Традиции & Авангард. №2 (21) 2024 г.

Вы, быть может, также скажете: да что ж хорошего, что человек, упахавшись, новости не может досмотреть и сразу засыпает? Но не секрет, что современный индивид, хвалёный и «продвинутый», чаще всего ещё больше, глубже спит, когда не спит. Наяву, «в теле» телепросмотра или «в деле» листания соцсетей, в автоматических разговорах «на отвлечённые темы». Ум сельского жителя (был всегда) практичен: при всех завитках языка и психологии он связан не с переливанием из пустого в порожнее, а с непосредственным, изначально органическим преобразованием действительности, возможностью сделать своими руками. Не по наущению блогеров и телепередач, даже не по книжкам, а если и найдётся на всю деревню какой-нибудь столетний справочник, то видно, что его листали не в белых перчатках в тиши кабинета, но страницы его захватаны, извините, грязными руками – как книги по архитектуре из личной библиотеки Петра I.

Городской житель в массе своей это уже давно утратил. Без этого нет мужика…

* * *

Солнце село, небо – как картина гуашью, с причудливой смесью разных красок: от исчезающих на глазах пастельных до тёмно-ярких оттенков баклажанно-фиолетового, буро-серого, почти чёрного. Но всё это стремительно гаснет.

Казалось бы, что хорошего: ведь нет ничего, никаких красот и щедрот, поля да поля… – по чему тосковать, отчего щемить сердцу? И людей тоже почти нет уже в окрестностях – тех, кто тут жил, ходил и ездил, стерёг скотину и ночью куролесил – по сути, даже тех, кто это помнит, присосавшись к телемонитору, смертьфону или ноутбуку. Но даже когда я теперь в Анапе смотрю с крутого берега – земляного, не песочного, заросшего, почти как в средней полосе, лебедой, колючками и конским каштаном, – то не могу поверить, что вижу море, мне в любом бескрайнем сине-блестящем просторе чудятся родные нескончаемые поля и равнины.

Быть может, лишь здесь, в полях наших невзрачных, только в такие случайные моменты тихих сумерек можно вдруг понять, что мир этот наш – один на всех: и для человека, и для коров с овцами, и даже для насекомых и травы. Для всех он совсем разный, но всё равно единый.

А дальше – катить с ветерком, непередаваемый, приятный холодок от речки, от низин лощинок, ещё два-три и впрямь раздражающих раздражителя – комары и мушки стаями, а так благодать – шорох пакета с пахучей травой на руле, стук старого велика, луна в аккурат над деревней, как маяк, и первые звёздочки…

* * *

Лежишь, глаза под козырёк: в широчайшем небесном обзоре движется маленький, но ясно различимый самолётик – блестит металлом, гудит слегка. Подумается: вот летит он, а видит ли меня? И что ему я – муравей на зелёном пятне травы у блестящего шнурка речки, рядом с божьими коровками рыжеватых коров… А я его меж тем вижу отлично – всю его траекторию. Так, может статься, и с большим человеком, тем же, допустим, журналистом или писателем: он думает, что он всех объял, над всеми возвысился, а мелочи-то всякой, с кнутом и в лаптях, во мхе и земле, весь путь его, в прямизне или загибах, ясней и проще виден… Чуть свечереет – другие фигуры: косые, сразу по нескольку, белые, как нечто пенное из распылителя, полосы реактивных истребителей.

Даже и для сельского жителя, вроде бы и так день-деньской носящегося – часто прямо сломя голову, – с этой природой, день стережбы проходит необычно. С шести утра до девяти вечера, так сказать, в фулл-контакте с землёй, с открытым её пространством, с природой: растительной и животной, с речкой, воздухом, солнцем и небом, и – что меньше всего осознанно осознаётся – с самим собой.

Зато, когда толковали в школе о небе над Аустерлицем, даже распоследний деревенский двоечник знал, о чём речь. Прозрачно-яркое, голубое-синее, в ослепительном золоте, с сахарно-белыми облаками. Подсунул под голову скатанный в котомку плащ или куртку, или просто сумку – и не минуты, а за день-деньской целые часы на это обычное и чудесное небо смотришь! Безо всяких очков там и фильтров. Это не телевизор, не нынешний айфон, чтоб отвлечь, – это визор внутренний. Как рентгеном просвечивает тебя эта земля, на которой лежишь – не отдыхаешь натужно на пляже и не валяясь свински пьяный, но непосредственно при деле и в то же время так… – а сверху тут же сканирует твою душу небо: куда, зачем тебя уносят жизнь и мысли, замусорен ты чем, чем гордишься, гадишься чем, годишься или не годишься жить меж ними…

26 июня – 21 августа 2023

Марат Исенов Река в ковыльных берегах… Стихи

Родился в Алма-Ате в 1971 году, автор пяти книг: «Аутлэндишь» (2003), «Житие можжевельника в дождь» (2004), «Письма к Сэтторо Канно» (2012), «Третий Голос» – посвящение Курмангазы (2018), «Формы Выветривания» (2023). Участник международного поэтического альманаха «Освобождённый Улисс» (2004), альманахов «СПб.-2018», «Поэзия Петербурга», сборника «Современный верлибр», печатался в периодических изданиях. С 2007 года живёт в Санкт-Петербурге.

«Река в ковыльных берегах…»

Река в ковыльных берегах.На слух арканили дукаты.Краюха, крынка молока,и звёзды падали в Карпаты.Туманило на Покрова.Широкоскулые кентаврышвыряли, словно острова,охапки омертвелой ваты.И женщин робкое: не вы ль?В ответ лишь исподлобье волчье.Река, и волнами ковыль,и звёздный путь во тьме молочной.

«Там, по полям небесным…»

Там, по полям небесным,минами не подкованными,к Богу шагают честноРодины подполковники.Следом идут майоры,от пороха все чумазые.Дружно шагая в гору,все одним миром мазаны.Северный шлем, папаха,каска, гусарский кивер —срама, стыда и страхабольше не имут с ними.Вечным утром над рощею,где иволга пьёт со спицы,строятся по обочинамБожии пехотинцы.

эР Вэ эС

В сердце Гайдара поёт гитараи местечковый смычок.От Херсона до Краснодарастепь горит кумачом.Всадник бледный с лицом ребёнкаи навыком палача.Вместо иконы звезда-картонкас прищуром Ильича.Эпоха спрессована в киноплёнку,но бубном гудит земля —всадник бледный с лицом ребёнкавновь оседлал коня.

«Здесь взгляд не успевает прорасти…»

Здесь взгляд не успевает прорасти в одно на всех не сказанное слово и навсегда с корнями заплести пролёт моста над пропастью разлома. Вода в реке готова не к тебе, и старец ждёт другого к переправе.Что жаворонок утром перепел,то к полдню превращается в отраву.Уже трава слегка приподнялась, и самый воздух – чуткая природа,так этой скорости бесчеловечна связь,что душу сводит.

«Вся музыка – лишь чуткий человек…»

Вся музыка – лишь чуткий человекв той тишине, мерцающей едва ли.Всплывает ночь краями звёздных рек,качая сны еловыми руками.Неизлечим, и потому легкоидти в полях, оставленных надежде.Невзрачным драгоценным пустякомозвучивать словесную одежду.Насвистывая в трауре зимыодну из древних солнечных гармоний,что нас ворует к жизни у войны,пыльцою оседая на ладони.

«Пусть не все у Тебя святые…»

Пусть не все у Тебя святые,но какие есть, обессудь.И мальцы, и совсем седыеза тобою в глухую студь.Золотые рогожи стелетвсем безлапотным сорванцамотщепенец Сергей Есенин,что зеница Твоим глазам.Колокольным воротом норовна заре обмолотит звон.Над Россией открыт дозоромудивительный горизонт.

«Корёжат русские поля…»