Топ-модель

Нужно растопить этот мороз своей ослепительной улыбкой, решаю я и выглядываю из-за кулис. В полутемном зале за столиком, освещенном лампочкой обмороженного властью чубайса, угадывались несколько фигур тех, от кого зависела моя дальнейшая карьера. Нет ли среди них господина Чиковани? Вспомнит мое непочтительное поведение в баре и чикнет по молодой судьбе огромным грузинским кинжалом мелкой мести!

Ничего — прорвемся, говорю себе, и… на сцене возникает длинная дорожка, вытканная из света и призрачных иллюзий, а из невидимых динамиков рвется бравурная музыка!..

— Пошли, девочки, пошли, — слышу голос Хосе. — Бодро, весело, задорно! Вперед!

Я делаю шаг на подиум и вдруг осознаю, что мной совершена ошибка. И заключается она в том, что я — это не я. На лице — чужая маска, на плечах чужие одежды, на руке — чужой номерок.

Как этого раньше не понимала? Беспощадный свет подиума вскрыл всю лживость моих внешних и внутренних потуг.

Я делаю ещё один шаг — и ощущаю всю нелепость и бездарность своего появления.

Еще шаг — наивная дурочка, смеющая считать, что мир падет к его ногам.

Еще шаг — истеричка, не умеющая владеть даже основами поведения на сцене.

Еще шаг — такое чувство, что иду в гробовой тишине, хотя все пространство разрывается от музыкальных звуков.

Еще шаг — мимика и жесты, как у деревянной куклы, возомнившей, что она живая.

У темнеющей бездны делаю разворот — и спотыкающимся шагом начинаю обратный отсчет.

Раз — так мне и надо, самодовольной провинциалке.

Два — хороший урок, доказывающий, что никогда нельзя влезать в чужие шкуры.

Три — надо срочно содрать всю мишуру посредственности и порочности и тогда, быть может, у меня появится новый шанс…

— Отлично, девочки! Спасибо, — голос Хосе. — Следующая пятерка!

Я чувствую себя так, будто объелась несколько килограммами селедки, мерзкой, из ржавой бочки, стоящей на портовой пристани. Меня буквально тошнит сельдью несбывшихся надежд и вот-вот вырвет на эсклюзив мадам Мунтян.

Спасая себя от истерики и окончательного позора, несусь галопом в туалетную комнату, благо она недалеко.

Фаянсовый тюльпан умывальника принимает из меня янтарную бурду апельсинового сока и дерьмо недоброкачественного пирожного. Боже мой, пугаюсь своего состояния. Я же отравилась в этом проклятом баре. И поэтому так гадко чувствовал себя на подиуме.

Смотрю на себя в зеркало — ужасная, подурневшая тюха с подтекающими ресницами и макияжем, со сбитыми волосами цвета красного рубина. Ужас!

Прочь это кошмарное чудовище, прочь эту тварь, прочь эту гадину! Вон из моей счастливой жизни! И подставляю свою скверную головушку под шипящую струю воды, точно под топор палача.

Вода смывает всю нечисть и омывает мою душу. Я чувствую заметное облегчение и прежнюю легкость. Я возвращаюсь к самой себе. Пусть Москва примет меня такой, какая я есть. Если этого не произойдет, то это уже не мои проблемы.

Под жужжащей сушилкой сушу волосы. Массирую лицо — оно чисто и просто, как теплый воздух. Теперь остается лишь переодеться и… сделать вид, что опоздала вовремя записаться у подслеповатой Фаи. Да-да, так и сделаю. Выйду на подиум последней и без номерка. Маленькая хитрость, которая поможет покорить столицу.

Обновленная, возвращаюсь на место событий — там наблюдается истерический кавардак. Кто-то рыдает, уткнувшись в кинутые наряды, кто-то хохочет, пританцовывая, кто-то украдкой пьет шампанское за свою будущую победу.

Я успеваю сорвать с себя претенциозный наряд и натянуть маленькое стильное платьице девочки-подростка. Оно чуть мне мало, но это и к лучшему: подчеркивает фигурку и оголяет природно-мраморные колени. Теперь вперед и только вперед, Мария!

— Девушка, вах, — голос Хосе. — А где ваш номерок?

— А я вне конкурса, — брякаю и вновь заступаю на световую дорожку надежды.

И такое впечатление, что скольжу по ней, точно по морской волне. Гриновская девушка, бегущая по волнам, — это про меня. Я легка и элегантна. Я юна и беспечна. Я счастлива.

Неожиданно музыкальное попурри обрывается и в оглушительной тишине раздается грассирующий, с мягким акцентом голос:

— Дэвушка, а какой ваш номер?

Я понимаю, кто задает мне этот вопрос, и поэтому виновато переступаю с ноги на ногу:

— Простите, не успела за номерком.

— А как вас зовут?

— Маша.

— Хорошо, Маша. Идите.

Так, кажется, меня приметили. Что уже хорошо. А вдруг и номер «19» взяли на заметку? Вот тогда мне будет точно не до смеха. Не перехитрила ли я сама себя?

Ответ был получен довольно скоро. В окружении свиты появилась маленькая, пухленькая, черноволосая женщина с усиками под горбатым носом. Напряженный взгляд орлицы, густые мужиковатые брови и волевой двойной подбородок утверждали, что перед нами сама госпожа Мунтян Карина Арменовна. Хлопками Хосе призвал всех присутствующих к вниманию.

— Так, девочки, — сказала модная кутюрье. — Мы здесь посовещались и решили. Фая, будь добра, огласи список.

Наступила тишина — гнетущая: будущие топ-модели затаили дыхание. Счетовод наших молодых душ бестолково порылась в записях и пискляво сообщила счастливые номера: «3», «8», «14», «16», «19».

Я обомлела — пол заходил под ногами, будто, не буду оригинальной, корабельная палуба. Не знаю, как бы повела себя дальше, да раздался голос госпожи Мунтян:

— И девочка без номера. Маша, так, кажется?

— Да, — скромно потупила глаза.

— Всем остальным надежды не терять. Есть ещё много модельных домов, проговорила дизайнер и добавила, что через полчаса ждет «новеньких» у себя в кабинете. — Да, кстати, — остановилась, уходя. — А где девушка под номером «девятнадцать»? — И покосилась на меня темным, как слива, глазом. Это не ваша ли сестра?

Я поперхнулась:

— С-с-сестра. Двоюродная.

— И где она?

— Она… Она ушла…

— Куда?

— Не знаю. Кажется, к жениху. У неё помолвка. А потом они уезжают. В свадебное путешествие, — несло меня по кочкам лжи, — на месяц.