Тот, кто должен

И если Макс решил обратиться к нему за советом, то его мыслительные процессы тоже дали сбой. Мозги расстроились, как Ленкин желудок. Не исключено даже, что это было взаимосвязано. Мих откинулся на спинку стула и закурил.

– Але? Пластиковые окна! Я вас слушаю! Какого размера? – кричал менеджер за стенкой.

Макс пришел к трем часам дня. Был одет в джинсы и рубашку цвета хаки с рукавом до локтя. Мих про себя хмыкнул. Может, в их КБ это и модно, но вне стен конструкторского бюро – старовато.

– Проходи, присаживайся, – предложил любезно.

– А дивана у вас нет? – хохотнул Макс.

– Диваны у психологов только в кино бывают. Ты вообще хоть раз настоящего психолога видел? – одернул его Мих.

– Да я к тебе, собственно, не как к психологу. А ничего так кабинет…

– Я знал, что тебе понравится. Чай-кофе?

– Не-не, я как бы по делу.

«Как бы» провисло неуверенностью. Ленка сказала, что это она дала ему телефон Миха, а он сказал, что сам попросил. Выглядел Макс растерянным. Сел на стул у окна и опустил глаза в пол.

– Так чего ты боишься? – спросил Мих прямо. – Жениться?

– Ну, ты же Лену давно знаешь…

– И что?

– А вы это? Ну, когда-нибудь? Трахались?

– Да. Но нам тогда лет по четырнадцать было. Это нельзя считать отношениями. Сейчас между нами ничего нет.

– Мне кажется, она не любит меня, а просто…

– Просто хочет замуж?

Макс дернул из кармана пачку сигарет и закурил.

– Это плохо? То есть – как думаешь? Получится из этого что-то? Не хотелось бы, чтобы потом обломалось. У меня так уже было. Потом противно мириться с тем, что тебя не любят.

– А сейчас?

– А сейчас секс, рестораны, шуры-муры, такое.

«Чушь, ужасная чушь», – думал Мих, и это невольно отражалось на его лице. Макс взглянул на него и осекся.

– Женись, – сказал Мих. – Иначе будешь выглядеть задроченным онанистом.

– Это ты как психолог сейчас говоришь? – уточнил Макс.

– Нет. Как Ленкин друг. Потому что я ее друг – что бы ни случилось с ней, или со мной, или между нами, или между вами, или вообще в мире.

– А как психолог ты что скажешь?

– Что не любишь ты. И пытаешься переложить ответственность – на нее, на меня, на кого угодно, чтобы был повод отвалить.

– Да нет.

– Двойной ответ – всегда двойственный.

И вдруг Макс сделался очень спокойным, словно отрезал от себя лишние сомнения. Мих взглянул на него и подумал, что у них с Ленкой будет очень красивый сын – голубоглазый, как Макс, и светловолосый, как Ленка.

– Не люблю, – кивнул тот.

Или не будет.

– Просто я понимаю, что она хорошая, что таких вообще нет. Умная, добрая, внимательная, проницательная. Но за то, что кто-то «хороший», никто никого не любит. Этого мало. То есть этого слишком много. Даже если знаешь про те ваши четырнадцать лет, этого много…

– Проваливай! – Мих встал и открыл ему дверь. – Ты ей сто лет не нужен, инженер хренов!

Макс поднялся, взглянул Миху прямо в глаза.

– Я так и думал, что между вами что-то есть.

– Вали!

Он вышел. Только через полчаса Мих вспомнил о свидании с Ольгой.

На выходе остановил охранник.

– Вы из триста десятого кабинета?

– Да.

– А окна вы закрыли? Вот вчера на вас уборщица жаловалась, что вы вечно окна не закрываете, в коридоре курите и окурки в банке из-под кофе на подоконнике оставляете. А от них запах кислый.

– Толстая такая уборщица?

– Марина Федоровна. Вы вернитесь и окна проверьте, – распорядился дядька.

– Вы Марине Федоровне привет передавайте, – сказал Мих и направился к выходу.

– Эй, молодой человек, я на вас жаловаться буду вашему начальству.

– Жалуйтесь, – кивнул Мих.

6. СЕКС С ЛЕНКОЙ

Тогда еще не было слова «трахаться». Сейчас даже и не вспомнить, что тогда было – в эпоху до первых переведенных с английского видеофильмов и первых боевиков про кунг-фу. Мальчишки обозначали все матом, но не виртуозно. И никто не говорил «кинуть палку» – как кость собаке, потому что тогда еще не было уверенности, что женщине «это» нужно больше.

Но Ленке «это» нужно было больше. После уроков обычно шли к нему, потому что у Ленки дома была бабушка, а родители Миха никогда не возвращались с работы раньше семи. Детская свобода вскоре стала подростковой.

– Хочешь, я твоим родокам суп сварю, а ты скажешь, что сам? – предложила Ленка.

– А чего это ты такая добрая?

Она потупилась.

– Мих, у нас сегодня девочки в раздевалке говорили… ну, пока на физру переодевались, ну…

– Что?

– Ну, вот говорили, что Кузебный говорил, что он уже с девушкой спал.

Точно! Тогда это называлось словом «спал»!

– И что у нее сиськи были… большие.

– И что?

– А ты уже спал с кем-то?

Все с супа начиналось. И лучше бы в бадминтон пошли играть, пока ветер утих. В сентябре всегда сильный ветер.

– Нет, – честно ответил Мих.

– А ты знаешь, как это делается? – не отступила Ленка. – Оксанка спала с Козловым из 11-Б, говорит, что классно.

– Знаю, чего там не знать. Но тебе больно в первый раз будет.

– Ничего, я потерплю.

– И еще забеременеть можно.

– Это я знаю. Но у меня этих дел еще нет, месячных. Ну, то есть были, а потом обратно кончились.

Мих пожал плечами. О месячных он ничего толком не знал. Да и о самом процессе – понаслышке, сквозь чужие ухмылки, сквозь такие выражения, которых никогда не употребляли дома ни отец, ни мама.