Тоня из Семеновки (сборник)

– Я не буду.

Сказала устало, словно ей было тяжело говорить.

И дышала тяжело, с хрипами.

– Ну хотя бы ложечку каши!
– попросил Василий Петрович.

– Нет, - коротко ответила мама.

Обратилась к Зине:

– Ты как?

Зина хотела сказать: "Не волнуйся, все хорошо, мамочка", но осеклась, боясь, что эти слова прозвучат не к месту.

– Ничего, - сказала она.

Они еще немного посидели вместе, и мама, кажется, задремала.

– Ты иди, - шепнул Василий Петрович, - и подожди меня внизу.

Зина, совершенно обескураженная, вышла.

Внизу она долго ждала Василия Петровича.

Наконец он появился.

Сказал:

– Договорился о ночном дежурстве. Целая проблема.

Оказывается, Василия Петровича ждала у подъезда машина.

Он открыл Зине дверцу, сел рядом с ней.

– Женя! К Дементьевым!
– сказал он шоферу.

А Зина даже не поздоровалась с водителем.

В машине она спросила у Василия Петровича:

– Это очень серьезно?

– Очень, - ответил он сразу, не раздумывая.

* * *

Приемные дни в больнице были не каждый день. И назавтра Зина не поехала. Сидела дома, ждала Василия Петровича.

Его не было долго.

В девять зазвонил телефон:

– Зина, это ты?

Зина почувствовала недоброе:

– Я. А что, Василий...

– Немедленно приезжай в больницу!

Зина помчалась. Бегом на метро, потом на троллейбусе, еще с километр пешком.

Василий Петрович ходил по вестибюлю в распахнутом халате, курил.

Увидев Зину, подошел к ней, обнял:

– Крепись, девочка!

– Что?
– не поняла Зина.

– Все, - сказал Василий Петрович.

Зину пробрал озноб, потом ударило в жар. Глаза заволокло.

Придя в себя, она спросила:

– А я?.. Мне можно туда?..

– Может, не надо?
– неуверенно сказал Василий Петрович.

– Надо!
– решительно сказала Зина.

– Ну, пойдем, - согласился Василий Петрович.

– Когда?
– спросила Зина в лифте. Она еще не могла смириться со страшной мыслью.

– Полчаса назад. В двадцать один ноль пять, - ответил Василий Петрович.

На четвертом этаже они прошли по коридору до знакомой палаты. В палате мамина койка была прикрыта ширмой. Капельницы уже не было. Василий Петрович приподнял простыню.

Лицо теперь у мамы было не желто-синее, а белое.

Василий Петрович опустил простыню, сказал:

– Пойдем.

Потом они сидели в ординаторской. Дежурный врач налил им по стакану горячего чая, пододвинул сахар. Они о чем-то говорили с Василием Петровичем, но Зина не понимала.

Она пила обжигающий чай и старалась представить себе мамино лицо, только что виденное, но не могла. Видела маму с папой, с дядей Колей, с Валерием Алексеевичем, с дядей Жорой, с Василием Петровичем, а теперешнее не могла.

Домой они возвращались на перекладных. Машины уже не было.

* * *

– Женю я отпустил, - сказал Василий Петрович.

На улице мела метель, выл ветер, было люто холодно.

– Как все это было?
– спросила Зина.

– Когда я приехал, - сказал Василий Петрович, - мама меня уже не узнала. Она была на наркотиках. Только в начале десятого широко открыла глаза, вроде узнала, хотела что-то сказать, и все... Я держал ее голову...

Дома Василий Петрович позвонил Маше. Все сказал.

– Ты ложись, я тут, - добавил он.

Сами они долго не ложились. Зина бесцельно бродила по квартире, Василий Петрович за ней. Потом вскипятил чайник.

Сказал:

– Попей!

– Я не хочу, - ответила Зина, но села тут же на кухне и обхватила руками горячую чашку. Ее всю трясло.

Словно вспомнив о чем-то, Зина вдруг спросила:

– Может, не к месту, но... Вы знали, Василий Петрович, что было с мамой потом, после папы?

Он подтвердил:

– Знаю. Она сама мне все рассказала...

Потом помолчал и добавил:

– И я не судил ее строго, а сейчас тем более.

Зина не спросила почему.

Внутренне она, кажется, понимала, что сказал бы Василий Петрович. Мама чувствовала приближение того, что случилось сегодня, и вот...

Словно угадывая ее мысли, Василий Петрович сказал:

– Единственно, чего не могу простить себе, что не уговорил маму оформить наш брак. Пожили бы, как люди...

* * *

Они шли с кладбища к электричке. Зина, Маша и Василий Петрович. Народу на похоронах было много. Люди с ткацкой фабрики. Несколько военных из политуправления. Даже кто-то из райкома и райсовета. Говорились речи, но Зина их не воспринимала. Она видела мамино лицо и красные подушечки с двумя орденами и тремя медалями. "Как у папы, как у военных", - думала Зина.

– Девочки, не сердитесь, но машину я отпустил. Начальство!
– говорил Василий Петрович.

Маму похоронили рядом с папой, в той же ограде. На папиной могиле стоял небольшой гранитный камень. Над маминой - груда венков и цветов.

Было сумеречно, пасмурно. Под ногами скрипел снег.

Они опять помолчали.

Подходя к станции, Зина спросила, вспомнив свидетельство, которое видела в эти дни у Василия Петровича:

– А что такое острая сердечная недостаточность?

– Это диагноз, - сказал Василий Петрович и добавил: - Смерти. Как бы конечный результат.

– А не конечный?
– спросила Зина.

– Ты же знаешь, - объяснил Василий Петрович.
– Увы, рак. Когда была операция, там были сплошные метастазы...

* * *

На следующий день к вечеру Зине позвонил Василий Петрович:

– В школе была?

– Нет.

– Пойдешь завтра. Хорошо?

– Хорошо.

– А сегодня к семи часам собери вещи, самое необходимое, и жди нас с Машей.

– Но я...
– хотела сказать Зина.

– Никаких "но", - решительно произнес Василий Петрович.
– Жди! Поедем к нам!

У Зины все валилось из рук. Кое-как она что-то засунула в чемодан и портфель, оставшийся от папы.

В семь приехали Василий Петрович и Маша. Взяли вещи, спустились вниз, сели в машину.