Том 9. Новь. Повести и рассказы 1874-1877

Тургенев обратился в редакцию «Нашего века» еще с двумя письмами (№ 67, 8 мая, и № 72, 13 мая). В этих письмах, оставляя без внимания «угрозы» и «наставления» Суворина, он разъяснял фактическую сторону его отношений с «Новым временем» в связи с опубликованием «Сна» в «Gegenwart» и категорически опровергал утверждение о способности его «сочинительствовать на чужом наречии», то есть на каком-либо другом языке, кроме «своего родного», русского.

Столкновение между Тургеневым и Сувориным из-за переводов «Сна» и «Рассказа отца Алексея» и возникшая по этому поводу полемика в русских газетах и журналах были связаны с более широкой кампанией вокруг «Нови». Критические отзывы о «Рассказе отца Алексея» немногочисленны и обусловлены ходом этой полемики. Реакционная печать стремилась дискредитировать Тургенева, обвинив его в отрыве от России, и уделила инциденту с Сувориным неправомерно большое место. Критик «Гражданина» Е. Былинкин, ознакомившись с переводом рассказа в «Новом времени», в статье «Цикл понятий (Заметки из текущей жизни)» сравнивал его с переведенной Тургеневым «Легендой о св. Юлиане Милостивом», от которой, по его словам, веет «холодом темного готического свода», и писал: «„Сын попа“ — тоже нечто вроде легенды, уже из нашей русской и православной жизни, но тоже с печатью какой-то безотрадной мрачности. Странное чувство посетило меня, когда я прочел, одну вслед за другой, эти две легенды!.. Что это? В какой же „цикл“ заключились на чужбине мысль и фантазия нашего увенчанного славой художника?..» (Гражданин, 1877, № 15, 21 апреля).

Месяц спустя, когда вышел майский номер «Вестника Европы» и стала известна история с переводами, Е. Былинкин во второй своей статье «Уроки и назидания (Заметки из текущей жизни)», изложив содержание направленных против Тургенева выпадов Суворина и Буренина, также выступившего в «Новом времени» от 8(20) апреля 1877 г. (№ 397) под псевдонимом Тора с критикой «галлицизмов» в языке переведенной Тургеневым флоберовской легенды, восклицал: «Какое положение! Г-н Незнакомец отучает,г. Тор научает…кого? Кого они поставили, на старости лет, в положение легкомысленного юноши, твердо приняв на себя роль наставников и назидателей? Осуждать ли за это г. г. Незнакомца и Тора? <…> Во всей этой истории мне видится перст, указавший г. г. Незнакомцу и Тору быть орудиями высшей кары, долженствующей внушить сынам отечества, что нельзя разрывать свою душу на две половины…» (Гражданин, 1877, № 19, 15 мая).

Автор «Литературного обозрения» консервативной газеты «Русский мир» W, комментируя полемику между фельетонистами «Нового времени» и «С.-Петербургских ведомостей», назвал этот спор «курьезным», «потому что, какое бы ни было его решение, никто, очевидно, не имеет возможности принудить г. Тургенева подчиниться постановленному приговору, так же как <…> помешать г. Суворину продолжать свою систему „отучения“ нашего маститого беллетриста от его баден-баденских слабостей». Признав, однако, позицию Суворина более сильной, автор обозрения парировал заявление Тургенева о неучтенных в «Новом времени» «штрихах» и добавлениях к рассказу замечанием о том, что «во французской газете рассказ <…> появился с некоторыми штрихами, осторожно опущенными им в русской редакции», и привел в качестве примера фразу, введенную Тургеневым во французский текст о добром отношении к отцу Алексею прихожан как об явлении редком в России. «Таким образом, — писал W, — Европе, по мнению г. Тургенева, следует знать, что в России народ редко любит и уважает своих священников, в России же говорить об этом не следует. А фельетонист „С.-Петербургских ведомостей“ уверял, что на иностранных языках г. Тургенев подвизается единственно во славу своего русского отечества…» Относительно же самого «Рассказа отца Алексея» критик замечал: «Рассказ этот принадлежит именно к разряду тех художественных безделок, вся цена которых заключается в их безукоризненной форме. Ни идея, ни сюжет рассказа не заслуживают особенного внимания <…> — в народе обращается много таких случаев, мы сами часто слыхали о них еще в детстве, — и всё достоинство этого небольшого произведения <…> заключается в том, что оно прекрасно рассказано, — просто, свежо и колоритно. Но, разумеется, воссоздать эти достоинства по французскому переводу <…> — задача смелая, но неисполнимая» (Рус Мир,1877, № 122, 8 мая).

Прямая связь между отношением к «Нови» и историей с переводами «Рассказа отца Алексея» подчеркивалась в «Голосе». В «Литературной летописи» этой газеты дана ироническая оценка «так называемым „освободительным“ идеям» нового романа Тургенева, в котором, по словам рецензента, писатель рисует русскую общественную жизнь из «прекрасного далека», «по парижскому барометру», на основании «произвольных заключений и самоуверенных прорицаний, не замечая целого мирового события, „нарастающего“ рядом с мизерным предметом твоей глубокомысленной заботы…» Считая таким «предметом» инцидент с Сувориным, а в прошлом, по всей вероятности, аналогичный случай с Краевским, корреспондент «Голоса» (возможно, сам редактор его А. А. Краевский) писал: «Автор „Рассказа отца Алексея“, или „Сына попа“, как перевела его с французского „Le fils du pope“ предерзостная русская газета, имел, конечно, право огорчиться. Он, как нарочно, „уже после напечатания французского текста, прибавил немалое число отдельных штрихов“к своему повествованию. И такие жемчужины, как эти „штрихи“, пропали в этом переводе с перевода! Какой Ардаган, какие взрывы турецких броненосцев в состоянии, в самом деле, примирить отечество с такою скорбью, нанесенною творцу „Нови“?..» Оценка рассказа подменена в «Голосе» его пародийным пересказом, который заканчивается словами: «Боле ничего / Не выжмешь из рассказа ты сего» (Голос, 1877, № 104, 26 мая).

Решительно на сторону Тургенева в конфликте его с Сувориным стали либерально-народническая газета «Неделя» и начавшая выходить с марта 1877 г. прогрессивная газета «Наш век». В «Литературно-житейских заметках», напечатанных «Неделей», высмеивается намерение Суворина «отучитьг. Тургенева от его слабости», в то время как собственные суворинские «слабости поважнее той, от которой г. Суворин старается „отучить“ г. Тургенева». «Какая в самом деле беда, — спрашивает автор заметок, — что какой-нибудь небольшой рассказец появится в „R'epublique des Lettres» месяцем раньше, чем в „Вестнике Европы“? И какое имеет право кто бы то ни было (кроме, разумеется, бахвалов) требовать у писателя отчета, почему он в этом случае поступает так, а не иначе, — тем более у такого писателя, как Тургенев, который живет не в России, а за границей?» (Неделя, 1877, № 20, 15 мая).

Газета «Наш век» (изд. Ф. Сущинский, ред. А. Шавров), на страницах которой Тургенев выразил свой протест Суворину, в майской обзорной статье «Литература и искусство» напомнила об участи, постигшей «Рассказ отца Алексея», и привела несколько примеров изуродования этой «изящной, характерной вещицы» в «Новом времени». Этих примеров, взятых наудачу из сопоставления «Сына попа» и оригинального текста в «Вестнике Европы», «достаточно, — говорится в статье, — чтобы видеть, что характерная речь сельского священника превратилась в переводе в нечто искусственное, деланное, лишенное всякой типичности. К чему же было совершать эту убийственную операцию над рассказом любимого русского писателя и коверкать прекрасный язык?!» Действия Суворина «Наш век» объясняет не «высоконравственными», а «меркантильными» соображениями (Наш век, 1877, № 69, 10 мая).

Занятые этой общественно-литературной полемикой, которая в основном отражала отношение к Тургеневу как к автору «Нови», критики мало писали о самом «Рассказе отца Алексея», его содержании и художественном своеобразии.

Как незначительный охарактеризован «Рассказ отца Алексея» в «Современных известиях» (изд. Н. П. Гиляров-Платонов). В обзоре «Русские журналы (Майская книжка „Вестника Европы“)» о нем говорится: «…рассказ Тургенева не прибавляет ничего к славе писателя. Странная история молодого беснующегося сына священника, умирающего от угрызений совести за совершенное святотатство, внушенное ему демоном, которым он одержим, не принадлежит к числу рассказов, могущих увлечь или тронуть русского читателя» (Современные известия, 1877, № 147, 31 мая).

С более развернутым отзывом о рассказе выступила газета либерального направления «Северный вестник». В заметке «Новости русской беллетристики» (подпись: W) «Собака», «Несчастная», «Сон» и «Рассказ отца Алексея» поставлены в один ряд «повестей с преобладающим фантастическим оттенком», число которых невелико «у такого жизненного, трезвого таланта, старающегося поддерживать непосредственное общение с действительностью», и которые занимают «второстепенное место во всей области тургеневского творчества». Указав на своеобразие формы рассказа, то есть на изложение «будто бы чужого рассказа, ведущегося в первом лице», и остановив внимание на «сверхъестественных» элементах его содержания, рецензент отметил, что в рассказе не приподнимается завеса, «скрывающая истинную причину страданий бедного безумца»: «…жажда знаний увлекла его на путь науки; в письме к отцу он доказывает, что в нем слишком много возникло сомнений, чтоб он мог добросовестно посвятить себя церкви, — а между тем основа его мании такая, какая могла бы только зародиться у крайне набожно настроенного человека и притом такого, которого не коснулись ни развитие, ни сомнения». Анализ рассказа заключен выводом: «Таким образом, у нас в конце получается впечатление какого-то беглого, смутного очерка чего-то, намекающего только на целую внутреннюю драму, которая остается для нас совершенной загадкой. То перо, которое еще недавно написало столько мастерских, живых страниц в „Нови“, воссоздавая живьем многие черты русской действительности, верно, как-нибудь обронило этот бледный очерк». И далее говорится о превосходстве бытового рассказа над фантастическим в творчестве не только Тургенева, но и Гоголя, и о том, что оба они уступают в этом жанре Уилки Коллинзу и Эдгару По (Сев Вестн,1877, № 10, 10 мая).

Вопрос о месте фантастического, о дани так называемой «демонологии» в творчестве русских и западноевропейских писателей затронут, в связи с «Рассказом отца Алексея» и «Призраками» Тургенева, также в «Литературном обозрении» «С.-Петербургских ведомостей» за май (подпись: П.); где высказывается мысль, что в противоположность писателям «реальной школы», в частности Вальтеру Скотту, у Шиллера, Диккенса, Жуковского и Тургенева эта тема разрабатывается так, что создается впечатление, «как будто они верят в существование привидений, призраков и вообще появление, под видом теней или звуков, сверхъестественных сил…» (СПб Вед,1877, № 159, 11 июня).

В «Нашем веке» рассказ получил безоговорочно положительную оценку как реалистическое произведение, лишенное какого бы то ни было мистического начала: «В „Рассказе отца Алексея“, в его теперешнем виде, вовсе нет ничего мистического, усмотренного в нем иными рецензентами. Это не более как психологический или, вернее, психиатрический этюд. Темой его является одностороннее помешательство сына священника Якова, помешавшегося в том, что его постоянно преследует чёрт. Рассказ ведется от лица отца, видящего в болезни сына наваждение злого духа. Написан рассказ с обычным мастерством г. Тургенева; язык в высшей степени типичен» (Наш век, 1877, № 69, 10 мая).

«Рассказ отца Алексея» почти не привлекал внимания дореволюционных и современных исследователей. Можно отметить лишь несколько упоминаний о нем в общих работах, посвященных творчеству Тургенева.

В современной литературе о Тургеневе рассказ обычно рассматривается в ряду его поздних полуфантастических произведений — «Сон», «Песнь торжествующей любви», «Клара Милич (После смерти)», — анализ которых увязан с характеристикой исторической обстановки и общей эволюции мировоззрения писателя-реалиста, творчество которого в целом было чуждо мистики и который в этих повестях и рассказах в особой художественной манере разрабатывал психологические темы [352] . Наряду с этим выдвинуто, но недостаточно аргументировано положение о романтическом характере «таинственных» повестей и рассказов Тургенева и в частности «Рассказа отца Алексея» [353] . Это положение отчасти уточняется в последующих посвященных этим произведениям работах, где обосновывается мысль о соприкосновении Тургенева с романтизмом в некоторых аспектах изображения человеческих судеб и характеров при реалистической структуре его метода в главном, определяющем плане и признается наличие в последние годы у писателя, несмотря на рациональное решение основного философского вопроса бытия, отдельных мистических настроений (прежнее ощущение зависимости человека от неподвластных ему «недобрых» сил приобретает порой роковую окраску) [354] . Автор специальной статьи о «Рассказе отца Алексея» Е. В. Тюхова, отталкиваясь от параллели между рассказом Тургенева и «Дневником писателя» Достоевского, приведенной в комментариях к предшествующему изданию ( Т, ПСС и П, Сочинения,т. XI, с. 533), и развивая ее далее, приходит к выводу, что «гуманистические стремления и религиозные сомнения тургеневского героя, его трагическая судьба характерны для шестидесятников и даже слишком очевидно отправляют нас к мученикам сознания больших романов Достоевского», в частности, сопоставляет Якова и Ивана Карамазова. Отмечая различие между Достоевским и Тургеневым как художниками и мыслителями, исследовательница видит их общие достижения в проникновении в сферу подсознания [355] .

352

См., например, вступительную статью к восьмому тому «Собрания сочинений И. С. Тургенева» (Т, СС,т. 8, с. 547–555).

353

Шаталов С. Е.«Таинственные» повести И. С. Тургенева. — Уч. зап. Арзамасск. гос. пед. ин-та, 1962, т. V, вып. 4, с. 57–61.

354

Курляндская Г. Б.«Таинственные повести» И. С. Тургенева (Проблемы метода и мировоззрения). — Третий межвузовский тургеневский сборник (Уч. зап. Курск. гос. пед. ин-та, т. 74). Орел, 1971, с. 5–8.

355

Тюхова Е. В.«Рассказ отца Алексея» Тургенева и Достоевский. — Пятый межвузовский тургеневский сборник. Тургенев и русские писатели. (Науч. труды Курск. гос. пед. ин-та, т. 50 (143)). Курск, 1975, с. 65–81.