Традиции чекистов от Ленина до Путина. Культ государственной безопасности
Шрифт:
Тем временем представители КГБ продолжали упорно отрицать существование практики охраны советских ученых. Подводя итоги в декабре 1963 года, представитель КГБ на «Мосфильме» Шмелев счел нужным отметить, что «такого рода охраны ученых в нашей стране нет, но в данном случае она становится необходимой, когда выясняется, что иностранный разведчик охотится за некими секретными данными, которыми владеет Евдокимов» [517] .
КГБ и частная жизнь
517
РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 637, л. 29.
Более широкий спектр проблем возник в декабре 1963 года в связи с другой спорной сферой деятельности КГБ — слежкой — и новой неопределенностью вокруг советской концепции «бдительности». Понятие бдительности всегда занимало видное место в чекистском лексиконе. По сути, оно оправдывало
Необходимость бдительности была одной из ключевых идей фильма. Как утверждается в мосфильмовском описании картины, «этот фильм определенно сыграет позитивную роль во внушении советским людям чувства патриотизма, высокой политической бдительности, а также уважения к сотрудникам органов государственной безопасности» [518] . На собрании в декабре 1963 года Толстых с одобрением отметил, что «существенным достижением» киноленты является тот факт, что в ней убедительно показывается, что крупные ученые «могут стать объектом пристального внимания зарубежной разведки» [519] . Тема научной и технической разведки — тема врагов, выкрадывающих советские открытия, — в советском кинематографе активно разрабатывалась еще с 1920-х годов, внедряя в умы зрителей идею бдительности [520] . Очевидно, и этот вопрос показался на первый взгляд простым; но вскоре съемочная группа снова столкнулась с идеологическими трудностями, проявившимися в хрущевскую эпоху. Как уравновесить необходимость «бдительности», с одной стороны, и «доверие», с другой? Следует ли считать иностранцев врагами или друзьями? Какова позиция по умолчанию?
518
РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 693, л. 6.
519
РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 637, л. 16.
520
Первые примеры — это фильмы «Четыре и пять» (1924) и «Луч смерти» (1925). На самом деле советские разведчики намного больше воровали технологии у Запада, чем наоборот. В ежегодном отчете КГБ, поданном на рассмотрение Хрущеву в начале 1961 года, сообщалось, что за 1960 год научно-технический отдел КГБ приобрел «8028 засекреченных технологий, планы и схемы, а также 1311 различных образцов оборудования»; Отчет за 1960 г., 14 февраля 1961, процитировано: Vladislav M. Zubok.Spy us Spy: The KGB vs. the CIA, 1960-1962 // Cold War International History Project Bulletin, 4, fall 1994, 22-33. К началу 1980-х годов, возможно, 70% всех систем вооружения по Варшавскому договору основывалось на украденных западных технологиях; Christopher Andrew, Intelligence in the Cold War: Lessons and Learning // Harold Shukman.Agents for change: intelligence sirvices in the twenty-first century. London: St Ermins Press, 2000. P. 18.
Мы можем проследить трансформацию отношения к практике слежки, рассмотрев, как конкретный эпизод фильма, особенно задевший КГБ, несколько раз переписывался с целью сделать его идеологически приемлемым.
В рассматриваемой сцене генерал КГБ и его подчиненный Киселев обсуждают гостей, которые были на дне рождения Марины, девушки Евдокимова. Евдокимов — не настоящая фамилия ученого: вот уже несколько лет он живет под псевдонимом, чтобы сбить со следа западную разведку; на самом деле он Пантелеев. Гости Марины попали в поле зрения КГБ потому, что на празднике им стало известно настоящее имя Евдокимова. У КГБ появились основания полагать, что вскоре об этом узнали иностранные разведслужбы, а значит, среди советских граждан, присутствовавших на вечеринке, был предатель, шпионивший в пользу зарубежной разведки. В одном из эпизодов генерал с Киселевым обсуждают, как лучше действовать.
В версии сценария начала 1962 года имелся такой диалог:
«Генерал своим коллегам:
— Кто был в тот вечер у Мироновой?
— Только сотрудники института.
— Тогда придется предупредить каждого из гостей: фамилию Пантелеев им следует забыть. Можете идти.
Офицер уходит.
Генерал — Киселеву, который держит несколько толстых папок:
— Ну-ну, не каждый писатель может похвастаться такой продуктивностью!..
[Киселев кладет папки перед генералом. На каждой наклеена фотография.]
КИСЕЛЕВ:Все они приехали в Москву в последние три месяца» [521] .
Итак, генерал КГБ занимает относительно жесткую позицию, отдавая приказ предупредить каждого гостя о том, что настоящую фамилию Евдокимова следует «забыть». Кроме того, зритель узнает, что в КГБ, вероятно, имеются подробные досье на обычных советских граждан.
В исправленном варианте сценария досье больше не появляются, и мысль о том, что каждого гостя следует обязать держать в секрете настоящую фамилию Евдокимова, выражает уже не генерал, а молодой, исполненный благих намерений, но неопытный офицер.
521
РГАЛИ,
ф. 2453, on. 4, д. 690,11. 27-8.Но даже исправленным сценарием в КГБ остались недовольны. Консультант от КГБ Бачурин заявил: «В ряде мест используются такие выражения, как "слежка" "проверка" и так далее. В связи с этим [у зрителей] могут возникнуть какие-то подозрения. Например, генерал спрашивает, проверили ли гостей? [522] Для советского зрителя это звучит предостерегающе» [523] .
Офицер КГБ Шмелев вслед за Бачуриным высказывается против употребления таких слов, как «слежка» и «проверка». Шмелев утверждал: «Слово "слежка" следует заменить словом "исследование". Зачем оскорблять слух чекистов и нечекистов этим специальным термином? Русский язык чрезвычайно богат, можно обойтись и без этого слова» [524] .
522
Либо здесь ошибся Бачурин, либо он ссылается уже на другой проект, не содержащийся в этих документах.
523
РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 637, л. 12.
524
РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 637, л. 32.
Представители КГБ были особенно чувствительны к ярлыкам, связанным с деятельностью чекистов. Больше всего их беспокоила «упаковка». В этот период КГБ вообще тревожился о мнении общественности, поэтому приоритет отдавался прежде всего внешним проявлениям либерализации.
Подтекст выдвинутых КГБ возражений проясняется в свете высказываний Шмелева: «Что касается проверки гостей Марины: простите, но я сидел здесь и думал, и советский зритель этого фильма подумает: культ личности какой-то, нельзя уже сходить к другу без того, чтобы немедленно узнали, кого ты посещал, чем вы занимались, что танцевали и так далее. Вместо приказа провести "проверку" генерал мог бы отдать распоряжение докопаться до сути дела, выяснить все. Это легко можно сделать, и тональность картины станет совершенно иной» [525] .
525
РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 637, л. 32.
Задача избежать впечатления чрезмерной навязчивости чекистов считалась даже более насущной, чем идея фильма о том, как важна бдительность. Это указывает на тот факт, что требования, возлагаемые на обычных советских граждан, стали менее строгими; бдительность теперь не считалась всегда и везде качеством само собой разумеющимся. Она требовала законного оправдания. Впервые в советской истории идея права на частную жизнь возникла как данность, и представители КГБ реагировали и приспосабливались к ней, по крайней мере в том смысле, что готовы были пусть и неискренне, но обсуждать ее. Самым важным считалось выбрать правильный «тон», гармонирующий с радостным и ярким оптимизмом хрущевской эпохи.
Никакая деятельность КГБ не должна была вызывать ассоциаций с Большим террором, о котором мимоходом упоминает Шмелев, используя выражение «культ личности». Это словосочетание, придуманное Хрущевым, быстро закрепилось в языке. К этому времени оно уже превратилось в речевой штамп, под которым подразумевались все злоупотребления сталинской эпохи, а в данном контексте — вездесущность сталинских органов госбезопасности.
В начале 1964 года за описанной выше дискуссией последовало письменное требование зампредседателя КГБ о том, чтобы обсуждаемую сцену урезали следующим образом:
«ГЕНЕРАЛ:Насчет гостей на дне рождения Мироновой все выяснили?
КИСЕЛЕВ:Да, товарищ генерал» [526] .
Иными словами, диалог должен был стать неопределенным, насколько это возможно, едва ли не бессмысленным.
В окончательной, экранизированной, версии сценария, кажется, удалось достичь компромисса. Диалог стал длиннее, чем предложенные КГБ три строчки, но все «специальные» термины были вырезаны. Вот он:
526
РГАЛИ, ф. 2453, оп. 4, д. 693, л. 10.
«ГЕНЕРАЛ — КИСЕЛЕВУ:А кто это такой Павел Павлович?
КИСЕЛЕВ:Павел Павлович? Шлыков… Профессор, член КПСС с 1943 года, постоянно живет в Ленинграде. Он вместе с Евдокимовым окончил институт. Остальные…
ГЕНЕРАЛ:Об остальных вы мне рассказывали.
КИСЕЛЕВ:Может, все же предупредить всех, кто был в гостях у Мироновой, чтобы они не разглашали того, что случилось?
ГЕНЕРАЛ:Нет, это еще больше привлечет внимание к Евдокимову. Дело принимает плохой оборот. <…> Происшедшее у Мироновой немедленно стало известным всем, кого это интересует.