Трактат об удаче (воспоминания и размышления)

Туманно, на уровне фантастики, изредка стали появляться мысли о диссертации. Б. Илюкович переводил эти мысли из категории «платонической» в гастрономическую. «Кандидатская степень, – говорил он, – это кусочек хлебушка с маслицем. А докторская – это уже цыпленок табака».

В 1961 году, глядя на него, я отважился не только написать небольшую статью, но и отправить ее в самый авторитетный металлургический журнал «Сталь». Вскоре, без какой-либо протекции, она была опубликована и очень пригодилась. Среди поступавших в аспирантуру пермского политеха в 1962 году я был единственным, имеющим публикацию в центральной печати.

Объединяло нас с Илюковичем и то, что, по чусовским масштабам и возможностям (с учетом отпусков и командировок), мы были гурманами. Когда советская торговля и СЭВ осчастливили нас нетрадиционными продолговатыми бутылками венгерского вина (мы их называли фаустпатронами), «усидеть» в выходной две-три бутылки, в период моего спортивного межсезонья, было приятной нормой.

Легкой руке Б. Илюковича чусовской городской фольклор обязан несколькими, на мой взгляд, шедеврами.

Защитив кандидатскую, он получил приглашение в челябинское НИИ. Уезжать не хотелось: на заводе почти все было «на уровне», уже наклевывалась докторская. Этим «почти», или «ложкой дегтя», была тесная однокомнатная квартира. Из осведомленных источников стало известно, что освободилась трехкомнатная. Свежеиспеченный кандидат наук направился к директору – Г. Забалуеву. Изложил суть вопроса: зовут, родной завод дороже, но НИИ соблазняет большим городом и просторной квартирой. Соблазны могут быть уничтожены предоставлением трехкомнатной, которая в наличии имеется. Григорий Прокопьевич, вышедший из парторгов ЦК ВКП (б), произнес примерно следующее:

– Будимир Михайлович, мы в твои годы жили в бараках и были довольны. Вот ты руководил агитколлективом на выборах, ходил по домам, видел, как люди живут. Признайся, дам я тебе на троих трехкомнатную, ведь стыдно будет!

– Правда ваша, Григорий Прокопьевич!.. Стыдно! Но как удобно! Детская, спальня и кабинет!

Отцом Будимира («будущего мира») был расстрелянный в 1937 году дивизионный комиссар, профессор расформированной тогда же Ленинградской военно-политической академии. Сын «врага народа», чудом получивший высшее образование и распределенный в Чусовой как в ссылку, Б. Илюкович ненавидел «усатого» (вождя всех времен и народов). Мы познакомились после ХХ съезда, когда эту ненависть можно было не скрывать. Уже в ту пору он на многое открыл мне глаза. И в моих демократических убеждениях – немалое от него.

Весной 2007 года меня пригласили принять участие в церемонии вручения Голицынских премий, учрежденных нынешним собственником Чусовского металлургического – Объединенной металлургической компанией (ОМК) – для лучших работников завода. До торжественного вечера оставалось время, и я попросил, чтобы меня провели по местам давней «боевой славы». На стане «550» на стенде, где хранится действующая (!) привалковая арматура, я обнаружил экземпляры, изготовленные по чертежам того самого моего рацпредложения 1959 года. Положительных эмоций от этого я получил сполна и даже похвастался на эту тему, вручая премию. Эта радость была омрачена, когда более 400 участников церемонии перешли в банкетный зал и теперь их можно было разглядеть поближе.

Знакомых было не мало, но среди них я не нашел ни одного, с кем работал в 1956–1961 годах.

Не зря за «горячий стаж» пенсия положена с пятидесяти лет…

Провода вы мои, проводочки

В конце 1950-х – начале 1960-х шло интенсивное создание новой структуры управления экономикой страны – Советов народного хозяйства (совнархозов). В 1961 году мой отец был переведен из Чусового в Пермь и назначен заместителем начальника технического управления совнархоза. Я был единственным сыном. Естественно, на семейном совете прозвучали тогда еще безобидные слова «о воссоединении семьи» [11] . Отец навел справки в управлении кадров совнархоза. Оказалось, что инженеры-прокатчики требуются для работы на стане для прокатки медной катанки (так называется заготовка, из которой изготавливают медные провода), который строился на заводе «Камкабель».

11

Лет через двадцать, когда эмигрировать стали и уральские евреи, эти слова приобретут неаппетитный оттенок.

Заводу требовался бывалый специалист, с опытом. Формально – на должность старшего мастера. Неформально (ближе к сдаче стана в эксплуатацию) – на должность заместителя начальника цеха.

Минимальный опыт у меня был – уже полтора года как я лишился профессиональной «девственности»: вышел из категории молодых специалистов. Так что мог претендовать на искомую должность.

Размышления были недолгими. Мне вариант показался практически беспроигрышным. Стан был новейшей конструкции. Плюс к тому появлялась возможность самому принять участие в монтаже оборудования, на котором будешь потом работать. А это мечта эксплуатационника. Да и перебраться в областной центр (университетский, театральный город!) для молодого да неженатого тоже кое-что значило.

Спустя пару недель я предстал перед очами директора «Камкабеля» Леонида Фарбера и главного инженера Владимира Третьякова и после бесед с ними 14 июня 1961 года вышел на новое место работы.

Нравилось мне здесь все. Новые, с иголочки, производственные корпуса и уже работающее в них оборудование. Лет через двадцать среди автомобилистов появится термин-комплимент, оценивающий приобретенный почти с конвейера автомобиль, – «новье!». С полным основанием это можно было сказать о «Камкабеле». Я попал на него в ту пору, когда первый, самый трудный (и самый грязный) период строительства остался позади. Так сказать, на готовое. И это не вызывало угрызений совести.

Подстать «железу», молодым и красивым был персонал. Выпускники московских, ленинградских, томских, харьковских и, естественно, пермских вузов и техникумов быстро постигали секреты кабельного производства, бодро шагая по ступенькам служебной лестницы. Потом многие из них, уже в качестве опытных специалистов, будут брошены «на усиление» не только молодого шелеховского завода, но и кабельных предприятий союзных республик, Москвы и Подмосковья.

Из руководителей, с которыми мне приходилось иметь дело, лишь директору Л. Фарберу и начальнику нашего будущего цеха Г. Ставорко было около пятидесяти. Всем остальным чуть за тридцать. В их числе были главный инженер Владимир Третьяков, заместитель главного инженера по новой технике Феликс Демиковский, начальник технического отдела Игорь Троицкий.

Теперь уже не припомню, по какой причине, но с начальником цеха приходилось общаться редко. Кроме него в цехе на тот момент было три ИТээРа (инженерно-технических работника), о которых я упоминал в «Сказках гайвинского леса»: Павел юров, Владимир Кузнецов и ваш покорный слуга. Официально я был старшим мастером, но был представлен этому могучему коллективу как заместитель начальника цеха. Нам была поставлена задача инвентаризации поступившего на склад оборудования перед монтажом, подготовка технологической документации, «присмотр» за строителями, набор рабочих по мере строительства.

По своему содержанию эта работа была не хитрая, что-то вроде увертюры перед исполнением основного сочинения – эксплуатации цеха. А вот с психологической точки зрения для меня она оказалась знаменательной. В Чусовом на фоне таких личностей, как М. Чернышов, Б. Илюкович я чувствовал себя «хвостиком». На «Камкабеле» я впервые почувствовал себя уверенным, самостоятельным – специалистом. Количество перешло в качество.

Л. Фарбер был хозяйственником-стратегом. Пользуясь дискретной спецификой кабельного производства, он поочередно запускал участки с автономной технологией изготовления относительно простой товарной продукции. Сначала голые алюминиевые провода, затем неизолированные медные и т. д. Благодаря этому задолго до выхода на проектную мощность строительство завода уже окупило себя. И мы были настроены на то, чтобы к моменту завершения монтажа без малейшей раскачки приступить к выпуску готовой продукции. По всем планам это должно было произойти не позднее чем через год. Однако вскоре до нас дошла печальная весть: финансирование строительства стана приостанавливается, стройка замораживается. Фактически мы оставались не у дел.

Похоже, за четыре месяца активной деятельности у меня сложилась неплохая репутация. По крайней мере, главный инженер В. Третьяков с ходу предложил мне должность заместителя начальника волочильного цеха. С точки зрения инженерного диплома, это было по специальности. А вот приобретенный на Чусовском заводе опыт оказывался невостребованным. Снова же становиться «салагой» как-то не хотелось. Когда я об этом стал размышлять вслух, мне было предложено, ничего не меняя в статусе, в течение месяца поближе посмотреть на волочильное производство и… подумать. Для этой стажировки была определена оригинальная форма. В это время именно в волочильном цехе силами Научно-исследовательской экономической лаборатории совнархоза при Пермском политехническом институте выполнялась хоздоговорная работа по нормированию труда. Меня в качестве «офицера связи» от завода прикрепили к этой группе.