Тот, кто убил лань

— Вот что, дад! Сиди здесь и не смей вставать и глядеть в мою сторону. Я сам приду за тобой. — И скрылся за углом.

Некоторое время я послушно сидел в одиночестве, глядя на прохожих. Но с каждой минутой во мне росло беспокойство — на что решился отец? Почему так сердито разговаривал со мной, как никогда раньше? Почему оставил здесь одного? А вдруг он не вернется?.. Я не мог, не в силах был подавить в себе тревогу, прошел к углу переулка и стал подсматривать, что там происходит.

Я увидел отца у подъезда, на ступеньках которого мы недавно сидели. Только теперь он уже не сидел, а стоял, вглядываясь в снующих мимо прохожих. То он как-то униженно улыбался, то вдруг сурово сдвигал брови и беззвучно шевелил губами.

Высокая женщина медленно приближалась к отцу. За ней шла служанка, держа большую сумку с продуктами. Когда они подошли к подъезду, отец попытался протянуть к ним руку. Но с рукой что-то случилось. Он силился поднять ее, а она опускалась, словно отяжелела. Важная госпожа сделала шаг к нему, а отец вдруг отвернулся. Она пожала плечами и отошла. И тогда я понял: мой отец решился просить милостыню и хочет скрыть это от меня... Как ни был я мал, мое сердце сжалось от боли и к горлу подкатил комок...

Я видел, как отец пропустил еще несколько прохожих, столь же неудачно пытаясь протянуть к ним непослушную руку, опускавшуюся, как только они приближались. На лбу его выступили капли пота, бледное лицо поминутно искажалось. Мне стало страшно. То хотелось броситься к нему, то бежать прочь, но я не мог ни двинуться, ни оторвать от него глаз. Неожиданно его заслонила от меня тучная фигура нарядного турка в красной феске.

Поравнявшись с подъездом, турок остановился и стал пристально разглядывать отца. Он словно чего-то выжидал, перебирая толстыми пальцами четки. Отец опустил глаза, рука его сделала едва уловимое движение и замерла. Турок, не спеша достав из кармана бархатный мешочек, встряхнул его. Раздался звон монет.

Я увидел, как лицо отца вдруг искривилось, потом побагровело, и рука его, будто преодолевая неимоверную тяжесть, медленно поднялась и потянулась было к турку, но снова опустилась, словно под какой-то невидимой стопудовой тяжестью. Не сводя глаз с отца, турок высыпал на свою ладонь несколько золотых монет и ухмыльнулся, обнажив крупные белые зубы.

Лицо отца стало белым, словно его осыпали мукой. Издав слабый крик, он схватился за сердце и всем телом рухнул на землю.

Турок пошел дальше. Появился полицейский и, чтобы тело отца не мешало прохожим, столкнул его с тротуара в канаву...

Помню запущенное старое кладбище — там какие-то люди предали земле прах моего несчастного отца, так и не протянувшего руки за милостыней. Перед тем, как опустить отца в могилу, кто-то обратил внимание на висящий на груди покойного тщательно обшитый мешочек. Его вскрыли. В мешочке оказалась горсточка земли, драгоценной земли нашей родной Апсны...

Голос старого Аайсы прервался. Прошло несколько минут молчания, прежде чем он закончил свое скорбное повествование:

— Наши махаджиры, покидая родную землю и оставляя здесь все, что было дорого их сердцу, все же захватили с собой из Апсны два сокровища, отнять которые у них не мог никто на свете. Этими сокровищами были достоинство и любовь к родине.

Амра.

Перевод автора

— Самое лучшее в жизни — хорошая жена, а самое плохое — плохая жена, — начал свой рассказ Дамей Арлан, стодвадцатилетний колхозный пастух.

Дамей любил поговорить о женщинах и горячо спорил, если кто-нибудь отзывался о них не совсем почтительно. Вот какую историю поведал он нам на этот раз.

В горном селе Отхара жила очень красивая, трудолюбивая и скромная девушка по имени Амра. К ней сваталось множество женихов со всех концов Бзыбской Абхазии — смелых, самостоятельных, богатых. Девушке же нравился только Тейб из села Джирхва. Лихой он был джигит, стройный, красивый. Но шла о нем молва как о бездельнике, тратившем свою жизнь попусту. Не имея своей земли, юноша не желал батрачить на князей и богатеев. "Уж больно горд и заносчив этот Тейб", — говорили одни. "Пустое! Просто лентяй", — отвечали другие. Но все сходились во мнении: прожил Тейб уже больше двадцати лет, а еще ничего хорошего не успел дать людям...

Однажды к Амре приехал свататься юноша Шьааб из села Эшера. Был он из богатой семьи.

— Я слышал о тебе много похвал, — сказал он девушке. — Слава о твоей красоте и добродетели идет по всей Бзыби. Выходи за меня замуж!

— Я не спешу с замужеством, — уклончиво ответила Амра.

— Может, как мне говорили, хотя я и не верил, тебе нравится какой-то бездельник из Джирхвы?

Она промолчала.

— О нем мне сказали, — продолжал Шьааб, — что живет он в самой что ни на есть дырявой пацхе на краю села, оставленной ему в наследство отцом, таким же бедняком. Верно это?

Амра продолжала молчать.

— Там, говорят, даже очаг давно потух, — добавил он с насмешкой. — Если выйдешь за него, погибнешь от холода и голода! А у меня в Эшере стоит новенький дом на высоких столбах. Каштановые доски не скрипят, а поют, когда по ним ходишь. Не успеет гость войти в дом, как сразу по этой песне узнает, что он — каштановый. Хозяйство налаженное. Будешь жить припеваючи. Ну, как? Согласна?

— В чем же будет моя заслуга, если дома у тебя все уже так налажено? — ответила она вопросом на вопрос. — Что касается меня, то я предпочитаю выйти замуж за бездельника и сделать из него достойного, всеми уважаемого человека. Тебя же, если хочешь, познакомлю со своей соседкой, очень привлекательной девушкой, но, по правде говоря, с ленцой. А ты постарайся сделать ее хорошей, хозяйственной женой. Это будет твоей заслугой.

Вечером она повела гостя к соседям, познакомила молодых, и все вышло как no-писаному: соседская девушка и гость понравились друг другу. Шьааб сделал предложение. Спустя несколько месяцев в Эшере справили богатую свадьбу.

Вскоре и Амра вышла замуж за Тейба. Она сразу же взялась за перевоспитание мужа. Трудясь не покладая рук, она уговорила и его усердно работать. Молодожены, прежде всего, привели в порядок пацху. Стало в ней уютно и празднично. Вскоре Амра и Тейб обзавелись приличным хозяйством и могли уже, не краснея, принимать гостей.

Тейб стал неузнаваем — до того изменился этот человек, прежде слывший первостатейным бездельником. Но верно говорят, что старый ярлык на человеке может держаться и сотню лет, если его не снимет что-либо необычное. Дальние, да и многие близкие соседи продолжали считать Тейба безнадежным лодырем и неуважительно отзываться о нем. Амра решила рассеять эти заблуждения.

Своими руками она выкатала бурку, приобрела отличного коня и седло к нему. Затем уговорила Тейба поехать с ней в гости ко всеми уважаемому старику Сеиду Абжноу, в село Ачандара, с подарками — оседланным конем, буркой и теплой персидской шалью для его жены. Старый Сеид славился по всей Бзыби как мудрый и справедливый человек. Бзыбцы всегда прислушивались к его словам, когда решали какой-нибудь сложный и спорный вопрос.

Старец принял молодоженов радушно, А когда они стали собираться домой, сказал им:

— Я хотел бы отблагодарить вас за такие замечательные подарки, но не знаю, что вам было бы больше по душе. Может, скажете?

— Почтенный Сеид! — ответила Амра. — Мы хотим лишь одного, чтобы ты стал нашим ауа — названным братом. Твое слово и доброе отношение для нас дороже самых больших подарков. О моем муже ходит в народе дурная слава. Да, он не хотел гнуть спину на богачей, но и для себя, для своих родных не очень старался. Теперь он переменился, трудится наравне со мной и, пожалуй, больше меня, но все еще не пользуется уважением односельчан. Пожалуйста, помоги ему приобрести доброе имя.