Тонкая нить судьбы
Шрифт:
Лида буквально на крыльях летела на работу. У нее сегодня было только три урока. Она планировала освободиться к двеннадцати часам, потом побродить по магазинам в поиске материала на свадебное платье, а вечером встретиться с Дэвидом. Проведя последний урок, девушка зашла в учительскую поставить на место классный журнал 5 —го «Б». В учительской было пусто. Поставив журнал на место и собрав свои вещи, Лида направилась к выходу, но командный мужской голос остановил ее.
– Вы Лидия Леонидовна Ухтомская? – спросил мужчина, выходящий из кабинета директора.
Девушка повернулась к мужчине.
– Да, это я. А вы кто? Чей вы родитель?
Мужчина усмехнулся, подошел к Лиде, указав на стул, чтобы она села.
– Родитель?! Нет, голубушка, я по вашу душу пришел. Поговорить мне с вами надо. А там посмотрим. – с сарказмом в голосе произнес мужчина.
Девушка села, положила сумку с выглядывающими тетрадями учеников на соседний стул, посмотрела на мужчину, который наблюдал за всеми ее движениями. Он протянул ей документ, удостоверяющий его личность как работника НКВД. По спине Лидии пробежал холодок, колени предательски затряслись. Она усилием воли заставила себя успокоиться и посмотрела энкавэдэшнику прямо в глаза.
– Я вас слушаю. – чужим голосом четко произнесла девушка.
– Нет, это я тебя сейчас буду слушать. – жестко отреагировал мужчина.
Вопросы сыпались быстро. Казалось, что органы знают про каждый ее день, проведенный с Дэвидом. Она покраснела, когда прозвучал вопрос:
– Ну, и как в постели империалисты, хороши?
Этот вопрос вывел Лидию из себя. Она встала, приблизилась к энкавэдэшнику и закричала ему в лицо:
– Да как вы смеете?! …Что вы за люди?! …Нет, вы не люди!.. Бога вы не боитесь!
– В Бога веришь, тварь! С дьяволом нас сравнила! Ах ты вражина, с империалистом, с врагом нашим связалась!.. – мужчина схватил ее за руку и зашипел прямо в ухо:
– Вставай, гадина. Со мной пойдешь. Посидишь немного в кутузке, пока твоего любовничка домой не отправят.
Лида отпрянула от мужчины, ее глаза сверкали ненавистью.
– Что? Что вы сказали?
Её голос дрожал.
– Вставай, пошли, американская подстилка! – зловеще произнес мужчина.Ольга ждала Лиду к ужину. По заведенному давно обычаю она накрыла стол свежей накрахмаленной белой скатертью, поставила две больших тарелки, рядом положила ножи и вилки. Потом постояла немного и достала третью тарелку и приборы.
– Наверное, Лидочка придет вместе с Дэвидом. – подумала Ольга. Она принесла из кухни хлебницу, накрытую белым с вышивкой небольшим рушником.
«Горячее принесу, когда придут. А то остынет» – решила Ольга и села в удобное кресло, что стояло в зале, взяв предварительно с него томик Чехова.
Ольга обожала Чехова, особенно его рассказы, такие короткие, но точно высмеивающие все пороки российской действительности. Это был томик с малоизвестными рассказами Антона Павловича. Она открыла книгу и прочитала название рассказа «По американски». Ольга читала этот рассказ раза три. Он настолько ее заинтересовал, что она планировала прочитать его четвертый раз. В нем рассказывалось о мужчине, который желает жениться и дает объявление, где описывает себя и те качества которыми должна обладать претендентка в жены. Она читала последние строки, смеясь. Когда Ольга дошла до слов: «она должна уметь: петь, плясать, читать, писать, варить, жарить, поджаривать, нежничать, печь (но не распекать), занимать мужу деньги, со вкусом одеваться на собственные средства и жить в абсолютном послушании. Не уметь: зудеть, шипеть, пищать, кричать, кусаться, скалить зубы, бить посуду и делать глазки друзьям дома. Помнить, что рога не служат украшением человека и что чем короче они, тем лучше и безопаснее для того, которому с удовольствием будет заплачено за рога. Не называться Матрёной, Акулиной, Авдотьей и другими сим подобными вульгарными именами, а называться как-нибудь поблагороднее (например, Олей, Леночкой, Маруськой, Катей, Липой и т. п.). Иметь свою маменьку, сиречь мою глубокоуважаемую тёщу, от себя за тридевять земель (а то, в противном случае, за себя не ручаюсь) и иметь minimum 200 000 рублей серебром. Впрочем, последний пункт можно изменить, если это будет угодно моим кредиторам.», она засмеялась громко и заливисто. – Молодец, Антон Павлович! Обожаю Чехова! – продолжая смеяться вслух произнесла Ольга и посмотрела на часы.
Было уже около десяти часов вечера. Она подошла к окну, думая, что Лидочка и Дэвид могут стоять около подъезда. На улице было пусто. Только соседка из квартиры напротив вышла выгулять своего пуделя. Он, пудель, бегал по тротуару, радуясь возможности хорошо подвигаться. Небо заволакивалось облаками, было уже темно. Улица освещалась в основном светом из окон квартир. Лампочка в фонаре, что стоял напротив дома, была разбита.
– Что-то мне тоскливо становится. Где же Лидочка? Неужели она с Дэвидом все еще гуляет по городу? – подумала Ольга.
Раздался резкий звонок в дверь.
– Наконец-то – обрадовалась Ольга и бросилась открывать дверь.
На пороге квартиры стояла Ирина, девушка одного из друзей Дэвида, что была накануне.
– Здравствуйте, Ольга Владимировна. Можно я войду. Мне поговорить с вами надо – взволнованно произнесла девушка.
Ольга впустила незваную гостью, кивнула в сторону зала и пригласила сесть на диван, что стоял у стенки.
– Я вас слушаю, Ирина – глухим голосом, выдававшим волнение, сказала Ольга. Ирина села на диван, долго не могла выбрать удобную позу, она то вставала с дивана, то садилась вновь, то глубоко к спинке дивана, то на его краешек. Наконец, выбрав удобное положение, девушка посмотрела на Ольгу, внимательно наблюдавшую за ней.
– Ольга Владимировна, ваша Лида… Лида … не придет сегодня. – дрожащим голосом произнесла Ирина.
– Не придет? Почему? Она решила провести время с Дэвидом? Странно… Я все приготовила… Они могли бы…. – быстро заговорила Ольга и осеклась.
Страшная догадка полоснула по сердцу. Она вспомнила, что Лида, всегда имевшая обыкновение звонить ей, если задерживалась, за целый день ни разу не позвонила.
– Ирина, что случилось? – холодно-тревожным голосом спросила Ольга свою гостью.
Девушка ерзала на диване, не зная, как мягче донести до матери страшное известие о ее дочери. Наконец, собравшись с духом, она на одном дыхании выпалила:
– Лида арестована. Я видела, как она входила в сопровождении мужчины с военной выправкой в здание НКВД. Это было около часу дня. У меня брат служит в органах. Он предупредил меня, чтобы я бросила Родди, моего Родди. Вы его знаете, он друг Дэвида. За всеми иностранцами ведется постоянная слежка. И за теми, кто с ними в знакомстве. Сегодня Дэвида депортировали из страны. Слава Богу, что он смог легко отделаться. Лиду арестовали за связь с ним. Мой брат говорит, что вряд ли ее отпустят…
Ирина еще что-то говорила, но Ольга ее не слышала, в глазах помутнело и она потеряла сознание.О том, что мать умерла от сердечного приступа Лида узнала из записки, которую ей сунул конвоир, передающий баланду в камеру.
«Лида, прими наши соболезнования. Твоя мама, Ольга Владимировна, скончалась в больнице не придя в сознание, первого октября 1940 года. И и К» Почерк был незнакомый, слегка корявый. Похоже писал мужчина Первой мыслью Лиды было, стучать в дверь, чтобы выяснить, от кого записка. Потом до нее дошло, что делать этого нельзя, иначе она подведет сразу нескольких людей, желающих ей добра. Смысл записки до девушки дошел не сразу. Она стала читать ее вновь.
«Мама, мамочка!!! Как же так?» – в голове у Лиды стучало, мозг не хотел осознавать написанное. Она почувствовала как к горлу подступил комок слабости, перед глазами поплыли мушки, Лида еле дошла до шконки.
Через неделю она была в лагере, что располагался в Архангельской области в поселке Воркута Коми АССР, в известном Воркутпечлаге. Она была осуждена по статье 58 – 4 как агент мировой буржуазии. Особого следствия проведено не было. Главным обвинительным аргументом служил факт ее близкого знакомства с американским подданным Дэвидом Стюартом. Этого оказалось достаточно засадить ее на десять лет в один из самых страшных лагерей системы Гулага.
Лидия, как и все женщины лагеря, работала на лесоповале. Однажды, когда в очередное утро Лида взяла в руки топор и сделала несколько размашистых бьющих движений по дереву, острая боль внизу живота пронзила ее, она потеряла сознание.
Очнулась Лида в больничке. Около нее сидела старенькая медсестра, которая жила при больнице.
– Очнулась, милая? Сейчас врача позову.
Пришла врач – крупная, грубой внешности женщина с руками, похожими на мужские. Звали ее чудно – Доротея Аристарховна.
– Так, Ухтомская, ты беременна, десятая неделя пошла. Что будем делать? – деловито спросила врач.
Лида смотрела на Доротею Аристарховну не понимая.
– Нет. Не может быть. – прошептала она.
– Что не может быть? Спала с мужиком? Знаю, что спала. Не девочкой к нам прибыла. Не может быть! Все может быть! – грубо отпарировала врачиха.
Однако посмотрев на побледневшую и растерянную Ухтомскую, женщина взяла руку Лиды в свои руки, которые оказались на удивление мягкими и теплыми, и произнесла спокойно и ободряюще:
– Не бойся. Сделаю, как хочешь. Не ожидала ты беременности? Первый и единственный, наверное, был у тебя половой акт, да?
Лида кивнула головой.
– Понимаю. Ну, хоть с любимым мужчиной или так, абы с кем?
Лида слабо улыбнулась, в глазах появился еле тлеющий огонек радости, весь ее облик начинал светиться внутренним огнем любви, делающим любую женщину королевой.
– Ясно, девонька, помогу тебе – заметив удивительные изменения в Лидии, убежденно сказала Доротея Аристарховна – полежишь здесь у меня немного, сил наберешься. А потом я постараюсь перевести тебя на кухню.
Врач сдержала свое слово. Еще неделю Лида пролежала в больничке. Это время Доротея Аристарховна максимально использовала для восстановления подорванного здоровья Ухтомской.
Она поила ее морковным чаем, делала инъекции витаминов, которые хранила в своей домашней аптечке для себя, на случай личного недомогания, требовала, чтобы Лида больше спала, набиралась сил. Доротея Аристарховна добилась, чтобы Лида была переведена для работы на кухню. Для этого ей пришлось переспать с начальником лагеря, добивавшегося ее несколько месяцев.«От меня не убудет, а девочку спасу.» – решила врач, соглашаясь на связь с полковником – «Хоть так искуплю свою вину перед… перед …»
Доротея Аристарховна тихо заплакала. Перед ее глазами вновь возникла картина двухлетней давности. Тогда ее дочь, Маша, которой только-только исполнилось восемнадцать, пришла к ней и радостно сказала, что ждет ребенка от любимого человека. Этим человеком оказался мужчина, старше Машеньки лет на десять. Когда он пришел просить руку дочери, она отказала ему и пригрозила заявить куда следует за развращение малолетних. Доротея Аристарховна схватила Машу за руку и потащила в больницу, где договорилась сделать ей аборт. Во время аборта у дочери открылось кровотечение, которое не смогли остановить, и Маша через два дня умерла от потери крови. Лида была чем-то похожа на ее Машу. Помогая Лиде, Доротея Аристарховна надеялась, что хоть так искупит свою вину перед дочерью.
В положенный срок у Лиды родилась дочь. Роды принимала Доротея Аристарховна. Девочка родилась слабенькой. И снова врачиха договорилась с начальником лагеря, что Ухтомская побудет хотя бы неделю в больничке вместе с ребенком. Счастью Лиды не было предела. В каждой черточке своей дочери она видела то Дэвида, то маму, то папу.
– Как хочешь назвать дочь? – спросила ее на следующей день Доротея Аристарховна.
– Анечкой. Так звали мою бабушку, о которой мне много рассказывала мама. Я давно решила, что если у меня будет дочь, назову ее Анечкой.
– Красивое имя, царственное. Дай Бог, девочка будет счастлива – резюмировала врач.Глава 29
Через неделю после родов Лида вернулась в барак. Девочку взять с собой не разрешили. Доротея Аристарховна обещала позаботиться о ней. Лида продолжала работать на кухне. В ее обязанности входило драить котлы, кухонную утварь, мыть полы в кухне и столовой, убирать территорию вокруг столовой, а также быть на подхвате у повара. В барак она возвращалась, когда остальные смотрели не первый сон. Вставала, когда остальные начинали только смотреть свой последний сон. Недели две она еще приходила в больничку, где под присмотром врача находилась ее дочь. Лида кормила ее грудью, не отрывая глаз от маленького еще красненького личика девочки, стараясь до мельчайших подробностей запомнить его. Покормив, Лида прижимала девочку к себе, вбирая родной, сладкий запах ребенка, держа ее так, пока не приходила медсестра и не забирала дочку. Ровно через две недели ее вызвали к начальнику лагеря.
– Ухтомская, хватит тебе прохлаждаться на кухне. С завтрашнего дня идешь работать на лесоповал.
– Но я кормлю свою дочь. Я не буду успевать, ведь лесоповал далеко. – голос Лиды дрожал от волнения.
– А тебе и не надо будет никуда спешить. Все, дочь твою отдали в приют. Иди работай. Совсем разленились тут. Пошла отсюда! Конвойный, вывести – последние слова полковник прокричал.
Лида побежала в больничку. Она настежь открыла дверь, закричала:
– Доротея Аристарховна, где Анечка, где моя дочь? – и остановилась.
Посреди больничной палаты на шатающемся стуле сидела Доротея Аристарховна. Голова ее была опущена, плечи подрагивали, руки прижимали к глазам детскую пеленку, сшитую из старой, отслужившей свой век простыни. Врачиха подняла голову и заплаканными глазами посмотрела на Лидию.
– Прости, моя девочка, прости. Сегодня рано утром приезжала комиссия из приюта. Забрали нашу Анечку, увезли… – вздрагивающим от плача голосом тихо произнесла Доротея Аристарховна.
– Куда увезли? Они сказали, в какой приют увезли? – прокричала Лида.
Врачиха встала со стула, подошла к Лидии, обняла ее за плечи и дрожащим от горечи голосом прошептала:
– Девочка моя, крепись. Скорей всего ты никогда не увидишь свою дочурку. Система построена таким образом, что детей, рожденных от врагов народа, забирают в приюты, дают им новые фамилии и имена, чтобы родители, выжившие в лагерях, не смогли найти их и оказывать на них свое пагубное влияние.
Лида оттолкнула Доротею Аристарховну от себя:
– Я вам не верю… Я найду Анечку, найду, чтобы мне это не стоило…
Глубокой ночью, когда все в бараке спали, одна из заключенных услышала плач, больше похожий на вой, подавляемый подушкой. Она встала и пошла между нарами на звук. На нижней наре недалеко от входной двери лежала Лида, уткнувшись лицом в подушку. Она рыдала. Заключенная села к ней на кровать и положила свою руку Лиде на спину.
– Не убивайся так…
Лида повернулась и бросила заключенной:
– Нет, ты не понимаешь, ты не понимаешь! Я никогда, никогда не увижу больше свою доченьку. Ты не можешь меня понять…
Лида опять зарыдала, закрывая лицо подушкой.
– Я тебя прекрасно понимаю. У меня тоже есть дочь, которую отобрали, когда ей было три недели. Я также не знаю, где она сейчас… Но я верю, что найду ее и мы будем вместе.
Лида вновь посмотрела на заключенную.
– Катя, у тебя есть дочь?
– Да, Лида, у меня есть доченька. Я ее назвала Василисой, в честь моей мамы. Правда, какое имя она носит сейчас и под какой фамилией записана я не знаю. Но это не беда. Ты же знаешь наши поговорки – язык до Киева доведет и кто ищет, тот всегда найдет. Буду искать. Сначала буду искать по моей фамилии – Буйновская, а потом… а потом придумаю, что-нибудь. Запомни, Лида, мир не без добрых людей. Помогут. Главное, быть сильной и верить, верить в себя.
С этой ночи Лида и Катя подружились. Они всячески поддерживали друг друга, вместе мечтали, как найдут своих малышек после заключения, как счастливо заживут… Но… Однажды случилось непоправимое. Лида, по-прежнему, работала на лесоповале. Шел девятый год ее заключения. Она стояла рядом с деревом, который только что закончила рубить. Лида отступила от него метра на три и остановилась. Она думала о своей дочке, представляла как найдет ее и они заживут вместе счастливо. Лида не слышала, как напарница закричала ей: «Поберегись! Отбегай, скорей!..» Огромная ель с ускорением падала на землю, подминая под себя молодое Лидино тело. Когда Лиду извлекли из-под ели, она была мертва, лицо изуродовано, тело представляло собой месиво. Похоронили ее на следующий день на лагерном кладбище в безымянной могиле. Катя Буйновская вечером пробралась к свежему захоронению, села на корточки возле него и быстро-быстро прошептала:
– Спи спокойно, Лидия. Я позабочусь от твоей девочке. Даю тебе слово. Я найду ее, расскажу ей о тебе и ее отце….
Потом она быстро встала и пошла прочь.
Прошло еще шесть лет. Приближался конец срока заключения Екатерины. Где-то за месяц до своего освобождения Катя решила поговорить с врачихой.
– Доротея Аристарховна, я знаю, что вы благоволили Лидии и ее доченьке. Я скоро должна освободиться. Хочу найти Анечку. Вы не скажите, в какой приют забрали девочку?
Врачиха тоскливыми глазами посмотрела на заключенную и медленно, подбирая каждое слово, ответила:
– Катюша, вряд ли ты сможешь выполнить свое обещание, данное Лидии. Я ничего не знаю. Девочка может находиться в любом детском доме нашей необъятной родины. В графе «родители» у нее скорей всего будут прочерки. Да к тому же, Анечке должно скоро исполниться пятнадцать лет, а значит она может и не жить в детском доме. Она может находиться везде. Я не знаю, как ты будешь искать…
Доротея Аристарховна печально посмотрела на Катю. Та в отчаянии обхватила свою голову руками и издала крик. Она кричала негромко, но надрывно и безысходно. Голос постепенно перестал слушаться женщину, крик перешел в хрип, а через несколько минут не было слышно и хрипа, рот продолжал быть открытым, но он был безмолвен. Катя без сил опустилась на пол, ее руки машинально теребили волосы. Минуту спустя она встала и обратилась к врачихе.
– Нет, не может быть, чтобы совсем нельзя найти информацию об отобранных у родителей детей. Не может, ведь правда?
Доротея Аристарховна безутешно смотрела на женщину. Вдруг ее глаза оживились, губы слегка улыбнулись, вся она засветилась.
– Катюша, да, да, ты права… Государственная машина никогда ничего не выбрасывает, все складирует, она как хорошая, бережливая хозяйка, откладывает в далекий ящик все, что может когда-нибудь пригодиться. Есть соответствующие органы для этих целей. В нашем случае этот орган называется АХУ НКВД СССР. Один совет только тебе, сама туда не ходи и не делай запросы. Тебе, как репрессированному врагу народа информацию не дадут….
– Спасибо, спасибо огромное, Доротеюшка Аристарховна, за совет спасибо, за заботу вашу…
Александра сделала большой вдох, потом выдох. Все сидящие в комнате неотрывно смотрели на нее в ожидании продолжения.
– Володюшка, сынок, подай пожалуйста воды, в горле пересохло.
Попив воды, Александра окинула всех взглядом и стала продолжать свой рассказ.