизни и похождений Тихона Тростникова» (проблема становления разночинца, его взаимоотношений с народом) явно опережало избранную форму. Писателю не удавалась целостная композиция; роман распадался на несколько сюжетных линий, хотя по замыслу их должен был объединять образ центрального героя.

На судьбе романа сказалась, очевидно, и занятость Некрасова — его напряженная организаторская работа по созданию программных сборников («Физиология Петербурга», «Петербургский сборник»), а также деятельность в качестве соредактора «Современника» с 1847 г.

Не исключено, что писатель не довел роман до конца, не публиковал даже отрывков из него после 1845 г. и по тактическим соображениям. Многие наиболее интересные и злободневные по содержанию главы (в особенности глава «Почтеннейший») отличались полемичностью и были насыщены острыми выпадами по адресу живых современников.

Однако незавершенный роман о Тростникове знаменовал собой определенный этап в творческом развитии Некрасова. Работа над рукописью первого большого самостоятельного произведения явилась для молодого художника своеобразной литературной школой; этот опыт плодотворно сказался в его поэтическом творчестве.

…я не сделался ни безотчетным мечтателем~ фантазировать натощак мне казалось делом до крайности неблагоразумным.— Ср. с рассуждением о петербургских мечтателях в «Сургучове» (с. 289–290).