Тойво - значит "Надежда" 2. Племенные войны.

Однако, припоминая, у Куусинена чувства своего превосходства не было никакого. Наоборот, он беседовал с ливвиком с великим уважением, прислушивался к нему, как к мудрому учителю, даже, несмотря на то, что говорил тот смешно, используя устаревшие и почти полностью вышедшие из употребления слова и выражения.

– Помню, как один из егерей, после особо жесткого "обмена любезностями", размазывая кровь по лицу, сказал, а мне потом перевели, - сказал Дубалов.
– Точно, конечно, не изложу, но примерно смысл его слов сводился к тому, что "если гнушаешься и глумишься по отношению к своим ближайшим соседям, то будь готов, что в скором времени поблизости окажутся дальние соседи, которые вовсе не соседи, а арабы, китайцы, негры или индусы. Живи с ними, коли получится. Может, в скором времени и сам сделаешься арабом, китайцем, негром или индусом".

Ну, что же, вполне разумно, согласился Тойво. Помня, какое отношение государственных чиновников во вновь образованном государстве Финляндия к своим же соотечественникам, не удивительно совсем худое их поведение с разными прочими карелами. Но сам-то он не карел! Поэтому решил поменять тему.

– А увечье рук тоже с Маньчжурии?
– спросил он.

– Да нет, - усмехнулся Дубалов.
– Реквизировали мы однажды кое-какое хозяйство у старообрядцев в Бежецке - все по закону, потому, как я сам и был закон, черт бы его побрал. Вскрыл один ящик, весь в праведном гневе, он - возьми, да и взорвись. Не сильно, не адской машинкой был заряжен, а артиллерийскими капсюлями, но пальчики мои бедные отлетели. Досадно, конечно, но именно тогда глаза у меня и открылись. Что мы делаем? Мы же культуру уничтожаем. Ту, что была раньше на этой земле, насильно насаждая, что попало. Иконы попы перерисовывают и подрисовывают, книги пропадают, какое-то монголо-татарское иго напридумывали. Вот я и подумал: лучше буду песенки петь, да на гармошке играть. И тебе, паря, советую: держись от политики подальше. Думаешь, цель у нее - выявить, кто сильнее?

– Вероятно, так и есть, - согласился Тойво. Кто сильнее, тот и гнет свою политику, тот и устанавливает свое господство.

– Цель у политики одна: подменить былое истинное выдуманной ложью, - Дубалов подмигнул и опять прошелся обрубками пальцев по своей груди, как по гармошке.
– Подменят - тогда пиши пропало.

– Почему?

– Так ты Библию вспомни: " и тогда соблазнятся многие, и друг друга будут предавать, и возненавидят друг друга; и многие лжепророки восстанут, и прельстят многих; и по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь" (От Матфея гл 24, стих10, 11, 12). Падет последний карел, преисполнится чаша грехов людских, радуга пропадет, наступит Потоп. Короче, всем будут кранты.

Они замолчали, Антикайнен молчал сильнее. Стало быть, музыкант Дубалов молчал слабее. Каждый думу свою думал.

***

Линквидст обнаружил перемещение столыпинского вагона из Выборга в Петроград, а потом еще и еще, пока, наконец, он не приехал в город Буй Вологодской губернии. Там он затаился и стоит, вероятно, в ожидании новых арестантов.

Первым побуждением Тойво было вскочить и побежать. Что должно было за этим последовать, как водится, не было вполне ясно. Скорее всего, он должен был таким образом добежать до самого города Буй. Вместо этого Антикайнен спросил у Рахья:

– Есть информация, как доехать до этого Буя?

– Послезавтра на поезде, но что там-то делать будешь?
– ответил Эйно.

Тойво мгновенно просчитал, что дергаться раньше этого самого поезда - нет смысла, а есть смысл здесь, в Питере, раздобыть такую бумаженцию, такой, с позволения сказать, мандат, чтобы в этом самом Буе и Лотту, и всю ее семью выпустили без каких-то ущемлений в праве передвижения по России.

– Ну, пока есть время, подумаю, к людям обращусь за помощью, - сказал Антикайнен.

– А к кому, если не секрет?

– К Бокию.

Рахья переглянулся с Лиисой, Акку переглянулся с Рахьей, Лииса переглянулась с ними обоими, в общем, они начали переглядываться. В этом переглядывании не было вопроса или удивления, зато можно было заметить оттенок тревоги.

– Ты знаком с товарищем Бокием?
– наконец, видимо устав играть в гляделки, спросил Эйно.
– Или так просто решил, прочитав фамилию на мандате?

– Приходилось встречаться еще задолго до Революции, а потом и после оной, - ответил Тойво. Он не стал уточнять про оргию сатанистов в окрестностях Каяни, где Глеб Бокий был в числе почетных гостей, решил также не упоминать более позднюю их встречу в Гельсингфорсе.

– Ну, не знаю, не знаю, - сказал Эйно Рахья.

– Ну, не знаю, не знаю, - сказал Акку Пааси.

– Ну, не знаю, не знаю, - сказала Лииса Саволайнен, хотя ее тон вызывал некоторые сомнения, и она "знала, знала".

Тойво, переночевав тут же с изрядной долей комфорта - отдельная кровать, чистое белье, туалет через коридор - спозаранку отправился по уточненному заранее адресу в штаб Глеба Бокия. Этот штаб совмещался с петроградским ЧК.

Созданная 20 декабря 1917 года постановлением Совета Народных Комиссаров, Всероссийская чрезвычайная комиссия стала зловещим преддверием становления зловещих карательных структур всех государств мира, от Германии до Японии и США. Феликс Эдмундович Дзержинский разработал и воплотил в жизнь идеальный механизм поддержания любой власти, рабоче-крестьянской ли, буржуазной ли, или ваххабитской. С кратким перерывом на отдых - типа: не у дел, передав руководство Петерсу - с июля по август восемнадцатого года он довел свое детище, ВЧК, до физического совершенства, претендуя и на духовную, что тоже немаловажно, ее непоколебимость.

ЧК в тот тревожный неизвестностью год недостатка в сотрудниках не испытывала. В первую очередь, сюда охотно поступили на службу маньяки, насильники и убийцы, во вторую - стремительно изменившие свои политические пристрастия бывшие полицаи, в третью - подневольно загнанные деревенские парни. Руководили ими, как правило, евреи, увлеченные безнаказанностью Революции, а также быстро продвинувшиеся по служебной лестнице латышские стрелки. Последним недельной булки белого хлеба и продпайка уже было недостаточно, вот они и подвизались получать полное обеспечение у молодого Советского государства.

Бокия пришлось ждать два с половиной часа в приемной. Все время, пока Тойво сидел здесь, он ловил на себе странные оценивающие взгляды снующих туда-сюда людей в кожанках и с маузерами в деревянных чехлах, болтающихся у кого где: сзади, сбоку, спереди, а у одного карлика - между ног. Но мандат, тем более подписанный самим Бокием, имел магическое свойство и гарантировал неприкосновенность.

Товарищ Глеб появился внезапно, словно бы из-под стола секретарши - одетой по последней моде дамочки с безразличной гримасой на лице - вылез.

– Ну, что, Антикайнен, явился?
– без всяких эмоций спросил он.

– Явился, - по-русски согласился финн.

– Тогда заходи, пообщаемся, хотя времени мало.

***

Тойво отвлекся от своих воспоминаний, как-то дозировано возникающих в его памяти, потому что музыкант Дубалов снова обратился к нему.

– И как надолго ты в Семипалатинск?
– спросил он.

– Почему - Семипалатинск?
– удивился Тойво.
– Откуда ты взял про Семипалатинск?

– Так в мандате у тебя записано: "Направляется в Семипалатинск". Кондуктор прочитал, когда билет твой проверял, а ты в отключке.

Антикайнен тотчас же сунул руку в нагрудный карман пиджака и вытащил две картонки: одна - железнодорожный билет, а другая - мандат за подписью какого-то Лациса со словами "Направляется в Семипалатинск".

– Семипалатинск?
– сказал он и добавил.
– Твою мать!

6. Семипалатинск!

Глеб Бокий выслушал Тойво, который то коверкал слова на русском, то переходил на финский. Это не помешало ему понять всю суть, сделать выводы и частично озвучить их. Конечно, Бокию было абсолютно наплевать и на Лотту, и на ее семью, да и на Антикайнена бы наплевать, да вот было у этого парня кое-что, чего не могло быть у него самого - такой крови.