«Тойота Королла»

– Уйдите! Вы мне мешаете! – прогнала его Майра.

– Ухожу. Исчезаю. Вы – женщина, и вам карты в руки. А я только прихвачу с собой недопитое вами вино. Можно? Душа изнемогает. И испаряюсь!

Он зажал под мышкой бутыль с вином, сгреб два стакана и, кивнув мне, вышел из дома.

Было прохладно и солнечно. Океан ворчал у береговых камней и искрился, сиял покойной гладью до самого горизонта, терявшегося в легкой дымке. Океан оправдывал свое название – Тихий. На черных камнях, лоснясь черными жирными телами, грелись тюлени…

Мы выпили по стакану вина, и Антон долго и не скрывая иронии во взгляде, смотрел на меня.

– А вы болтушка, доктор.

– На чем ты меня уличил, профессор?

– Наболтал девице невесть что о моих мужских достоинствах… и мне пришлось стараться изо всех сил, чтоб не уронить твой престиж в ее глазах.

– Ты хочешь сказать… она ночью к тебе пришла?

– Совершенно справедливо, мой друг. Именно об этом я и хотел поставить тебя в известность. Во избежание недоразумений.

– И ты…

– Да. Я джентльмен до мозга костей и отказывать даме не в моих правилах.

– Ну и блядища! – ахнул я.

– Нисколько, – замотал головой Антон. – Типичная американка.

– Она-то тебе хоть понравилась? – сам не знаю почему, поинтересовался я.

– А вот в такие подробности джентльмен не вдается… даже с самым близким другом.

Я вернулся в дом мрачный, как туча, и жевал завтрак, не поднимая глаз от тарелки. Мы завтракали вдвоем с Майрой. Антон не стал есть. И, сказав, что обернется в десять минут, умчался на большой скорости за водкой на своем старом, потрепанном джипе.

– Хорошо бы уехать, пока он не вернулся, – подняла на меня глаза Майра.

– Чем он тебе не угодил? – мрачно спросил я.

– Надоел. Насытилась впечатлениями. С избытком. Я не ответил.

Тягостное молчание длилось с минуту, если не больше. Первой не выдержала Майра.

– Чем-то недовольны, сэр?

– Нет. Абсолютно всем доволен. Пребываю в телячьем восторге.

– Что означает этот тон? Как это расценить?

– А как расценить ваше поведение… мадам, мадемуазель… как вас называть? Одного мужчины вам мало. Предпочитаете спать с двумя одновременно.

– Вы не обидитесь, если я вам скажу, что предпочитаю? Провести ночь с одним, но настоящим мужчиной.

А ваш друг Тони, кроме того, что импотент, еще и болтлив, как баба.

– Так уж и импотент, – обиделся я за Антона.

– Не знаю, как это еще назвать, но все его попытки проявить себя мужчиной завершились конфузом.

– От чрезмерного употребления алкоголя.

– Я думаю, от старости. Износился ваш друг. Единственное, что еще умеет, проповедовать свои несвежие теории. А вообще занятная фигура. Но предпочтение я отдаю вам. Вы мне нравитесь. Я вас почти люблю. За это стоит великодушно простить мой грех… Тем более, до греха-то и не дошло. И вам обещаю абсолютную верность на всем пути до Нью-Йорка.

– А дальше?

– Не будем загадывать. Надо еще добраться до Нью-Йорка. Там и будем решать.

Мы погрузили в «Тойоту» вещи и уже сели в машину, как из-за кривых сосен вынырнул на жуткой скорости джип и, сделав крутой вираж, застыл как вкопанный перед нашим радиатором.

– Что же вы! – вскочил ногами на сиденье джипа разлохмаченный Антон и потряс над головой пузатым полугаллоном водки. – Куда спешите? Зря, что ли, я старался?

– Уезжаем, уезжаем, – замахал я рукой, не вылезая из машины. – Тебя дожидались. Попрощаться.

Антон спрыгнул с джипа и, босой, всклокоченный, зашагал к нам, неся за гнутую стеклянную ручку посудину с водкой.

– А это зачем я добыл ни свет ни заря? – печально спросил он. – Ну, хоть на дорожку… Посошок. Тяпнем по глотку.

Он отвинтил крышку с бутылки и швырнул ее в песок.

– За ваше здоровье, дорогие, – сказал он дрогнувшим голосом. – Пусть вам будет хорошо.

Подняв тяжелую бутыль, он губами припал к ее горлу, и поросший бородой кадык, хлюпая, заходил на его худой, жилистой шее. Наглотавшись водки, пока не задохнулся, он оторвался от бутылки, вытер ладонью рот и протянул мне.

– Я за рулем, – отказался я.

– А вы? – глянул он на Майру жалкими глазами побитого пса.

Майра отрицательно мотнула головой.

– Не держите обиды на меня. Если что не так, прошу прощения.

Майра выдавила улыбку.

– Я, детка, конченый человек. Жить мне осталось, пока в Москве не решат. За мной следом ходит приговор военного трибунала… вынесенный заочно. Смертная казнь через расстрел. Как военнослужащему, изменившему присяге. И приведут этот приговор в исполнение, когда им вздумается. Никуда мне от них не укрыться. Вот если только удастся обмануть – умереть своей смертью. Но они и на том свете не оставят в покое. Не прощают даже мертвым. Найдут могилу, разроют и собакам раскидают на съедение.

Так что счастливо вам ехать, и, ради Христа, не гневайтесь на старого человека. В другой раз доведется завернуть в Монтерей, спросите, где Тони? А вам ответят: нету его. Приказал долго жить.

Мы отъехали в гробовом молчании. В зеркало я видел все уменьшающуюся долговязую, сутулую фигуру Антона. Он махал нам на прощанье чем-то нестерпимо поблескивавшим на солнце. Это был полугаллон с водкой в его руке.

Я услышал всхлип и оглянулся на Майру. По ее щеке ползла слеза.

– Мне жалко… – ее плечи вздрогнули от сдерживаемого плача.

– Кого? Его?

– Всех жалко, – кончиком языка слизала она со щеки слезу. – Все несчастное человечество.

Она коснулась ладонью моего бедра, а голову склонила мне на плечо, как бы ища утешения, защиты. И я окончательно оттаял, растрогался.

– Ничего, ничего, – зашептал я ей в ухо, как иногда утешал свою маленькую дочку. – Все будет хорошо. Уверяю тебя. Мир прекрасен и удивителен. Наперекор всему. Смотри, мимо каких красот мы проезжаем! Райские места! Того и гляди из-за дерева выйдут Адам с Евой.

– В таком виде нас сегодня утром застал твой друг, – сквозь слезы улыбнулась Майра.

– Выглянут из-за дерева Адам с Евой, помашут нам фиговыми листочками и скажут «Хай», – продолжал я медоточивым голосом, каким рассказывал сказки своей дочке в Москве.

– А чем же они прикроют свой стыд, если станут махать фиговыми листочками? – в тон мне спросила Майра, потирая щеку о мое плечо и заглядывая мне в лицо.

– А у них запасные есть. Наши праотцы были запасливыми людьми.

– Мне хочется написать ему письмо.