Тот самый Хиддлстон или одна ночь в Барселоне

— Запомни, на чем ты остановился! Теперь и мне надо выпить. Ты никогда! Никогда не рассказывал мне ничего про свои амурные дела. И я никогда не видел тебя таким. У меня стресс. — Люк подозвал стюардессу, предварительно допив из бокала, что он забрал у Тома. Когда же на столике между ними появилась бутылка виски, Уинзор откупорил ее, разлил алкоголь и после того как оба выпили, попросил Тома продолжить.

— Она сидела на ступеньках у памятника, разглядывая карту города. Ее невозможно было не заметить в толпе. Ярко-красные губы, синяк на коленке. Мне захотелось прикоснуться к нему, прикоснуться к ней. Что ты смотришь на меня так?! Да. У нее был огромный синяк. Но он ничуть не портил ее. Наоборот, придавал ей какой-то шарм. А потом, знаешь что она сделала потом, когда мы поднялись на смотровую площадку?! Она спросила меня гей ли я?! Люк! Хватит! Прекрати ржать! Да, так и спросила. А я поцеловал ее в ответ. Точнее хотел поцеловать, чтобы она без слов все поняла, а она… Она меня оттолкнула и запретила так делать!

Люк осушил уже второй бокал. История, что рассказывал Хиддлстон была слишком странной. Люк всегда оттаскивал женщин от Тома. А тут какая-то непонятно откуда взявшаяся русская имеет наглость задавать подобные вопросы, да еще и отказываться от поцелуя со знаменитостью. Во всей этой истории было что-то неправдоподобное или, по крайней мере, странное. Хотя, сейчас Уинзор охотно верил во все это. Он и сам впустил в свою жизнь русского, который отличался от всех его предыдущих партнеров. И сейчас, слушая рассказ Тома, Люк начинал скучать по своему сумасшедшему и взбалмошному мужчине, который так странно и внезапно покинул его, оставив на прощание лишь смс.

Они не покидали его квартиру в Лондоне трое суток, опустошив все запасы холодильника и бара. Когда Джордан - режиссер нового фильма с Томом, не дозвонившись Хиддлстону, набрал Люку, тот пообещал, что найдет актера и сообщит о перенесенной поездке. Но сам ничего, по сути, не предпринял, потому что не мог оторваться от своего нового любовника. Он всего-то пару раз позвонил актеру на мобильный и прислал письмо на электронку. Разгневанный Джордан, не получивший обратной связи вновь набрал Люку. Тот заверил его, что он видел Тома, актер обо всем осведомлен и в назначенный день они вместе прибудут на Гавайи.

На следующее утро, когда Люк открыл глаза. Русского и след простыл. Он уехал, сообщая в смс, что это был лучший секс в его жизни и что у него куча дел, не требующих отлагательств. Люк был подавлен. Его еще никогда так не бросали, отделавшись всего лишь сообщением. Но в отличае от Тома, Уинзор знал фамилию, телефон и город, где проживал его любовник. Как ни странно, но он и эта русская девушка жили в Санкт-Петербурге. Однако Люку совсем не хотелось сообщать Тому об этом факте, а значит и рассказывать о своей новой интрижке. Том никогда не мог понять его постоянно меняющихся партнеров. Поэтому Уинзор последнее время предпочитал молчать. Пребывая в своих мыслях, Люк слегка потерял нить рассказа Тома, а когда же вновь перевел все внимание на то, что говорил Хиддлстон, то просто не мог поверить, что тот чуть не попал в криминальную передрягу.

— А если бы она и вправду убила того парня? –взорвался Люк. — Да ты представляешь, во что бы ты вляпался? Такое чувство, что эта женщина нашла выключатель твоего мозга.

Люк отпил виски, продолжив слушать душевные излияния Хиддлстона. Тот все говорил и говорил, а Люк прекрасно понимал, что актер, который всегда поражал его своей рассудительностью и обдуманностью поступков, теперь напрочь забыл что это такое. И в подтверждении его мыслей, Том произнес:

— Я никогда тебя ни о чем не просил. Люк, найди ее. Я не знаю, что со мной происходит, но она мне нужна. С ней все становится реальнее. Посмотри, в кого я превращаюсь, Уинзор. Я пью виски и рассказываю тебе о своей личной жизни. Господи! — он с шумом откинулся на спинку кресла.

— Том, дружище. Это пройдет. Ты так долго был один, что это должно было случится. Ты увлекся. Был хороший секс, но уверяю, работа спасет тебя, ты переключишься, перестанешь о ней думать. Все будет хорошо. — Люк потрепал его по голове.

Том попытался улыбнуться, но это плохо у него получилось. Он залез в карман джинсов и извлек оттуда мобильный.

— Вот, вот она, — ткнул он пальцем в экран.

На Люка смотрела девушка, обнимающая восковую фигуру Бенедикта Камбербэтча. Девушка, как девушка. Чем он так восхищается?! Стрижка как у мальчика, на скуле синяк. Этакий побитый дворовый парень. Люк чуть не рассмеялся, подумав что в Хиддлстоне все таки что-то есть от латентного гея, исходя из выбора его пассии. Но порыв свой сдержал. Было что-то в ее лице такое, что заставляло его рассматривать. Интересный взгляд. Такой пронзительный, будто в самую суть тебя хочет добраться, вывернуть наизнанку, переворошить. Внешность очевидно с примесью востока. «Хм, какой бы ты не была, искать я тебя не стану. Хватит мне и того, что происходит сейчас с Томом,» - подумал про себя Люк, но вслух ответил:

— Не волнуйся. Я попробую что-нибудь сделать. Попробую. Но Том, ничего не обещаю. Информации слишком мало.

— Я знаю, — устало отозвался актер.

— Поспи пока, поспи. Ты устал, на тебе лица нет. Лететь еще двенадцать часов.

Хиддлстон кивнул и закрыл глаза.

========== Такие девчонки ==========

Лиза сидела на лестнице ведущей на второй этаж и курила. Дымила как паровоз уже третью или четвертую сигарету подряд. В горле встал никотиновый комок, голова слегка кружилась и даже подташнивало. Но с сигаретой легче думалось, как будто с каждым вдохом ее мозг обогащался кислородом и начинал работать как часы. Никотин приравнялся к кислороду. Какая нелепость. Она потушила сигарету. И откинулась на ступеньки, которые больно врезались в спину.

Как же было невыносимо хорошо в этой старой двухэтажной квартире с видом на Неву. Жалко, что быстро наступивший зимний вечер испортил вид за окном. Игорь в очередной раз уехал в Милан, оставив ей ключи и ценные распоряжения по поливу его комнатных растений. Лиза растения не любила, а к цветам была абсолютно равнодушна. Но что не сделаешь ради друга. Можно даже и цветы полить. Последнее время друг-стилист был весь в делах. Они толком и не виделись. Сегодня утром ей пришло смс со словами:

«Девонька моя. Улетаю. Присмотри за палисадником. Ключи как обычно. Миллион поцелуев».

Она была счастлива. Сменить собственную безремонтную квартиру вдали от центра Питера на двухэтажные апартаменты Калинина. Здесь хорошо думалось. В этой его творческой квартире, где безупречный ремонт граничил с разрухой, где кругом был кавардак и беспорядок, но с идеально до блеска начищенным трюмо с аккуратно разложенными парикмахерскими принадлежностями. Глядя сейчас сверху на все это безумие с черно-белым портретом Вивьен Ли во всю стену, Лиза будто видела отражение своего внутреннего мира. Такой же кавардак, но есть еще в этом ее мире прибранные места, логичные, расставленные по полочкам. Но их осталось так ничтожно мало. Спасибо Барселоне за это. С нее начался этот раздрай в ее голове. Почему-то в мозгу вечно застревали обрывки песен, совершенно не относящихся к делу. Вот и сейчас как на старом, заедающем патефоне крутилось:

«Тебе семнадцать, тебе опять семнадцать лет.

Каждый твой день рожденья хочет прибавить, а я скажу, нет.

Твой портрет, твои дети, я расскажу им о том:

“Дети, вашей маме снова семнадцать, вы просто поверьте, а поймёте

потом».

«Господи! Какие дети?! Какой маме!? Какие семнадцать?!» — вслух произнесла Лиза и помотала головой. Песни невпопад и мысли о Хиддлстоне атаковали ее голову. И если от последних она всеми правдами и неправдами пыталась избавиться, то вот от с назойливыми песнями было сложнее. Зачем она опять о нем вспомнила. Она же поймала мысль под названием «Том Хиддлстон» и заперла ее в сундук за семью печатями. Но эта мысль будто пустила вирус в ее операционную систему, наделала копий и теперь, лежа в сундуке потирала малюсенькие ладошки, ехидно посмеиваясь:

«Ну давай, давай, Лизонька, посмотрим какой ты борец. Попробуй справится с самой любовью. А я посмотрю, как ты будешь корчится на ринге от скрутившей тебя боли».

Была ли это любовь?! А что, собственно говоря, такое любовь?! Лизе было двадцать семь. Это тоже самое, что и двадцать, только на семь лет старше, на семь лет больше жизни, больше опыта, больше эмоций. Но она не знала точного определения этому чувству, которому без исключения было подвержено все население планеты. Она хотела этого чувства и одновременно боялась. Однажды она уже столкнулась к ним нос к носу. В голове в такт ее мыслям заиграла песня: