Товарищ "Чума" 5

— Ну, здравствуй де… Иван! — по-русски произнёс я. — Наконец-то я тебя нашёл!

— Не понял… — угрожающе произнес дед, поднимаясь с кровати. — Совсем уже немчура поганая краёв не замечает, Бажен Вячеславович!

— Ах, да! — спохватился я, вспомнив, в чьём облике нахожусь. — Сейчас! — И начал стремительно меняться.

[1] Белые мюнхенские колбаски, или вайсвурст (Weisswurst), уже больше столетия являются особенностью национальной культуры Баварии. Согласно традиции, они должны быть изготовлены рано утром и поданы к завтраку вместе со сладкой горчицей (Susser Senf), брецелем (Brezen) и светлым пшеничным пивом (Weissbier).

Глава 21

Я приостановил действие печати «доппеля», копирующей эсэсовца, но не развеял её окончательно. Точно так же я уже оставил в своей коллекции слепки личин майора Удо фон Штерна и мотоциклиста Хайни Богера. Теперь я в любой момент могу легко и быстро натянуть их на себя, словно карнавальные маски, стоит лишь немного напитать силой слепки уже использованных печатей.

Думаю, эта пополняемая коллекция «аватаров» станет хорошим подспорьем в моей дальнейшей судьбе разведчика-диверсанта. Ведь отследить и поймать меня станет практически нереально. А еще сканированные заклинанием объекты не обязательно даже ликвидировать. Ведь таким образом можно просто бросить тень на неугодную тебе личность, подставить каким угодно способом — ведь копия получается идеальная, вплоть до отпечатков пальцев и структуры радужки глаза.

Но это всё позже — сейчас главная задача вытащить деда и его учителя из застенков этой адовой нацистской «биолаборатории». Деду просто повезло, что его до сих пор не разрезали на кусочки (Матиас знал, что его руководство в лице Хорста и Левина уже рассматривали такой вариант), ведь в отличие от профессора Трефилова никакой важной информации в голове моего старика не содержалось.

Ну, это если не считать того, что дед, вообще-то, русский разведчик, успешно внедрённый в тыл врага. И, если его расколоть, можно получить весьма важную информацию о методах работы разведки противника, вычислить, так сказать, вражескую агентуру, места залегания и пароли. Да и перевербовать, наконец.

Но Вилигуту и его приспешникам — Хорсту с Левиным, на это было откровенно наплевать. Всё, что их интересовало — магия! Ну, и машина профессора Трефилова, способная производить этих самых магов, а также увеличивать продолжительность их жизни практически до бесконечности. И если они раскроют все эти секреты, с такими возможностями их примут в любой стране мира с распростёртыми объятиями. Ну, скажите, кто же из власть предержащих не хочет жить вечно?

Естественно, что в том виде, в каком я заявился к пленникам, дед меня не признал. Поэтому, не вдаваясь в долгие дискуссии, я и решился сбросить с себя неприглядного вида «костюмчик» Матиаса Гренца. Произошедшие со мной метаморфозы я ощутил по одежде, стремительно уменьшающейся в размерах.

Вернее, это я увеличивался, перекидываясь из субтильного и невысокого фрица Матиаса Гренца, в статного и рослого красавца Романа Перовского. То есть, в самого себя — ведь именно я теперь и есть Роман Перовский, так сказать, собственной персоной. А Виктор Чумаков еще даже и не родился в этом мире. И родится ли теперь?

Хотя приобретенная память, утраченная со смертью деда, а после его чудесного воскрешения вернувшаяся обратно, пока еще подтверждала моё будущее рождение. Если опять чего с дедом не приключится. И я даже знаю, кто этим «приключением» может быть — некая девица по имени Акулина. Отчего-то сдается мне, что просто так она его не отпустит.

— А черт! –выругался я, когда мои пальцы на ногах оказались скрючены и зажаты словно в тисках маленькими сапогами грёбаного оберштурмфюрера СС Матиаса Гренца.

Ведь я превосходил его по всем физическим параметрам, и по размеру стопы — тоже. Ставший вдруг узким френч затрещал по швам на моих плечах, а застегнутый ремень так сдавил живот, что стало не продохнуть. Первым делом я расстегнул ремень и скинул с себя эту кожаную сбрую. Задерживая дыхание расстегнул пуговицы на кителе, пока они не оторвались с мясом, и только после этого взглянул в глаза своему ошалевшему старику.

— Рома? — Глаза деда реально напоминали два чайных блюдца, когда он меня узнал. — Но как? Это же бред какой-то… — Он даже головой тряхнул, чтобы хоть немного прийти в себя.

— Новое слово диверсионной маскировки, — морщась, произнёс я, падая на ближайшую кровать.

— Опять биологическое? — произнёс дед, а профессор Трефилов, наконец-то немного оправившись от моего стремительного превращения, навострил уши.

— Оно, самое, Ваня! Оно самое… — С трудом стянув ненавистные сапоги, я облегченно выдохнул — мои ноги, оказавшись в тесной обуви на несколько размеров меньше, уже начали опухать и болезненно пульсировать. Пошевелив пальцами на ногах, я встал и подошёл к деду.

— Обнимемся, что ли, старичок? — произнес я, заключая Ивана в крепкие объятия. — Как же я рад, что ты выжил… Я ведь, грешным делом, подумал, что ты уже всё — со святыми упокой…

— Так и я тоже, Ром, — произнес дед, когда мы закончили сдавливать друг друга в объятиях, — думал, что того… на Небеса упорхнул. Словно по какому-то темному тоннелю поднимался… Так легко и спокойно было… А в конце… В конце я даже свет какой-то… неземной увидел, — признался он мне. — Вот и не верь после этого попам, Ром… Неужели, есть что-то после, а?

— Жизнь загробная? — Я криво усмехнулся. Уж кто-кто, а я об этом знал не понаслышке. — А что потом? — поинтересовался я, так и не ответив на его насущный и животрепещущий вопрос.

— А потом — ничего! — Развел руками мой молодой старикан. — Словно кто-то меня за штаны обратно вниз потянул. Я очнулся — а передо мной этот эсэсовец — унтерштурмфюрер СС Вольфганг Хубертус… Ну, ты его должен помнить…

— Помню, Вань, — я кивнул, — сотрудник «Аненербе».

— Да-да, он, с бутылочкой какой-то в руках…

— Так-так, а вот с этого места поподробнее, — заинтересованно протянул я, поглядывая краем глаза за стариком-профессором, тоже заёрзавшим на кровати. — Что в бутылочке было?

— Да я не знаю, — пожал плечами дед. — Капли жидкости какой-то светящейся на дне остались… Как я понял, он мне эту светящуюся бормотуху в рот вылил…

— Это «искра», — неожиданно подал голос профессор Трефилов. — Так они её между собой называли…

— Чтьо ти сказать?! — Воздух неожиданно замерцал, и в палате объявился ранее невидимый узниками Том Бомбадил, скинувший с себя все печати, скрывающие его от людей. — Искра?! — По-русски, но с чудовищным акцентом, произнес он, тряся растрёпанной рыжей бородой.

— Да-а-а… — Судорожно кивнул профессор, едва не свалившись с кровати от неожиданности и схватившись за сердце.

— Том! Ну ты чего? — попенял я Бомбадилу на его неожиданное появление. — Меня чуть кондрашка не хватила, а товарища профессора…

— Бажен Вячеславович, с вами всё в порядке? — кинулся к Трефилову дед. — А вы, товарищ… нельзя же так… И вообще, кто вы такой?

— О, приносить свой глюбокий извинений! — Бомбадил сорвал с головы нелепый синий цилиндр с павлиньим пером, и чопорно раскланялся перед моими соотечественниками. — Разрешитье предствьится — сэр Бомбадил… Том Бомбадил… ведьм…