Томление
Шрифт:
И она провела себя пальцем по шее.
Сесилия пыталась собраться с мыслями. Так как фрейлина говорила без остановки, то никто особенно не обращал внимание на девушку, в недоумении взирающую на окружающих.
— Совершенно верно, Александр Паладин вчера ночью действительно принимал у себя молодого человека, — произнесла Сесилия ровным голосом, ибо граф всегда был приветлив с ней. И теперь пришел ее черед выручить его из беды. — Но разве вы не знали, что у графа часто случается лихорадка? В тот вечер с ним случился очередной приступ, когда он провожал меня до дверей моей комнаты. Поэтому я и тот молодой
Сесилия обратила внимание на то, что во время ее рассказа в залу вошел король. Она сделала реверанс, как и все остальные.
— Да, этой ночью в коридоре было многолюдно, — сухо отметил король и больше не упоминал об этих событиях.
На следующий день Сесилия получила большой букет цветов, в который была вложена записка. «Благодарю! Не поужинаете ли вы со мной сегодня вечером? Преданный вам Александр».
В его комнате был накрыт изысканный стол, слуга наливал им вино в хрустальные бокалы, и Александр был таким воодушевленным, что она заподозрила у него нервное расстройство, хотя и пыталась отвечать в самом непринужденном тоне.
Под конец, когда они выпили достаточно много вина, Александр сказал:
— Сесилия, по поводу ночного посещения и приступа лихорадки, который ты выдумала… Мы бесконечно благодарны тебе — и я, и мой друг.
— Я сделала все, что могла. Ведь вы всегда были так доброжелательны ко мне, — радостно сказала она. Но затем сделалась серьезной. — Мне не хотелось бы расспрашивать вас, но я все-таки задам один вопрос: почему король так был сердит на вас? Вы можете не отвечать. Возможно, вы состояли в заговоре против короля! Но это ужасно серьезно!
Александр от неожиданности уронил бокал на стол. Лицо его вытянулось, и он долгое время молча смотрел на нее.
— Заговор против Кристиана? Да вы с ума сошли!
Она смутилась.
— Может, вы иностранный шпион? Вы ведь сами не датчанин, разве не так?
Он просто остолбенел. Наконец он произнес:
— Нет, я не иностранец. Мои предки давно пустили корни в Дании, еще до моего рождения.
Сесилия ждала ответа.
После продолжительного молчания он застонал и закрыл лицо руками.
— Боже правый! — прошептал он. — Ты хочешь сказать, что ничего не понимаешь? Так ты не знала?
— Не знала чего?
Александр взглянул на нее. Его лицо было испуганным и затравленным.
— Сесилия! Милая, наивная Сесилия из норвежской провинции! Как же мне рассказать тебе об этом? Я думал, что ты все знала! Ты же видела этого юношу пару раз у меня дома, и я подумал, что ты все поняла. О, мое милое, невинное дитя!
На глазах у Сесилии выступили слезы.
— Что с вами, Александр? Мне очень жаль видеть вас таким опечаленным! Может… этот юноша ваш сын? — тихо прибавила она.
И снова Александр в удивлении уставился на нее, но на этот раз в нем проступило и негодование.
— Мой сын? Да как ты могла подумать? Сколько же, ты думаешь, мне лет…
— Но я больше ничего не могли придумать, что было бы столь ужасно и преступно, чтобы даже король разгневался на тебя. Я больше не буду задавать вопросов.
Он стоял и молча смотрел на
нее. Просто смотрел невидящим взглядом.— Скажи мне, Сесилия, какие ты испытываешь ко мне чувства? Нет, не говори, я не хочу знать об этом! Боже, что я сделал с тобой, бедное дитя!
— Ты? Ты всегда был добр ко мне.
— Нет! Я использовал тебя. Я использовал твою дружбу, я играл с тобой. Видит Бог, я надеялся не причинить тебе боли. Но в этой атмосфере упадка, которая нас окружает, я был уверен, что ты знаешь все обо мне. Я даже не предполагал, как ты чиста и невинна. Нет, не спрашивай меня больше ни о чем, Сесилия, мне стыдно запятнать свою чистоту. Я скажу тебе только одно: за мной водится один давний грех, и у меня при дворе много врагов. Меня подозревали, но никогда не могли уличить явно. Я был фаворитом короля, но если бы он получил доказательства моей вины, то я бы пропал. В один миг! Но теперь, Сесилия, мы должны расстаться. Навсегда. Твоя дружба спасла меня, и я очень благодарен тебе за все. Но я не хочу причинить тебе в дальнейшем неприятностей.
Сесилия встала. Вид у нее был несчастный. Она ничего не понимала, и ей не хотелось вот так расставаться со своим лучшим другом. Однако он стоял на своем.
Итак, она покинула Фредриксборг, но ее новая госпожа, Эллен Марсвин, была ненамного лучше Кирстен Мунк. Да и фрейлина, которая последовала за Сесилией, только портила все дело…
С тех пор она ни разу не встречалась с Александром Паладином, а вскоре ее отпустили домой, в Норвегию, — впервые за несколько лет. Она покидала Данию с ужасным чувством.
По дороге из Осло в Гростенсхольм она встретила Тарье, который уже дожидался ее, чтобы вместе поехать домой. Они приехали несколько раньше, поэтому на пристани их никто не встретил.
За время поездки они вдоволь наговорились о своих приключениях. Тарье, разумеется, поинтересовался, есть ли у нее кавалер. Тогда Сесилия поведала ему историю с Александром Паладином, ибо она прекрасно чувствовала себя с Тарье и всем делилась с ним, хотя он был на пять лет ее моложе.
Юноша сделался серьезным, услышав рассказ Сесилии. Он сжал губы и сначала ничего не хотел отвечать.
— Что же это было, Тарье? — в беспокойстве переспросила Сесилия.
— Ты действительно ничего не понимаешь?
— То же самое сказал мне Александр. Значит, тебе об этом известно что-то?
— Да, нетрудно догадаться. И ты была влюблена в него?
— Я не знаю. Мне он очень нравился.
— Тогда мне не хотелось бы тебя разочаровывать. Лучше, если ты останешься в неведении.
— Нет! — не отставала Сесилия. — Я хочу знать! Мне надоело блуждать в потемках. Должна же я знать, что происходит вокруг меня. Скажи мне все, иначе я больше не буду с тобой разговаривать.
— Это угроза или обещание? — усмехнулся Тарье. — Нет, если серьезно, ты никогда не слышала о подобных Александру мужчинах?
— Что ты имеешь в виду под словом «подобные»? Тарье нахмурился, все еще не желая нарушать неведение Сесилии.
— Не жди, что он может полюбить тебя, Сесилия! Девушка вся сжалась, забившись в уголок кареты, в которой они приближались к Гростенсхольму.
— Почему нет?
— Потому что подобные мужчины… Господи, неужели ты не догадываешься о том, что делал тот юноша в комнате графа ночью?