Трагедия адмирала Колчака. Книга 1

В цитированной выше беседе с Авксентьевым Вологодский из Владивостока убеждал своего собеседника в необходимости сохранить в том или ином виде Сибирское правительство, по крайней мере хоть временно. Вологодский отчасти мотивировал это необходимостью получить заём в 200 млн руб., который даётся союзниками Сибирскому правительству «на удовлетворение неотложных текущих нужд» и под честное слово его, Вологодского, и кн. Г.Е. Львова. Авксентьев, как мы знаем, на это отвечал: «Заключайте заём от имени Вс. пр.» — и говорил об использовании «аппарата Омска и Самары в его нужных частях»… Мне кажется естественным, что Вологодский хотел закончить переговоры в тех пределах, в которых они велись уже достаточно долгое время. Видеть здесь особую интригу и проявление сепаратизма со стороны Вологодского едва ли правильно. Во всяком случае, Вологодский, дав согласие на участие в Директории, не продолжал вовсе хлопотать о признании союзниками Сибирского правительства, как утверждает Аргунов [с. 31] [499] . При общем недоверии к Директории подсознательно могло возникнуть опасение за сохранность Сибирского правительства. Что получится взамен его? Боялись той «свиты» из членов У.С., которая сопровождала Директорию. Боялись не только того, что «деловой аппарат будет составлен из людей, не обладающих надлежащими техническими знаниями и административным опытом», — но и того, что эсеры, фактически придя к власти, «разрушат достигнутые Сибирью результаты в государственном строительстве». Призрак Сибоблдумы выступал перед деятелями Адм. Совета. Сообщая Вологодскому эти опасения, Михайлов заклинает предсовмина всемерно воздействовать на Всерос. правительство. Со своей стороны Гинс телеграфирует в Админсовет: «Добиться положительных результатов возможно только при условии устойчивости сибирской власти. Малейшие колебания вызывают здесь пересуды, раздуваются события, порождаются невероятные слухи. Союзники не верят во всероссийскую власть. Во избежание неорганизованности необходимо приостановить реконструкцию хотя бы на неделю, пока разрешится вопрос о займе двухсот миллионов, затем судьба железных дорог, которые отстаиваем от покушений американцев, доставка снабжения для стотысячной армии, что обещают англичане, отправка во Владивосток невыкупленных военных грузов, охраняемых иностранцами. Всё это, более или менее налаженное, погибнет. Утверждаю, что в интересах общегосударственных необходимо сохранить неприкосновенным сибирский аппарат… Дождаться приезда Совмина для проведения реконструкции»…

499

Это было, пожалуй, мнение большинства членов Директории. По крайней мере, Болдырев счёл необходимым предостеречь Иванова-Ринова отдачи подписи под сепаратным соглашением Сибири с союзниками [с. 67].

Так ли были необоснованны все эти суждения? Директория своими первыми шагами, во всяком случае, не давала основания для опасений Админсовета в смысле какой-либо партийности правительственного аппарата. Ещё в Уфе Директория пригласила Старынкевича на пост министра юстиции, проф. Сапожникова на пост министра народного просвещения и Устругова на пост министра сообщений в Центральном правительстве. Бывший с.-р. Старынкевич уже был в составе Админсовета, равно и Сапожников, Устругов входил в хорватовское Правительство. Следовательно, здесь соблюдено было как будто бы полное политическое беспристрастие [500] . Но атмосфера взаимного недоверия и недоброжелательства была слишком насыщена [501] .

500

Велись переговоры и с сибирским министром проф. Гудковым.

501

Уколы самолюбия возникали по всякому поводу. Члены Всероссийской Директории не считали нужным по прибытии сделать визиты местным министрам. Те обижались. В результате подчёркнутое как бы игнорирование Директории, члены которой не приглашаются 22 октября на официальный завтрак в Мин. ин. дел, где присутствуют представители иностранных миссий [Болдырев. С. 81].

Левые члены Директории не были склонны сотрудничать с Админсоветом в целом ввиду его репутации в партийных кругах. Конечно, в установлении этого факта Гинс прав [I, с. 263] [502] . Но так или иначе по неизбежности приходилось использовать единственный деловой аппарат Сибирского правительства. «У нас нет кандидатов, которых мы можем противопоставить омским министрам», — откровенно сказал Авксентьев Кролю [Три года. С. 145] [503] .

502

Этим, вероятно, отчасти объясняется противодействие, которое оказывает Сиб. правительство переходу своих членов в состав Центр. правительства. Это «политическая ошибка» — телеграфирует Гинс из Владивостока. Этим ослабляется влияние Сибири. Возможно только принятие членами Сиб. правительства на себя исполнения обязанностей всер. министров.

503

Нужных людей не было и в Сибири. Кроль, сам сознающийся, что его считали слишком пристрастным в отношении Сибирского правительства, говорит, что сибиряки умели пускать пыль в глаза своей «помпой» [с. 135] и этим производили впечатление на Авксентьева и Болдырева. Но другого выхода просто не было. Потому несколько непонятны слова Болдырева, который признаёт пагубной мысль об использовании сибирского Совета министров, выдвинутую впервые в Уфе проф. Сапожниковым.

12 октября, т.е. через три дня после приезда Директории в Омск, в отсутствие ещё Вологодского (и это ставили в вину Вологодскому — видели здесь сознательное уклонение, проявление выжидательной политики) состоялось совместное заседание Директории и Админсовета. Следы этого, по-видимому, достаточно бурного заседания имеются в воспоминаниях различных его участников. Серебренников пишет:

«На этом совещании членам Директории, Авксентьеву и Зензинову, пришлось выслушать немало неприятных слов со стороны сибиряков, опасавшихся грозных последствий партийной гегемонии эсеров. Авксентьев, в свою очередь, делал какие-то глухие предостережения сибирякам, указывая на то, что за Директорией стоят силы, которые сумеют за неё постоять, это были, очевидно, намёки на чехословаков. После бурных прений, проходивших в недружелюбной атмосфере [504] , совещание пришло всё же к определённым решениям. Эти решения состояли в том, что Сибирское правительство прекращает своё существование, избирается Совет министров Всероссийского правительства, но формирование Совета министров определяется совместно Всероссийским и Сибирским правительствами по обоюдному соглашению.

504

Болдырев добавляет: «Заявление Авк. вызвало крайне резкие нападки министров Петрова (земледелия) и Михайлова. Я принужден был выступить и несколько охладить эти горячие головы заявлением, что меня удивляет тон нотаций и непрошеной критики по адресу всероссийской власти. Настроение сразу понизилось, боевой задор исчез, были сделаны конкретные предложения» [с. 69].

«Сибиряки этим как бы говорили Директории: Да! Мы готовы, в силу решения Уфимского Совещания, упразднить Сибир. правительство, передать вам весь налаженный с таким трудом правительственный аппарат этого Правительства, но мы должны быть уверены, что всё, созданное нами, не погибнет и аппарат получит надлежащее руководство. Гарантию этой уверенности мы можем иметь только тогда, когда мы примем участие в деле сформирования вами нового всероссийского Совета министров и когда без нашего одобрения не будет назначен ни один министр. Если вы готовы сделать нам эту небольшую уступку, то мы готовы на весьма большое самопожертвование — упразднение Сибирского правительства» [«Сиб. Ар.». I, с. 16–17].

В «дневнике» Зензинова, записи которого цитирует Гинс, добавляется: «От нас потребовалось много выдержки и хладнокровия. В результате мы пришли к такому соглашению все против Н.Д. Авксентьева, который настаивал на ожесточённой борьбе с Административным Советом… Административный Совет устами Михайлова выразил своё «глубокое удовлетворение» решением Вс. пр. Посмотрим, где здесь политический задний план, где искреннее желание сохранить результаты своих работ» [I, с. 265–266].

После совещания с Админсоветом происходило заседание Директории. О нём Болдырев говорит: «Авксентьев неимоверно волновался, говорил, что предложения эти — капитуляция для нас, что надо рвать. Ему резонно возразили: а потом что? Что выиграет от этого дело возрождения России? Спорили долго и горячо. В конце концов согласились признать приемлемыми предложения сибиряков» [с. 70] [505] .

18 октября приехал в Омск Вологодский. При обостренных отношениях каждый шаг, каждая мелочь ставится на учёт. Вот как описывает Болдырев первую встречу: «Утром прибыл П.В. Вологодский. Встречала исключительно Сибирь. Нам официально не сообщили о часе приезда, а потому никого от нас не было. Конечно, это произвело неприятное впечатление и пошло нам на минус. Авксентьев поехал было, но Вологодского уже не застал на вокзале. К Вологодскому поехал Кругликов — был принят сдержанно. Вологодский обещал приехать в Правительство к 2-м часам, но потом позвонил, что ему предварительно надо сходить в баню — явная отплата за наше отсутствие при встрече. Приём — не лишённый чисто местного колорита. Мне это даже понравилось, но Авксентьев очень взволновался. Он временами близок к истерике» [с. 76]…

505

Подробно эти «тезисы-условия» изложены у Гинса [I, с. 269–270]

Следить за всеми перипетиями переговоров и борьбы мы не будем. Действительно, она была тосклива и давала печальную картину русской общественности в ответственный момент жизни страны. Все эти заседания сам Болдырев характеризует так: «обычное бесплодие» [с. 78]; «начинаю тяготиться этой болтовней и взаимобоязнью» [с. 80]. Директории казалось, что Сибирское правительство склонно поставить новую всероссийскую власть «на положение английского короля», а между тем Директория, стремясь быть «коллективным монархом», желала быть «монархом самодержавным, а не конституционным» [слова Вологодского в интервью «Св. Кр.», № 158, 1919, 22 янв.]. Нервничал в этой обстановке не один Авксентьев. «Все эти переговоры и трения, — пишет Серебренников, — настолько утомили и нервно измотали и без того слабого здоровьем Вологодского, что он стал походить более на мертвеца, чем на живого человека» [с. 20] [506] .

506

Между тем Гинс [I, с. 267] даёт такой образ Вологодского: «Здоровая уравновешенность его натуры выражалась в поразительном спокойствии. Он никогда не проявлял ни торопливости, ни раздражения, ни страха. Своим спокойствием и выдержкой он иногда обезоруживал, а иногда обескураживал горячие головы».

Споры шли теперь не в области принципов, а лишь в сфере практического разрешения принятого соглашения. Надо было распределить министерские портфели и решить вопрос об Облдуме, роспуск которой вполне логично являлся условием самороспуска Правительства. Левая часть Директории была в этом отношении несколько затруднена, ибо, по словам Якушева (беседа с Вологодским по прямому проводу), дала гарантию возобновления деятельности Облдумы. Очевидно, по соглашению с Якушевым была выдвинута комбинация самороспуска Думы, для чего её надо было собрать, а это вызывало решительный протест со стороны как Админсовета, так и значительной части сибирской общественности. 24 октября Болдырев записывает: «Заседание Правительства началось довольно бурно по вопросу о самороспуске Думы. Я был определённо против этого нового осложнения. Вологодский сначала угрожал было ультиматумом, т.е. если мы Думу соберём даже для самороспуска, то они разгонят её своим указом… Однако ультиматум был очень резко встречен с нашей стороны, и Вологодский уступил» [с. 83–84]. 26 октября… «В 7 час. Я был приглашён на заседание Адм. Совета… Авксентьев состязался с сибирскими министрами по вопросу об открытии Обл. Думы. Я оставался на своей старой позиции — роспуска её одним актом, одновременно с упразднением Сибир. пр., но предлагал сибирякам подумать, отвергая предложение Авксентьева о созыве Думы для самороспуска, особенно ввиду выявившейся симпатии чехов к этому «политическому трупу», как называли Думу её враги» [с. 85].

Официальный документ Сибирского правительства — шифрованная телеграмма представителю Правительства на Д. Востоке Гревсу — несколько по-иному освещает картину заседания: Сибправительство, возражая на проект созыва Облдумы на один день в целях самороспуска, указывало на невозможность созыва Думы, объявленной Сибправительством «низложенной», находило созыв Думы «бесцельным, опасным, подрывающим авторитет Правительства». Всеросправительство большинством трёх против двух (Авксентьева и Зензинова) согласилось с Сибправительством. Авксентьев и Зензинов заявили о выходе из состава Директории. Вмешался чехосовет в лице уполномоченного Рихтера, потребовав созыва Думы и грозя в противном случае уходом из Сибири чеховойск. Тогда Сибправительство уступило.

Одновременно шли и острые разногласия о составе будущего Совета министров. Вся омская общественность так или иначе реагировала на споры, которые шли в правительственных сферах. Горячо обсуждал каждую кандидатуру «блок». «Днём и вечером, — рассказывает Гинс, — происходили совещания, на которые приглашались и представители Сибирского правительства. На одном из заседаний был даже Вологодский. Блок наседал на него, добиваясь его настойчивости и решительности в отстаивании кандидатур» [с. 273]. Происходили заседания «Над. Союза», или «Священного Союза», как называли бело-руссовскую организацию между собой члены Директории. Собирались отдельно кадеты [507] .

507

В обывательских же кругах создавалась вредная атмосфера пересудов на тему «Кто кого съест». Эти разговоры в «коммерческом клубе» отмечает Кроль, причём в общем отзывы о Директории были «мало лестные» [с. 144].