Тоннель желаний
Шрифт:
Оброс щетиной – единственное, что еще намекало на тлеющую жизнь.
Через неделю Таська с большой охотой брила мужа электробритвой, приговаривала:
– Вот та-ак, вот так-ак. Маленький мой.
Поставила бритву на подзарядку и сделала неожиданное открытие: она чувствовала себя… счастливой.
Егорушка теперь весь день с ней, на глазах, она может дотронуться до него, когда захочет, поцеловать, куда захочет, перебирать волосы, тереться носом. Или просто прислониться лбом к свободному от проводов месту, замереть и представлять себя в отпуске, который оборвал кто-то всесильный и страшный.
– Никаких
От Бога?
Как от удара током Таська дернулась и сузила глаза. От какого еще Бога? Где он? Где его святые угодники? К одному из них она даже обращалась за несколько часов до катастрофы. И что?
Негодующий крик рвался из легких, но Таська хваталась за спасительную соломинку: Егор совместим с жизнью, он выздоровеет, и все у них будет как прежде. И даже лучше. Только ей нельзя отходить от его постели.
Если она уйдет, то потеряет с мужем связь – об этом очень много фильмов снято. Про то, что человек в этой… в коме слышит все. Ему нужно шептать нежные слова, признаваться в любви, гладить – и он обязательно проснется.
Первой о том, что в палате интенсивной терапии Таська прячется от всех, и от самой себя, догадалась Ленка.
Как всегда бесцеремонная, она ввалилась, поздоровалась с Егором, чмокнула его в заострившуюся, гладко выбритую скулу и сказала:
– Она думает, что отсидится. – Обращалась Лена исключительно к Егору.
Таська слегка удивилась и стала вслушиваться.
– Она думает отсидеться за твоей спиной даже сейчас! – Ленка молитвенно возвела глаза к высоченному, сталинскому потолку с одиноким плафоном и всплеснула руками: – Ты видел такую идиотку? Ее ищут ваши клиенты, ее ищут банкиры, ее жаждут видеть налоговики. Короче: «Ищут пожарные, ищет милиция», а она тут под твоей кроватью прячется. Дело твоей жизни разваливается, пока она изображает безутешную вдову. Может, ты объяснишь своей ненормальной жене, что если она не возьмет себя в руки, то тебя переведут в муниципальную палату для бродяг.
Слово хлестнуло Таисию и обожгло сознание.
– Куда? Как – для бродяг? Кого для бродяг?
Царственным движением Ленка повернула голову в Таськину сторону, натолкнулась на обиженный влажный взгляд и совсем не царственно взвилась:
– А ты как думала? Кто будет оплачивать все это? – Она обвела рукой палату. – Препараты? Уход? Кто? Что смотришь? Тася, не делай вид, что тебя это не касается, тебе придется отвечать за мужа. Ваш выход, маэстро. – Сказано это было таким тоном, что Таську зацепило.
Из-под насупленных невыразительных бровей она в упор смотрела на Ленку, обиду в потемневших глазах постепенно вытесняла ярость.
– Вот-вот, – уловив зарождение бури на дне расширившихся зрачков, одобрила Ленка, – хоть разозлись, что ли.
Кровь отхлынула от Таськиного лица, даже перед глазами все стало белым. Она поднялась со стульчика, расправила плечи и попробовала голос – он звучал
глуше, чем обычно.– Бродяга, говоришь? – членораздельно произнесла Тася с предостерегающим спокойствием. – Не дождешься. Бродяга. Кто бродяга? Егорка? Да это вы все бродяги, все прихлебатели и прилипалы! Пошла вон отсюда!
– В общем, захочешь спасти Егора – вникнешь в его дела. До завтра. – Ленка вновь чмокнула Егора и вымелась из палаты, даже не взглянув на жертву домостроя.
Силы Таську покинули. Она опустилась на угол жесткой широкой кровати, запустила пальцы в волосы и сдавила голову.
Кажется, только сейчас, в эту самую минуту она по-настоящему осознала свое горе.
Дышать стало нечем, по позвоночнику прокатилась паника, руки и ноги пронзили ледяные иглы.
Что же ей делать? Что? Она же ничего не умеет. Ничего не понимает в бизнесе. Зачем ее ищут? Вдруг ее заставят что-то подписать?
В воображении замелькали картинки, одна страшнее другой: лихие люди все у нее отняли, лишили жилья, семья осталась на улице…
Она ничего не будет подписывать. Ни по доброй воле, ни по принуждению.
Если она подпишет хоть что-нибудь не то, их бизнес (именно так Таисия подумала о бизнесе Егора – «наш») у них отнимут. Вон сколько фильмов об этом снято. Сценаристы и режиссеры могут гордиться делом рук своих: не зря втолковывают в пустые головы домохозяек, чтобы те никому не доверяли.
Что-что, а это она усвоила – она не доверит никому.
Зараза Ленка как в воду глядела: отсидеться не удалось.
Сначала соискатели звонили с маниакальной настойчивостью.
Убедившись, что на звонки никто не собирается отвечать, стали пачками приезжать домой.
Настену напугали какие-то бойкие молодые люди, представившиеся кредиторами.
Ягу едва не заставили подписать какой-то бланк. Яга утверждала, что это было платежное поручение – она, может, и глухая, но пока еще не слепая.
Последней каплей стал визит нотариуса – жидкого, похожего на червя, господина в умопомрачительном сером костюме в тонкую черную полоску.
Господин оказался ушлым: у него имелись точные сведения, где искать Таисию, и он пожаловал прямо в палату интенсивной терапии, которую она обживала вместе с Егором.
– Бинч Таисия Романовна? – неожиданно глубоким баритоном любезно осведомился червеобразный.
Таська в это время протирала мужу лицо влажным теплым полотенцем.
Она приложила палец к губам, мазнула глазами по нагрудному карману пиджака, из которого выглядывал розовый платок – в тон галстуку. Мельком подумала: «Надо же, какой немужественный цвет». На тот момент она еще была в состоянии думать.
– Меня зовут Игорь Валерьевич Володин, – обрадовал червяк, – у меня хранится распоряжение вашего супруга на случай его болезни. Я хотел бы передать его вам сейчас. Присядьте, – разрешил он.
Таська послушно плюхнулась на угол кровати и с готовностью уставилась в рот червеобразному, но, как ни силилась, уловить смысл не могла.
– …Право подписи на документах, перечисленных в пунктах 1.4, 1.5 и 1.6, оставляю за супругой, Таисией Романовной Бинч… – долетал до затуманенного Таськиного сознания глубокий баритон.