В густой глубине, в сердцевине всего сущего ворожит, затаившись, всеобщее тождество. Потому-то камни так похожи на время, потому-то их гранёная твердь пропахла вечностью и морской водой, пропитанной снами и солью. Всё вокруг накрепко связано собственной сутью: и чёрная тяжесть руды, и свет твоей кожи вплетаются в звучание слова ночь. Краски пшеничного поля, твердыня гранита, слёзы и вещи, смастерённые из дерева, дублёной кожи и шерсти — ветхие, линялые, неотличимые одна от другой вещи, — они сплошной стеной сомкнулись вокруг меня. Тружусь, стиснув зубы. Кружу над самим собой, словно ворон над смертью — траурный ворон. Размышляю, втиснутый в закоулки времени, посреди материка молчания. Дробное тепло сочится с неба. И, соединяясь корнями, держава смутных подобий стискивает вокруг меня своё кольцо.