Тот, кто убил лань

Однажды власти зачем-то вызвали меня в Сухуми. В это же время жена моя отправилась с детьми к своей сестре в Тамыш. Уходя, она по забывчивости оставила шерсть у еще тлевшего очага. Шерсть загорелась, пожар охватил пацху. Это заметили соседи — семья Мамсыра. А мой ауа, конечно, не мог заметить пожара из-за Гагры. Снова помог мне мой сосед, Мамсыр. Всей семьей они потушили пожар, спасли вещи, скот. Спасибо Мамсыру: выручил!

Я так скажу: близкий друг — настоящий ауа. Далекий друг — утешение души. Для объединения нам нужно выбрать ауа не за горами, а близких соседей — грузин. Сегодня мы им поможем по-братски, по-соседски, а завтра — они нам.

И народ понял мудрого Кягуа, принял решение объединиться с грузинским народом, вместе строить новую жизнь в большой и дружной семье народов Советской страны.

Так закончил свой рассказ Уахайд Смыр.

— Мы теперь ауа со многими, даже дальними народами, — заметил юноша Джарназ Танба. — И с ними наша дружба и братство крепки, как гранит. — Верно говоришь, дад, — подтвердил Смыр.

Чанагв.

Перевод С. Трегуба

В годы гражданской войны линия фронта на Кавказе часто проходила так: с одной стороны скалы — белые, а с другой — красные. У входа в ущелье — белые, у выхода — красные. Война осложнялась еще и тем, что не существовало формы, определяющей принадлежность бойца к той или другой стороне.

...Сергей Миронович Киров направил с очень важным поручением к Орджоникидзе бесстрашного и стойкого коммуниста-абхазца Чанагва. Путь его был крайне опасен, дорога лежала через гору, а единственная горная тропа занята белыми.

В Абхазии тогда правили меньшевики. Киров просил о помощи. И Чанагв решился.

Он шел козьей тропой, взбираясь по уступам скал. Слабо светила сквозь тучи луна. Каждую минуту он мог сорваться в пропасть. Не успел Чанагв спуститься с уступа скалы, как вдруг услышал:

— Стой, руки вверх!

В упор на него глядели дула винтовок.

Чанагв остановился. Он готов был к встрече с врагом, но не знал, кто его остановил: свои или чужие? На ломаном русском языке он сказал:

— Осетин я... крестьян...

— Что тут делаешь?

— Коза пропал. Искал ее...

— Знаю, знаю, какую козу ты ищешь! Шпион ты, вот кто!

— Говори: не коза пропала, а твоя башка пропала, — съязвил кто-то.

Все засмеялись.

Чанагв внимательно рассматривал людей, стараясь определить — свои они или чужие. Но так и не мог ответить на этот вопрос.

— Ну, становись на край! — скомандовал старший. Чанагв не двинулся с места.

— Что ж не идешь? Иди, говорю! — крикнул конвоир и вскинул винтовку.

Чанагв не имел права ошибиться. Нужно было точно узнать, кто его задержал. Он снова начал бормотать:

— Я осетин... я — крестьян... коза искал.

— Стреляй его на месте, — равнодушно сказал старший.

Вдруг кто-то из конвоя сказал:

— Мить, а может, он и в самом деле крестьянин, осетин?

— Да что ты! — возразил Митя. — Разве тут ищут пропавшую козу? Ясно — шпион, кончай с ним без разговоров.

Чанагв не чувствовал страха перед лицом неминуемой смерти. Нет! Ему было больно от мысли, что не удастся выполнить поручение Кирова и участвовать в освобождении родного абхазского народа от меньшевистского ига. Сердце его заныло.

— А что скажет Федя? — услышал он голос одного из конвоиров. — Ведь приказано никого не расстреливать без него. Рассердится, когда узнает...

— Ну хорошо, поведем его к Феде. Десять дней не спал, жаль будить. Да что делать! Сам велел без его приказа никого не расстреливать.

Чанагва повели к начальнику. Ночь темная-темная... В пустой сакле на лавке лежал командир. Грудь его крест-накрест была обвязана патронташами, за поясом — гранаты. Он крепко спал.

Тщетно искал пленник глазами красную звездочку. Ее не было ни на шапке, ни на груди. И Чанагв решил, что он находится в плену врага. Понял, что минуты его сочтены.

Митя — старший, должно быть, — начал будить того, кого они называли Федей. Но тот спал так крепко, что его не могли добудиться. Тогда Митя выстрелил над его головой. Человек на лавке шевельнулся, сел и начал протирать глаза.

— Что случилось?

— Шпиона поймали. Притворяется, лиса, что крестьянин, осетин. Вот привели к тебе.

Человек посмотрел и, одолеваемый сном, махнул рукой:

— Расстрелять!

— Ну, выходи! Теперь — все. Командир приказал! — грозно сказал конвоир.

Чанагв выпрямился и уже не на ломаном, а на чистом русском языке крикнул:

— Я — коммунист и умру как коммунист. Стреляй, белогвардейская сволочь!

Он рванул ворот и обнажил грудь.

Командир сразу проснулся. Он вскочил и подбежал к Чанагву.

Отряд оказался красным.

Девочка из Отхары.

Перевод С. Трегуба

В штаб истребительного батальона прибежала девочка.

— Возьмите меня в ополчение, — взмолилась она, — возьмите, товарищ командир!

— Постой, — удивленно сказал один из бойцов, отхарец Кязим. — Ведь ты же Шасия, внучка Шааба? Ты ведь школьница?

— Школьница, — подтвердила девочка. — Прошу, возьмите меня в ополчение.

— А сколько тебе лет? — спросил командир батальона, внимательно разглядывая ее.

— Двенадцать, — ответила Шасия. — Я уже большая.

— А ты помнишь,, — медленно произнес командир, — что написано на плакате, который висит на дверях вашей школы?

— Помню, — сказала она упавшим голосом.

— Так что там написано?

— "Героизм школьника — в его отличной учебе", — робко выговорила девочка.

— А ты знаешь, чьи это слова?

— Знаю, — сказала она. — Великого Ленина. Но, товарищ командир, — твердо отчеканила она, — я не могу оставаться дома. В нашей семье нет мужчин, которые могли бы пойти воевать. Дедушка стар. Прошу вас, примите меня.

— Нет, — решительно ответил командир. — У нас и без тебя найдутся воины, чтобы защищать родину. Ты иди и учись. Учись отлично. В этом и будет твой героизм.

Тут к командиру обратились ожидавшие его люди, и все забыли про девочку. Она постояла еще немного и, опустив голову, незаметно ушла.

...Ранним утром Шасия несла еду своему дедушке — колхозному пастуху Шаабу: он пас скот в горах.

За выступом скалы она вдруг столкнулась с тремя незнакомыми людьми: все они были в солдатских шинелях.