Торпеда для фюрера

— Давай без аллегорий, — хмыкнул лейтенант Войткевич, хоть и сам уже понял: оправдались, как водится, самые худшие опасения.

— Если без аллегорий, товарищ лейтенант, то они тоже ждут, — Серёга мотнул головой в сторону деревни. — Человек чуть не полста собралось на том краю. У реки прячутся.

— У реки? — слегка удивился Яков Войткевич, переглянувшись с другим партизаном, спешенным матросом Арсением Малаховым, широкую грудь которого, кроме рваного тельника, украшал трофейный цейссовский бинокль.

Тот озадаченно почесал в кое-как стриженом загривке:

— Да я битый час высматривал…

— И хрен бы высмотрел, — отмахнулся Серёга. — Там, после первого селя, столько хворосту и дерева нанесло, что твой бурелом таёжный…

— Давно сидят нехристи?

— Думаю, с самой ночи. — Сергей со скрипом облезлой кожанки пожал плечами. — К ним то и дело какая-то чадра с горячим чайником бегает.

— А чего ж до сих пор не лезут? Думаешь, самолёт ждут?.. — с сомнением, больше размышляя вслух, пробормотал Войткевич.

— Не думаю, что ждут, — роясь в карманах кожанки, помотал Хачариди курчавой, как у мифического фавна, головой. — А думаю, мы их с панталыку сбили. Привыкли, понимаешь, нас во мху да под пнями выискивать, а мы тут всей оравой сами припёрлись: «Селям алейкум!». Вот и не знают теперь, то ли счастье привалило, то ли полный амбец.

— Подкрепления ждут, — согласно кивнул Войткевич.

— До свету не дождутся.

Серёга Хачариди поднял голову. За обрезом провала виднелись вершины окрестных гор, с которых только-только сползали позолоченные языки тумана, скатываясь, оседая в долину, где ещё царил достаточно густой предрассветный сумрак. Утро приходило в долину с заметным опозданием.

— Немца таки точно не дождутся, — сделал вывод Серёга и, неодобрительно покосившись на своего ординарца, взял всё-таки из его ладони протянутую самокрутку.

И не удержался, одёрнул:

— Здоровья на два чиха, а туда же, курит…

Володька насупился и промолчал.

— …Немец впотьмах горами не поедет, — продолжил Хачариди, кресанув трофейной зажигалкой, — а с соседних сёл и звать особенно некого, всех джигитов угнали Зуйские леса прочёсывать.

— Говоришь, в хворосте прячутся… — рассеянно, словно пропустив мимо ушей последние слова разведчика, повторил лейтенант. — А сухой там сейчас хворост?

Хачариди глянул на него вопросительно, а потом перевёл взгляд на язычок пламени, так и не донесённый до самокрутки, и криво, чтобы не сказать зловеще, усмехнулся:

— Как порох.

— Что у нас есть подходящего?.. — после минутной паузы спросил Яков Осипович у Сергея Хачариди, само собой, более осведомлённого в содержимом каптёрки разведчиков.

Правда, от каптёрки той, в последнее время, осталось — снарядный ящик да два «сидора» за плечами.

— Бензина есть литра три, с жандармского мотоцикла слили на случай «коктейля Молотова», — сразу же ответил партизанский разведчик, уже успевший обмозговать идею флотского коллеги. — Тряпья у баб возьмём, соломы полно на поле, сырая, но с бензином пойдёт, а главное, — он извернулся на краю карстовой ямы и ткнул самокруткой куда-то в туман, стелющийся над порыжелой, парной ещё, землёй, — там телега есть, вернее, что от неё осталось. Но осталось-таки главное.

— То, что делает её колесницей? — уточнил лейтенант.

— Именно, — хмыкнул Серёга. — Колёса. Аж три.

— Средневековье какое-то, катапульты только не хватает: навозом кидаться, — проворчал Войткевич, щурясь вроде как с сомнением, но азартно, словно за карточным столом. — Пока разгорится чего-нибудь от этих твоих колёс с тряпками, их та же Зульфия из чайника зальёт.

— Пока разгорится, будут они у меня сидеть как каплуны в духовке, ждать румяной корочки, — похлопал Сергей по затворной крышке своего верного чешского «SB» с непривычной ручкой для переноски и магазином, торчащим сверху.

— Всё хотел спросить, ты где такой экзотический трофей раздобыл? — кивнул на пулемёт Войткевич. — Ни у немцев не видал, ни у румын…

— Словаки. Есть тут ещё и такая босота, — подал голос из ямы Арсений Малахов. — Это они Серёге такой талисман задарили. Он теперь с ним и в баню ходит.

— Словаки? — удивился Войткевич.

— Но это очень долгая история [17] , — отмахнулся Сергей. — Не время сейчас.

17

Знакомая наблюдательному читателю по книге авторов «Крымский щит».

— Не время, — согласился лейтенант и съехал на животе с края ямы, где они с Хачариди осматривали поле и спуск к реке. — Вовка, дуй за тряпьём и бензином!

Мальчишка дёрнулся было наверх, но вдруг нахмурился и вопросительно уставился на своего кумира и «первый номер» пулемётного расчета, мол: чего это он тут командует?

Сергей ответил нарочито строго:

— Что вы глазами хлопаете, рядовой Вовка? Сказано, дуйте, значит, тужьтесь… исполнять команду старшего по званию, — подмигнул он заговорщицки.

Вовка зашуршал известковой крошкой, ловко выбираясь наружу.

Проведя мальчишку насмешливым взглядом, Войткевич щёлкнул корпусом золотого брегета.

— А ты, Сергей Батькович, если не против исполнить команду старшего по званию, выбирай позицию татар шугать. Скоро транспорт придёт. И ты, правоверный, — обернулся он к Сабаеву. — Хорош спирт лакать, как гяур последний, с ним пойдёшь.

— Я и не правоверный, и не гяур… — вздохнул Шурале, закручивая крышку фляги.

— Это как? — вздёрнул бровь Яков Осипович.

— А так. Ни русский, ни татарин. Я вообще шайтан знает что такое. Национальный кадр… Был, до 28-го… [18]

Нацвопрос и вопрос чести

Двумя неделями раньше. Туапсе. Отдел Смерша НКВД

— У нас нет национальностей, — назидательно повторил подполковник Кравченко, впрочем, тут же осёкся: «Мабуть що, переборщив». — В значении большем, чем, скажем, Закавказский ансамбль танца и свистопляски… — раздражённо поправился он. И снова патетически возвысил голос, так что старший лейтенант Новик на табурете подследственного даже обернулся: нет ли тут благодарных слушателей? Часового, откровенно спавшего с открытыми глазами и бдительным выражением у двери, в таковые явно можно было не засчитывать.

18

Приблизительно к этому времени Сталину окончательно надоела идея «украинизации» Украины, «татаризации» Крыма, где татары отнюдь не были национальным большинством, и, вообще, всякие «национализации». Началось выращивание равномерно советского народа.