Товарищи

— Мазай, кто в цехе?

— Никого нет.

— А свет кто зажег?

— Где?

Мазай бросился к краю площадки и, увидев свет в окнах, оторопел.

— Горит, — прошептал он.

— Кто же там?

— Не знаю, товарищ мастер, — растерянно ответил Мазай. Потом он встряхнулся и, будто очнувшись, воскликнул: — Так я же никого не пускал туда! Ключ у меня, вот он!

Мазай достал из кармана ключ, показал его мастеру и опрометью бросился вниз по лестнице; следом за ним торопился Селезнев. Мазай отпер замок, потянул дверь на себя — она не открывалась.

— Товарищ мастер, изнутри заперто… Эй, кто в цеху, откройте! — грозно закричал Мазай.

Но в цехе было тихо и дверь не открывалась. Тогда Селезнев подошел к окну, заглянул в него и постучал по стеклу:

— Ребята, откройте! Это я, Селезнев!

Дверь тут же распахнулась, и в освещенном ее проеме появились Жутаев и Сережа.

— Дмитрий Гордеевич, зачем вы пришли, вы же болеете…

— Погоди, Жутаев, об этом потом. Лучше скажи, как вы в цех попали, дверь-то заперта!

— Через вентиляционную трубу, — объяснил Жутаев.

— Мы, как ангелы, товарищ мастер, сверху спустились! — весело сказал Сережа.

— А почему через вентилятор? — удивился Селезнев.

— Дверь была заперта, Дмитрий Гордеевич.

— Надо было взять у Мазая ключ.

— Значит, ключ был у него? — спросил Жутаев.

— У него.

— Он… не дал. Сказал, что нет у него ключа. Мы просили с Борисом.

— Как же могло случиться, Мазай, что вы решили сорвать большое дело, подвести своих товарищей? Говорите! — потребовал мастер.

Освещенный ярким снопом света, подавшись в раскрытую дверь, Мазай вертел в руках ключ и молчал.

«ПРОПЕСОЧИЛИ»

По расписанию подгруппа Мазая работала на формовке в первую смену.

Идя в цех, Мазай предполагал, что разговоры о вчерашнем случае не прекратятся весь день, но никто — ни мастер, ни Борис, ни Сережа, никто другой из ребят ничем не напомнили Мазаю о неприятном происшествии. Это вызвало у Мазая тревогу. После долгого раздумья он пришел к выводу, что непонятное молчание можно объяснить двумя причинами: или на его поступок не обратили внимания, или, наоборот, мастер сообщил обо всем Колесову и теперь нужно ждать вызова к директору. А такого финала Мазаю никак не хотелось.

Мысленно Васька ругал себя, но не за скрытие ключа, а за то, что так легко «поймался на удочку»: поверил Жутаеву и Сережке, будто они уходят спать, не проследил, куда они пошли со двора, и дал им возможность «околпачить» его. Ругал он себя и за то, что не сумел вывернуться перед Селезневым и своим дурацким молчанием признал вину. Чтобы хоть немного выгородить себя, он решил вечером пойти вместе с Жутаевым работать за Олю. «А если будут придираться, — думал он, — то скажу: ключа, мол, не дал потому, что хотел подшутить. И все».

После обеда, взяв гитару, Мазай, пошел в красный уголок. На пути его встретил Васька Жабин.

— Тезка, привет! — крикнул он и торопливо сунул Мазаю руку. — Я к тебе бегу.

— А я в красный уголок.

— Правильно, не поддавайся! Делай вид, что и не замечаешь! А потасовочку — клянусь, тезка, нашей дружбой! — мы вместе им устроим. Положись на меня. Будут, гадюки, помнить! — Жабин погрозил кому-то кулаками.

Мазай не мог понять, о чем говорит Жабин.

— Какая там еще потасовочка? Чего ты мелешь?

— Тезка! Дорогуша! Ну, просто родительская головомойка для воспитания. Устроим, будь уверен! Ты только скажи: есть у тебя предположение, кто это накапал?

— Куда накапал? У тебя с головой всё в порядке?

— Вроде как норма. А что?

— Не похоже. Какой-то бред сивой кобылы.

Тут Жабина осенила догадка:

— Тезка, ты заходил сегодня в красный уголок?

— Нет. Только иду.

— А-а-а! — с сожалением протянул Жабин. — Тогда все понятно. Пострадавший узнает последним. — Он вцепился в руку Мазая и, не скрывая озлобления, зашептал: — В училищном «Крокодиле» тебя так пропесочили, такое клеймо на тебя поставили, что веришь, Вася, у меня и то сердце трепыхается. Там такое наврали… узнать надо, кто это специализируется, и как следует сделать выводы: критиковать критикуй, а за вранье…

— О чем пишут? — прервал его Мазай

— Пошли, сам прочитаешь.

Мазай быстро зашагал к красному уголку. За ним, еле поспевая, торопился Жабин.

— И знаешь, тезка, есть такие дураки, что верят и ругают тебя напропалую. А я горой стою, всем заявляю: головы поотрываю тем, кто будет капать на Мазая.

В красном уголке ребята толпились у витрины с сатирико-юмористическим листком «Крокодил».

— Эй, друзья! — крикнул Жабин. — Пропустите пострадавшего! Пошли, Вася, поближе.

— Ты не слишком обо мне старайся, я не больной и сам проберусь, — недовольно буркнул Мазай, сбросил со своего плеча руку Жабина и начал проталкиваться.

Его молча пропустили к витрине. Разговоры примолкли. Ребята внимательно следили за Мазаем.

В рамке за стеклом висел свежий номер листка. В нем была всего одна статья с четко выписанным заголовком «Зазнавшийся староста». В конце листка пестрело несколько акварельных рисунков. Мазай сразу же заметил, что в центре каждого рисунка изображен человек в полосатой тельняшке, с татуировкой на руках. Не прочитав еще ни слова, по одним лишь рисункам, он понял, о ком написана статья, и хотел было тут же уйти, не читая. Но ноги не двигались с места, голова стала тяжелой-тяжелой. Мазаю показалось, что вот-вот она перетянет в сторону и он упадет на пол. Васька крепился, старался устоять на месте, ему хотелось, чтобы окружающие не заметили этой слабости, но скрыть ее было почти невозможно.

— Ты, тезка, спокойнее, — будто откуда-то издали донесся до Мазая голос Жабина. — Прочитай просто для сведения, чтобы знал, как люди врать умеют. А разговор с этими писателями мы можем и без тебя устроить. Вишь ты, прозаики нашлись, Львы Толстые…

Мазай начал читать… «Долго Мазая считали хорошим старостой, хвалили его везде и захвалили… Вовремя не указали ему на недостатки, он оторвался от товарищей, зазнался, превратился в эгоиста, стал думать только о себе, о своих личных интересах…» Взгляд Мазая скользил, прыгал по строкам. Васька не вникал в смысл отдельных слов и потому не все понимал. Наконец он дошел до того места, где рассказывалось о вчерашнем случае с ключом…

Пока Мазай читал, Жабин, колотя себя кулаками в грудь, уже многим ребятам успел рассказать, что Мазай не только не обижал Ольгу Писаренко, но всегда брал ее под защиту и любому ее обидчику готов был посчитать ребра. И сам Жабин однажды был свидетелем, как Мазай чуть не всыпал одному голубчику.

— Тезка! — закричал он, увидев, что Мазай прочитал статью. — Скажи: вранье? По злобе на тебя написали. Верно? Есть на свете такие черные вороны! Заклевать человека могут.

Все ждали ответа Мазая…