Тот, кто убил лань
Шрифт:
— А может, не стоит? — явно издевательски спросил банкомет. — Пригодятся.
— Прошу карту! — резко крикнул Гьяргь. Крупье роздал карты.
И опять Гьяргь проиграл.
— Не везет, коказус! — презрительно бросил банкомет и посмотрел на него в упор. — Напрасно горячитесь! Так недолго и проиграться! — И, кивнув головой лакею, нарочито громко повторил: — Гарсон, пренэ!
Человек схватил, как и прежде, деньги и, низко кланяясь, отошел.
Гьяргь почти не помнил себя.
— Уйдем! Хватит! — уговаривал его земляк Нико.
Неоднократно слышали юноши рассказы о чудесной фортуне. Но теперь,
— Кончаю. — Он тяжело поднялся, оглядел толпу и, словно нехотя, добавил: — Впрочем, кому угодно еще? Только условие — игра не на мелочь!
— Что ж! Идет не на мелочь! — запальчиво отозвался Гьяргь.
— На сколько? — не подымая глаз, всем корпусом обернулся к нему крупье.
— Ва-банк! — азартно крикнул Гьяргь.
— Что-о? — переспросил крупье. Он словно проснулся.
— Ва-банк, — повторил Гьяргь. Он дрожал.
— Ваша гарантия?
Юноша небрежно положил на стол перед крупье свою визитную карточку.
68
— "Светлейший князь Георгий Шервашидзе", — протяжно прочитал тот.
— Пренэ, пренэ! — закричали вокруг.
Еле сдерживаемая ненависть к сегодняшнему счастливцу прорвалась в этих возгласах. Крупье роздал карты. Все замерли в ожидании.
Банкомет поспешно и уверенно бросил карты на стол. — Восемь!
— Напрасно горячитесь, господин банкомет! — медленно и с достоинством произнес Гьяргь и положил на стол свои карты — тройку и шестерку.
— Девять! — выкрикнул кто-то с нескрываемой радостью.
— Выиграл! — Десятки рук протянулись к Гьяргу.
— Ваш! — беззвучно произнес побледневший банкомет.
— Прошу, — угодливо сказал крупье.
— Идем, Нико, — обратился Гьяргь по-грузински к своему товарищу и крикнул в сторону: — Гарсон! — Абхазец кивнул человеку в ливрее: — Гарсон, пренэ!
И оба студента покинули застывший от изумления зал.
Эсма-ханум.
Перевод С. Трегуба
В одной из кофеен Трапезунда сидели и беседовали два турецких чиновника Шукри и Осман.
— Вы заметили, как любезно разговаривал сегодня наш визирь с этим проходимцем? — говорил Осман Шукри.
— С Нури-махаджиром? [1] Да. Уж очень хитер и пронырлив, эфенди, этот бывший курьер, а ныне шериф. Я вам советую смотреть отныне в оба: в народе ходит слух, что визирь собирается назначить Нури-махаджира на ваше место.
— Знаю. Мне говорили об этом. Он давно метит на мое место. Но ему не видать его, как своих ушей.
— Визирь очень приблизил его к себе и доверяет во всем. Интересно, чем он покорил визиря?
— Сестрой. Вы разве не слыхали? Визирь женится на его сестре. На днях будет свадьба.
— О-о, аллах! Если это случится, то здесь будет царить один Нури-махаджир. Он обзывает нас тяжелодумами и тупицами. Выгонит всех и наберет своих махаджиров. Эти оборванцы ходят к нему толпами.
— Да, надо во что бы то ни стало расстроить эту свадьбу.
— Интересно, где встретил визирь сестру Нури? Ведь, говорят, она еще совсем девочка, живет в степи вместе с другими махаджирами, ходит босая, в отрепьях — и в городе здесь не появлялась еще ни
разу.— Хм... Все это проделки Нури. Недавно в комнате визиря, доставая из кармана какие-то документы, он уронил, будто случайно, ее портрет. Визирь заинтересовался и, рассмотрев, сразу же влюбился в эту девчонку.
— Вы правы, эфенди. Надо помешать Нури-махаджиру.
— Я уже придумал. — Шукри осмотрелся и, убедившись, что поблизости нет никого посторонних, наклонился к собеседнику: — Существует только одно средство, чтобы отвести нависшую беду. Нужно опорочить Нури, убедить нашего старого дурака, что Эсма потаскуха и Нури хочет выдать ее замуж за визиря для того, чтобы дискредитировать визиря в глазах падишаха, свергнуть его и самому занять его место!
— Так... так... — сказал Осман. — Придумано очень занятно. Умная голова у вас, эфенди. Только... кто сумеет это сделать? Кто осмелится?
— Я сам! — ответил Шукри. — Кто другой знает визиря так хорошо, как я? И кто другой сумеет вдолбить все это в его старую глупую башку?
— Вы! О, успех обеспечен. Сделайте это, эфенди, и мы не останемся в долгу перед вами.
— Сегодня же вечером я поговорю с визирем.
— Аллах да благословит вас и вашу затею!
В тот же день старший шериф Шукри попросил визиря принять его.
— В связи с вашей, великий визирь, предстоящей женитьбой, — доверительно сказал он ему, — в народе ходят нехорошие слухи.
— В на-ро-де? А какое мне дело до народа? И что же там болтают?
— Болтают, что молодая Эсма, сестра Нури-махаджира, известная потаскуха, бесстыдно торгующая своим телом...
— Что-о-о? — заорал визирь. Он побежал к Шукри и начал трясти его. — Да как ты смеешь, скотина, повторять эту болтовню? Ты не знаешь, что гнусавишь! Нури-махаджир говорил мне: "Эсма молода, красива и непорочна". Она — моя будущая жена и твоя госпожа — целомудренна и чиста, как голубь. А ты болтаешь всякое.
— Великий визирь, я говорю то, что сам хорошо знаю, — спокойно ответил Шукри.
— Так говори же ясней! Говори все, что знаешь!
— Мне не совсем удобно, великий визирь, говорить вам все это, — лицемерно произнес Шукри. — Но видит сам аллах, моя привязанность и любовь к вам, наконец, долг, требуют от меня откровенного признания.
— Ну, ну, не тяни. Выкладывай все, что знаешь.
— С этой девушкой Эсмой я был близок.
— Ты? — заревел визирь.
— Да, я. Карайте меня, великий визирь, я того заслужил. Уж очень красива и соблазнительна эта абхазка. Шайтан сбил меня с пути, не устоял я перед соблазном. Нанял номер в портовой гостинице, и там она целый месяц была моей любовницей. Но аллах сжалился надо мной и вернул мне разум. Понял я тогда, как позорно себя вел. Эсма — самая бесстыдная, самая необузданная и вконец испорченная женщина.
— Довольно! Хватит! — завопил визирь. Он беспомощно опустился в свое кресло.
Безмолвно сидел он несколько минут, потом поднял отяжелевшую голову.
— Скажи мне, Шукри-шериф, только одно. Зачем понадобилось Нури-махаджиру так бессовестно лгать?
— Зачем? — уверенным голосом произнес Шукри. — Это известно всем окружающим и неизвестно только вам, потому что вы ко всем так добры, отзывчивы, благородны, а порой, как вот к Нури-махаджиру, излишне доверчивы.
— Говори ясней, Шукри-шериф.