Товарищи
Шрифт:
Послышались шаги.
— Тише, — предупредила Наташа. — Кто-то идет…
В вестибюль вошел Карцин.
— Оля, я за вами, там игра сейчас интересная…
— За мной? — спросила Оля. На лице ее появилась натянутая улыбка, но глаза были злые и презирающие. — Идите-ка, Володя, сюда на минутку.
Ничего не подозревая, Карцин подошел.
— У меня к вам вопрос.
— Пожалуйста, — ответил Володя.
Оля почти вплотную приблизилась к нему и, заложив руки за спину, спросила:
— Скажите, Володя, Надя приносила вам личный пригласительный билет на вечер?
Карцин недоуменно смотрел на нее, стараясь понять, чем вызван этот странный вопрос.
— Приносила.
—
— А что такое? — все больше недоумевал Карцин.
— Ничего. Только скажите— взяли или нет? — настойчиво уговаривала Оля.
— Взял.
Оля прищурила глаза, чуть склонила голову набок и негромко, с расстановкой отчеканила:
— Девчонка пригласила его как порядочного, он билет у нее взял, а сам за весь вечер даже не подумал подойти к ней. Эх, ты! А еще воспитанного из себя строишь!
— Оля, подождите…
— Чего мне ждать? Радуйся, что я не мальчишка, а то бы… на всю жизнь запомнил…
Не закончив фразу, Оля отшатнулась в сторону, размахнулась и ударила Карцина по щеке.
— Ольга! — вскрикнула Наташа, схватила ее за левую руку и притянула к себе.
А Карцин побледнел, смущенно поглядывал на девочек и чуть двигал ладонью по щеке.
— Я… я не знал, что Надя… — срывающимся голосом заговорил он. — Она сказала — билет вообще от девочек… А прошел я по другому билету, из комсомольской организации мне дали. Не по Надиному. По частным билетам у нас сегодня никого не отпускали… Да, впрочем… дело не в этом.
Володя круто повернулся и вышел. Девушки стояли молча, не глядя друг на друга. Потом Наташа взялась за голову руками и, покачиваясь из стороны в сторону, заговорила:
— Стыд! Какой стыд! Девчонка в третьем ремесленном избила на вечере суворовца! Позор на весь город! Это же хулиганство! Кто же после этого хорошим словом нас помянет? Никто! И правильно. Заслужили. На нас скоро пальцами будут показывать: отходите в сторону, идут трудрезервы.
— А ты не ной! Защитница нашлась! Я бы и Надьке еще влепила…
Наташа резко обернулась к Оле:
— Вот что, Ольга: дружбе нашей после этого конец!
Оля растерянно взглянула на Наташу и пошла к двери.
— И все это из-за меня, во всем виновата я… только я одна! — прошептала Надя и пошла вслед за Олей. — Ну почему я такая дура? Почему?
Когда вечер закончился и гости разошлись, Наташа нашла Батурина и сказала, что ей срочно нужно поговорить с ним. Прошли в комитет комсомола.
— Товарищ Батурин, вы, конечно, ничего не знаете. Сегодня на вечере произошел позорный случай, — прямо от порога заговорила Наташа, словно стараясь поскорее избавиться от тяжелого груза.
Торопясь, она подробно рассказала Батурину и о Надином билете и об Олином поступке.
— Да, случай неприятный. И опять отличилась восьмая группа! Так вы считаете, что суворовец не виноват?
— Нисколько. Виновата Писаренко.
— Вы с ней говорили?
— Нет. И не буду. Я после этого с ней поссорилась. Наверно, насовсем.
— Вон как! А напрасно.
— Нет, не напрасно. Мне надоели ее дикие выходки.
— А вы бы лучше помогли, чтоб подобных выходок у ней не случалось… Да… Поступок Писаренко отвратителен, и она должна извиниться перед Карциным. А вы, близкая подруга Ольги, обязаны убедить ее в этом, доказать, что она — неправа и что другого честного выхода нет. Не рвать нужно дружбу, а укреплять. Забудьте о своем разладе с Писаренко, сделайте вид, что его не было. Втолкуйте ей, что этот ее поступок оскорбляет не только Карцина, но и ее, и вас, и вообще все наше училище… И еще я вам, Наташа, должен сказать: Ольге Писаренко нужно быть в комсомоле. Вы комсомолка, не отгораживайтесь
от нее, а ведите за собой. Понимаете? Ведите!Надя, Наташа и Оля жили втроем в одной комнате.
Когда Наташа пришла домой от Батурина, свет в комнате был уже выключен. Думая, что обе девушки спят, она впотьмах разделась и легла в постель. Но ни Оля, ни Надя еще не спали. Чувствуя себя виноватыми, раскаиваясь в своих поступках, они лежали молча, словно пришибленные происшедшим. Сжавшись под одеялом в комок, сгорая со стыда, Надя думала о завтрашнем дне, о том, что все училище узнает о ее похождениях. с билетом и, конечно, поднимет на смех — ведь смеяться никому не закажешь. «Ну и пусть, пусть смеются! Так и нужно дураков учить, чтоб в другой раз умнее были, не совались куда не надо». Но от этих дум спокойнее на душе не становилось. Ей никак не удавалось отогнать от себя страх, она боялась насмешек товарищей и всем своим существом хотела сейчас, чтобы об этом происшествии никто больше не узнал.
Оля думала о другом. Больше пяти лет дружили они втроем. В детском доме их койки стояли рядом, они всегда сидели в столовой за одним столом, учились в одном классе. И в школе и в детском доме их называли «тремя сестрами». Они никогда ничего не скрывали друг от друга. И если у одной случалась неприятность, они втроем переживали ее. У них всегда было что рассказать друг другу. А сколько раз бывало в детском доме, когда в спальне наступало сонное царство, они потихоньку, бесшумно ступая босыми ногами, втроем забирались на одну койку и, прижавшись друг к другу, как котята, тихо шептались! В такие часы вспоминались родные, рассказывались слышанные в раннем детстве сказки, обсуждались эпизоды минувшего дня. Бывало и так, что они втроем плакали, вытирая одной простыней носы, а иной раз до слез смеялись и, чтоб не разбудить других, зажимали ладонями рты. Они всегда были неразлучны и не раз мечтали, что вечно будут дружить и ни за что не расстанутся. После детского дома они поступили в одно училище и упросили поместить их в одну комнату. Жили по-прежнему дружно, но за последнее время между Олей и Наташей стали учащаться стычки. Обычно спор начинала Наташа. Услышав от Оли грубое слово или узнав о каком-то ее резком поступке, Наташа принималась горячо выговаривать, а Оля не могла смолчать, и начиналась словесная перепалка. Обычно правой оказывалась Наташа, и Оля признавала свою вину. Вспоминая все это, Оля понимала, что Наташа душевная подруга, что она так же крепко любит Олю, как и Оля ее. И вот теперь этой подруги нет. Наташа отказалась дружить! Она, видимо, решила, что Оля стала совсем никудышной и останется такой навсегда? Это еще посмотрим! Не хочет дружить? И не надо!
Оля представила себе, как завтра утром они с Наташей не будут разговаривать, и ее забил мелкий озноб. Не будут шутить, как обычно! Возможно, даже станут, словно чужие, не замечать друг друга! Чего бы только не дала сейчас Оля, чтобы все изменить, оставить отношения с Наташей такими, какими они были до сегодняшнего вечера! Но изменить ничего нельзя. Поздно говорить об этом. Она не заметила, как вздохнула.
— Ольга! — шепотом окликнула ее Наташа.
Оля подумала, что ослышалась.
— Оля! — снова позвала ее Наташа.
— Ну?
— Ты не спишь?
— Нет. А что?
Наташа не ответила. Оля услышала, что подруга встала с койки и зашуршала туфлями по полу.
— Подвинься, — шепнула Наташа и, когда Оля отодвинулась к стенке, нырнула к ней под одеяло.
— А меня забыли? — уже во весь голос сказала Надя и вприпрыжку бросилась к Олиной койке.
Началась возня, смех. Потом зашептались.
Разошлись по своим местам заполночь. Но едва Наташа задремала, как Оля окликнула ее: