Топало

— Как не помнить — помню.

— А сейчас расскажи мне, сердечный друг, как ты живешь? — спросил Думало. — Часто я тебя вспоминаю, о судьбе твоей тревожась.

— Живу хорошо, — ответил Топало. — И друзья у меня есть: бабка Дуся, Зойка, кот Филимон, коза Манька, пес Бакай. Но неспокоен я.

— Какие сомнения тебя настигли?

— Ты, Думало, много думаешь. Скажи: тебе никогда не хотелось стать человеком?

— Цветы должны быть цветами, птицы — птицами, кони — конями, — ответил Думало. — Если не будет цветов — мир потеряет красоту, если не будет птиц — мечту, если не станет лошадей — доброту. А когда исчезнет последний домовой — исчезнет тайна.

— Я все понимаю, — вздохнул Топало. — Только как-то обидно: живешь на свете, никто тебя не видит. Сиди в уголочке, молчи.

— Ты невидим только для людей. Они многого в творении природы не ведают. Люди еще дети во Вселенной.

Домовые замолчали.

— Ну, хорошо, — произнес Думало. — Каким бы ты хотел стать?

— Как Гришка-ямщик.

— Молодой ты еще, и мысли глупые. — Думало задумался. — Доживешь до двухсот лет — твоя воля! — можешь превращаться в кого хочешь. Это всем разрешается. Встанешь лицом на восток, скажешь: «Хочу быть Гришкой!» — и кувыркнешься три раза. Дело простое. Только порядочные домовые никогда ни в кого не превращались. Остался ты в Кутузах один, некому тебя уму-разуму учить. Я понимаю, душа моя, скучно одному-то. Но советую тебе поначалу подумать крепко. Станешь ты Гришкой, многое обретешь, но не будешь понимать ни зверей, ни птиц, ни деревьев. Ты говоришь сейчас с людьми за тех, кто не может говорить за себя. А став человеком, забудешь навсегда их язык. И они тебя не узнают.

И вдруг зашевелилась вокруг листва. Зойка подняла голову, слушая непонятный шум.

— Не узнаем мы тебя, не узнаем! — прошелестела листва.

«Так потом меня и кот Филимон не узнает, — подумал Топало. — Подойдет и замяукает. А я, не понимая, скажу: „Чего ты мяукаешь?“ А коза Манька даже боднет, если рассердится. Пес Бакай запросто укусить может. Чего, мол, тут чужой шляется».

— Мы никогда с тобой не будем разговаривать! — крикнул ворон.

— Я еще ваш, — обиделся Топало. — А ты уже разговаривать не хочешь. Я ведь еще ничего не решил. Еще пятьдесят лет думать буду.

— Думай, думай, — сказал Думало. — Да возвращайся поскорее домой, в Кутузы. Не наше это занятие на теплоходе кататься. Много стало соблазнов в жизни, вот и покинули наши братья свои углы.

— Да ведь я из-за тебя поехал, — сказал Топало. — Другого случая не будет, чтоб повидаться.

— Утешил ты мою душу. Топало, друг сердечный. Но и растревожил. Будешь ли ты счастливым?

А ведь счастья хочется всем, даже домовому.

Мама волнуется

Объявили посадку. Стоянка на двадцать минут была сокращена, так как никаких неисправностей в системе управления не обнаружили.

Зойка и Топало не появлялись, и Родька не знал, что предпринять. Мама-Капелькина была в отчаянии.

— Нужно сообщить капитану и вызвать милицию для розыска, — сказала мама-Мельникова.

Родька совсем сник: еще и милицию вызовут!

— Не надо милицию, — сказала мама-Капелькина. — Родион знает, где искать Зойку.

— Знаешь? — в один голос спросили папа и мама.

— Знаю.

— Да где же она? — взмолилась мама-Капелькина.

Выход был один: рассказать всю правду.

— В этом поселке у Топало живет друг — Думало, — сказал Родька. — Они ушли с ним повидаться. Их увел старый ворон.

— Какой Топало, какой Думало, какой ворон? — воскликнул папа. — Я уважаю ваши игры, но и они имеют границы.

Мама-Капелькина ничего не стала объяснять: она побежала к капитану, чтоб задержать отправление.

— Что с вами? — встретил ее Петров. — На вас лица нет!

— Зоя потерялась!

— Как потерялась? — заволновался капитан.

— Она убежала и еще не вернулась!

— Мы же объявляли: пассажирам никуда не уходить! И так уже выбились из расписания! — Петров снял фуражку, сел. За один рейс столько ЧП! Не хватало еще, чтоб ребенок потерялся!

— Товарищ капитан, вы не волнуйтесь! На вас тоже лица нет.

— Видимо, плохой я капитан, — устало сказал Петров.

— Хороший, очень хороший! Это во всем виноват Топало!

— Какой Топало?

— Товарищ капитан, мы едем с домовым!

Прощай, Думало!

— Вы не знаете, где живет домовой Думало? — спросил Родька мальчишек, которые бегали у пристани.

— Кто-кто? — захохотали мальчишки.

Родька побежал к магазину, на крыльце которого сидели две женщины, продавали ягоды.

— Вы не знаете, где живет домовой Думало? — спросил, запыхавшись, Родька.

— Ишь какой шутник нашелся! — с осуждением сказали женщины. — И родители не приструнят!

Родька кинулся к парню, который подъехал к магазину на лошади, запряженной в телегу.

— Где у вас домовой Думало живет?

Парень покрутил пальцем у виска:

— Ну, псих!

По дороге шел старичок, опираясь на палку. Родька побежал ему навстречу. Уж он-то про домового должен слышать.

Старик остановился.

— А ты, прыткий, откуда будешь? Вроде не здешний?

— С теплохода! Вон стоит!

— Про домового, сказывай, как прознал?

— Топало говорил.

— Топало? Евдокии Капелькиной?

— Знаете, да? — обрадовался Родька.

— Как не знать, соседями были. Соснин меня зовут. А ты как ей приходишься? Уж не внук ли?

— Зойка Капелькина ей внучка. Она тоже едет на теплоходе вместе с Топало! Они ушли к Думало повидаться! А теплоход отходит! Стоянку сократили!

— Экие дела! У меня в доме гости, а я не знаю!

С пристани к Родьке бежали папа и мама.

— Иди немедленно на теплоход! Слышал, объявили посадку? Или это не для тебя?

— Но мы же не уедем без Зойки!

— Конечно, не уедем, — сказала мама, переводя дыхание. — Но лучше, если ты будешь сидеть в каюте, чтоб потом тебя не искать.

— Но я знаю, где Зойка! Давайте за ней сбегаем с папой!

— Да бежать-то далековато, коли опаздываете, — сказал старик Соснин. — Васька! — крикнул он парню, который приехал на телеге. — Довези-ка гостей до моего дома!

— Дорога неровная, растрясу! — Парень подмигнул Родьке. — Ладно, садитесь!

Родька запрыгнул в телегу. Папа, еще не поняв, куда нужно ехать, тоже сел. И мама не отстала.