Товарищи

— Сынок, что такое?

Но Егор молчал. Анна Кузьминична заломила руки.

— Да скажите же, скажите мне, ради бога, что случилось! — снова обратилась она к ребятам.

Жутаев шагнул к Егору:

— Что молчишь, Бакланов? Стыдно правду сказать, «отпускник»?. Или страшно? Мать обманул! Мать! — Он обернулся к Анне Кузьминичне. — Мы, тетя, с ним из одного ремесленного училища. Даже из одной группы. Из одной комнаты. Он… сбежал. Поэтому мы и уходим от вас.

Пораженная словами Жутаева, Анна Кузьминична смотрела то на сына, то на постояльцев. Наконец с мольбой и надеждой она обратилась к Егору:

— Сынок! Сынок… неужто это правда?

Но Егор по-прежнему молчал, опустив голову.

— Ты, значит, на мамашины блины приехал? — ядовито спросил Мазай. — Так-то оно легко ударничать… Мало мы тебя чечетку выбивать заставляли. Дураки!

Жутаев дернул Мазая за рукав, надел шапку и сказал Анне Кузьминичне:

— До свидания, тетя, на вас мы никакой обиды не имеем. Спасибо вам.

— Ребята, да куда же вы на ночь-то глядя! — сквозь слезы проговорила Анна Кузьминична.

— Ничего, моряки — народ закаленный, их ни морозом, ни ночью не запугаешь, — попытался пошутить Мазай.

Они вскинули вещевые мешки на спину и ушли. Анна Кузьминична была так потрясена, что даже не вышла провожать их. Как стояла среди комнаты, так и осталась, точно прибитая, с безжизненно повисшими руками.

Вот и сенная дверь захлопнулась и шаги затихли в отдалении, а Анна Кузьминична и Егор стояли словно окаменевшие.

Наконец она вытерла слезу, медленно катившуюся по щеке, и сквозь слезы заговорила:

— Сынок… как же так, Горушка? Я ходила за тобой, словно цветок выхаживала… я ж тобой только и жила. Растила, надеялась — вот сынок в люди выйдет, порадует. Я ж ноченьки зимние, долгие только про тебя и думала… Приехал сынок — обрадовалась… Ой, куда ж моя радость подевалась?

Чем больше она говорила, тем тягостнее становилось у нее на сердце, и горе захватывало все больше и больше. В голову ей пришла новая мысль, она даже отшатнулась назад и взялась рукой за голову:

— Товарищи от тебя отказались, бегут… как от чумы. Кого в нашем роду люди так чурались?!

Анна Кузьминична села у стола, опустив голову на ладони.

Вошел дедушка Кузьма и начал не спеша раздеваться.

— Не спите еще? Никого у нас не было? Мне показалось — вроде из наших ворот двое вышли.

Ему не ответили. Он удивленно взглянул на Анну Кузьминичну и понял, что в доме неладно.

— Вы чего? — с беспокойством спросил он. — Анна, али что стряслось?

Не отнимая ладоней от головы, Анна Кузьминична тихо ответила:

— Егор… сбежал.

— Как… сбежал? Откуда?

— Из… училища.

— Из училища?!

Дед вдруг все понял. Он вздрогнул, будто его неожиданно хлестнули кнутом, и вскрикнул:

— А?! Егор!

Дедушка Кузьма распрямился во весь свой могучий рост, шагнул к Егору и вцепился пальцами в его плечо. Он хотел заглянуть в глаза внуку, но Егор по-прежнему стоял с опущенной головой. И дедушка Кузьма как будто погас: осунулся, сгорбился, опустил голову, стал как-то меньше и нетвердой походкой отошел от Егора, снова надел полушубок, шапку и, не сказав больше ни слова, не спеша вышел.

Анна Кузьминична всхлипнула, но не от слез: ей не хватало воздуха, она задыхалась.

Егор вскрикнул:

— Маманя! — и бросился к ней.

Но Анна Кузьминична отвела его от себя рукой и прошептала:

— Нету… нету у меня радости… нету…

ПОЛУНОЧНЫЕ ГОСТИ

В этот вечер Катюша пришла в читальню, когда там почти никого не было. Она недавно прочитала «Как закалялась сталь», узнала оттуда о книге Войнич «Овод», о том, что ее любил Павка Корчагин, и загорелась желанием прочитать эту книгу. Но достать ее оказалось делом нелегким. Вот уже больше недели Катюша охотилась за «Оводом» — книга в руки не давалась. Обычно заведующая избой-читальней, она же и библиотекарь, Тоня, говорила:

— Только сегодня отдала, буквально перед твоим приходом. Проморгала ты. Знаешь, сколько сейчас охотников на хорошую книгу! Приходи завтра, у меня три экземпляра «Овода» — может, кто и принесет.

Катюша стала забегать к Тоне в избу-читальню ежедневно и, чтобы опередить других, спешила попасть туда возможно раньше, по дороге с работы домой. Зашла она и на этот раз, в надежде, что сегодня посчастливится. Едва Катя переступила порог избы-читальни, Тоня крикнула ей:

— Катя! Иди получай! Сережка Тюпакин сдает «Овода». Бери из рук в руки.

Катюша заспешила, схватила долгожданную книгу, наспех расписалась и отошла к столу. Она уселась поудобнее, ближе к свету, но напротив входной двери, так, чтобы видеть входящих. Ей не терпелось. Раскрыв книгу,

Катюша начала читать, и страницы замелькали одна за другой. Первые страницы показались ей неинтересными. Она думала, что в этой книге, как и в романе Николая Островского, описываются простые люди, но здесь шла речь о священнике и его воспитаннике. Катюша была разочарована: затратила на поиски книги столько времени, а книга-то, видно, и не стоит того. «А может быть, так только вначале, — подумала она, — а дальше все по-другому будет?»

Вошел Егор. Он окинул взглядом всех, кто был в избе-читальне, и, не найдя того, кто ему был нужен, сел к столу, как раз напротив Катюши. Он нехотя взял журнал «Огонек» и начал перелистывать.

Катюша не могла понять: то ли он и вправду не заметил ее и потому не поздоровался, то ли увидел, да не захотел здороваться, а может, просто решил не мешать ей, не отрывать от книги.

Она уже не читала, только делала вид, что читает, а сама то и дело поглядывала на Егора, да так осторожно, украдкой, чтобы ни он, ни другие не могли заметить. Егор продолжал перелистывать «Огонек», и ей надоело играть в прятки.

— Гора! — шепотом сказала она.

Оторвавшись от журнала, Егор поднял голову и, увидев Катюшу, широко улыбнулся.

— Здорово! — сказал он и протянул ей руку.

— Гора, ты «Овода» читал? — спросила она.

— Нет, не читал. А что?

— Да ничего, я просто так спрашиваю.

Говорить больше было не о чем, и каждый сделал вид, что занят своей книгой.

— Ты не видела Максимку Ивкина или Сережку Тюпакина? — спросил Егор.