Товарищ "Чума"

А в избе словно распахнулась дверь в большой промышленный морозильник, в котором очень долгое время тоннами складировали говяжьи туши, но постоянно забывали убираться. Вот и несло соответственно — холодом, кровью, свежим мясом и слабым сладко-гнилостным душком из-под пайлов[1].

Затем повеяло могильным холодом, да таким лютым, что металлическая спинка кровати мгновенно покрылась кристалликами льда.

— Нихренассе, подморозило! — изумленно прошептал я, благоразумно отступая на шаг назад.

И правильно сделал, потому что после от кровати мертвой бабки вдарила такая волна обжигающего жара, что у меня лицо опалило, волосы на голове затрещали и пахнуло палёной шерстью. Изморозь со спинки словно корова языком слизала. А затем вдруг всё резко закончилось, как будто и не было ничего.

Мертвая старуха-ведьма спокойненько себе лежала на кровати, смиренно сложив руки на груди. Как будто и не она сейчас хрипела и билась в конвульсиях, корча зверские рожи. На её лицо словно какое-то умиротворение снизошло.

— Надо же было вляпаться в такое дерьмо? — Я шумно выдохнул, покачал головой и промокнул рукавом нательной рубахи выступивший на лбу пот.

Все происходящее со мной за последний час походило на жесточайший бред, либо галлюцинацию под сильнодействующим препаратом. Может, я действительно того, окончательно чердаком уехал под двойной дозой промедола? Но нет, слишком уж все реальным кажется! В бреду так не бывает. Да и чувствую я себя вполне нормально…

Я обессиленно опустился на свою кровать. Этих пять минут «учёбы» колдовскому ремеслу вытянули из меня все силы. Да еще ранение головы и контузия давали о себе знать. Однако, рассиживаться времени не было — мне еще столько всего предстояло сделать.

Я вновь взял гимнастерку и еще раз её внимательно рассмотрел. У меня в руках была легкая хлопчатобумажная гимнастерка защитного цвета для младшего состава РККА, хорошо известная по документальной хронике и фильмам о войне.

Покрой — прямой, который носился с обязательным ремнем на талии. Два нагрудных кармана с клапанами на пуговице. Я расстегнул один из них, и с удивлением обнаружил, что карман имеет второе внутреннее отделение, которое также закрывалось на пуговицу.

Металлические пуговицы с пятиконечной звездой обнаружились как на клапанах карманов, так и на обшлагах рукавов. А вот отложной воротник еще дополнительно фиксировался с помощью крючка. На концы воротника были нашиты малиновые петлицы с черным кантом и четырьмя красными металлическими треугольниками.

Благодаря деду, да и собственной любознательности, мне было хорошо известно, что у младшего командного состава — сержантов и старшин на петлицах были треугольники, которые в народе именовали «гречкой». Средний комначсостав РККА получил квадраты или, как тогда говорили — «кубари». Старшие — капитаны и выше, получили прямоугольники, которые легко и просто называли «шпалами». А уж те, кто в самом «поднебесье», щеголяли ромбами на петлицах.

На моих петлицах было сразу четыре треугольника подряд — так называемая старшинская «пила». Единственное, чего я не мог взять в толк, как моему реципиенту удалось стать старшиной? Судя по первому «зеркальному» впечатлению, не тянул он на старшину. Ну, вот никак не тянул! Слишком изнеженным и неопытным в солдатском деле он выглядел. Да еще и консерваторское образование…

А ведь старшина — это очень важное звено военной машины. Старшина является прямым начальником солдат и сержантов своего подразделения; отвечает за правильное несение ими службы, воинскую дисциплину, внутренний порядок, сохранность вооружения и другого имущества. А в отсутствие офицеров выполняет их обязанности.

Ну, никак не могли такого хлюпика на подобной должности держать. Хотя, возможно именно высшее образование и сыграло свою роль — просто до офицерского звания не дотянул. Не аттестовали, но и держать в рядовых посчитали нецелесообразным. Хотя, какое мне сейчас до всего этого дело?

Я ведь обратно на службу в доблестные ряды Рабоче-крестьянской Красной Армии возвращаться не собираюсь. У меня будет своя война, на которой я, надеюсь, принесу куда больше пользы.

Я взял в руку нож и безжалостно спорол с гимнастерки все знаки различия. Может, оно и особой пользы не принесёт, но светить своей принадлежностью к Красной Армии, пока я гражданской одёжкой не разживусь, всё-таки не стоило. Споротые петлицы и нашивки я сразу убрал в нагрудный карман. Утилизирую при первом удобном случае.

Штанами оказались тоже знакомые мне по фильмам брюки-галифе, которые я тут же натянул на себя. Ботинки, к моему удивлению, оказались на редкость добротными. Толстая кожа, крепкие шнурки, толстая рубчатая подошва, подбитая гвоздями. Судя по клейму, не иначе, английского производства. Похоже, ленд-лиз, етить твою налево!

Я поднял с пола ботинок и по привычке поискал носки. Но носков, к сожалению, мне никто не предложил. Зато я обнаружил два куска хлопчатобумажной ткани, относительно светлого цвета. Твою медь! Да это же портянки! Вот уж не думал, что когда-нибудь вновь с ними встречусь.

Комплект «сапог плюс портянка» когда-то использовался практически во всех амиях мира, но, в конце концов, к истечению двадцатого века — началу двадцать первого почти все они перешли на комплект «ботинки с высоким берцем плюс носок». В ВС РФ отказ от портянок произошел после смены «кирзы» на «берцы» как основной обуви солдата.

Я, хоть и не служил в рядах Советской Армии, но портянки наматывать всё же умел. Благодаря деду, естественно. Он носки не носил, да и вообще их не признавал. Только сапоги с портянками. А чтобы шарахаться по тайге, лучшей обуви, чем сапоги не придумать.

— Запомни, Витюха, — наставлял он меня, когда я еще был сопливым пацаном, — сапоги с носками плохо сочетаются. В отличие от портянок, они хлипче — не выдерживают жесткой эксплуатации и быстро рвутся. А если долго ходить или бежать в сапогах — носки обязательно съедут с лодыжки на стопу. А правильно намотанная портянка — нет! — приговаривал он, контролируя эту самую правильность намотки на моей ноге. — И запомни еще одну хитрость, внучок: если намотать дополнительный слой портянки — можно носить обувь большего размера…

— А зачем мне в большие сапоги влезать? — удивленно переспрашивал я его. — Ведь всегда можно по размеру себе купить?

— Эх, ты, Спиноза[2]! — Со смехом трепал он меня по голове. — Слишком хорошо жить стали! Забыли, что такое «на вырост» обувку покупать. А на фронте, к примеру, не всегда можно подходящую обувку отыскать, когда свои уже каши просят! Вот сдернул ты сапоги с мертвого фрица, а они большие, — не преставая смеяться, с прищуром смотрел он в мои округлившиеся глаза. — И чего тогда делать будешь, философ? А если в атаку идти через пять минут? Так что ты дедовы байки на ус мотай, а байковые портяночки — на ноги… И мертвецов бояться не надо, Витюха, — уже с серьезным лицом добавлял он, — опасаться нужно живых!