Трактат об удаче (воспоминания и размышления)

Процесс выдвижения и результаты голосования подтвердили: глаза бегали не зря.

Не столько в порядке «самокопания», сколько по профессорской привычке анализировать не раз задавал себе вопрос: почему это произошло?

Из этой истории реальные дивиденды извлек лишь Юрий Медведев, сменивший меня на посту спикера. Так что с ним более или менее ясно. А с другими?

Шутили, показывая фигушку? Руководствовались «революционной целесообразностью»? Трусили перед губернатором? Завидовали? Считали, что я мог и должен был делать для них больше, чем делал? Или еще что-то, более мудреное?

Когда пытаешься объяснить причины подобного поведения, то понимаешь, что в каждом случае они разные, у каждого свои. Но интуиция подсказывала, что всех, даже очень разных людей, совершающих немотивированные (на первый взгляд), не самые красивые поступки, объединяет что-то общее. Что же?

Предельно точный по содержанию ответ (пусть даже относящийся к ненормативной лексике) на этот вопрос я обнаружил вскоре после наступления ХХI века в одном из сборников анекдотов:

Лорд-холостяк дает задание своему слуге:

– Джон, зайдите в заведение и предупредите мадам, что вечерком я к ним загляну. Я хотел бы, чтобы Мими или Люси скрасили мое одиночество.

Через час Джон докладывает:

– Сэр! Вынужден вас огорчить: девочки бастуют.

– Почему? Мадам их плохо кормит?

– Что вы! Они питаются в лучших лондонских ресторанах.

– Может, их плохо одевают?

– От лучших парижских кутюрье.

– Может, мал гонорар?

– Им в этом завидуют кинозвезды.

– В чем же дело, Джон?

– Бл…и, сэр!

Профвредность

По словарю Ушакова, профвредность – это вредность производства для здоровья, вытекающая из условий работы какой-нибудь профессии [190] . По моим не самым оригинальным наблюдениям, годам к сорока к тому, что произвели на свет мама с папой и пририсовали семья и школа, кое-что отчетливо прибавляет и профессиональная деятельность. Любая профессия имеет свои профессиональные «вредности» и «полезности», а длительное пребывание в определенной профессии сказывается не только на физиологии, но и на психологии.

190

Ушаков Д.Н. Толковый словарь русского языка. М., 2000.

Кривые ноги кавалериста – профвредность, стройные у фигуристки – профпольза.

Банковский работник аккуратен, пунктуален и бдителен. Он не выйдет в туалет, не закрыв на ключ сейф, даже если в нем нет ничего, кроме диска с порнофильмом: подарили коллеги в шутку на день рождения, а теперь и домой не принесешь, и выбросить жалко.

У главного креативщика рекламного агентства этот диск без толку бы не пылился. Но пользу народному хозяйству вряд ли бы приносил долго, выброшенный вскоре по ошибке в мусоропровод с прочим творческим хламом.

Для ловца удачи знание профессиональных особенностей и возможностей своего руководителя, партнера, подчиненного, конкурента – это не козырный туз, но и не безродная шестерка. Эту истину я не раз постигал на собственном опыте.

«А я люблю военных, красивых, здоровенных» [191] …

Чего мне только ни приписывали за годы пребывания в политике! Но к «голубым» не причисляли даже самые нетерпимые оппоненты. Поэтому я вместе с первоисточником – девушками из группы «Комбинация» – смело подписываюсь под этим заявлением.

191

Из песни И. Саруханова, сл. Е. Грабовской.

В годы моего детства, юности офицерский корпус относился к элите страны. Мне нравилась офицерская форма, выправка, чеканный парадный строй… На школьной и институтской «военке», на курсантских сборах меня нисколько не раздражала строевая подготовка. Я с удовольствием, лихо («из кулака») козырял встречным офицерам. Гордился честно заработанными «пятерками» по вождению танка Т-34 и по стрельбе «с короткой остановки» не меньше, чем по «технологии прокатного производства». До сих пор при звуках военного оркестра я непроизвольно расплавляю плечи и сдерживаю себя, чтобы не «отпечатать» несколько шагов.

Но это внешнее, лирика.

Потом жизнь меня не раз сводила с военными: уволенными в запас по хрущевскому сокращению, командирами и замполитами частей, в которых я читал лекции, комдивами и начальниками военных училищ, дислоцированных в Пермской области в 1990–1997 годах, и даже с министром обороны. В Совете Федерации и в качестве главы Минрегионнаца тесно сотрудничал с руководителем Ингушетии генералом Р. Аушевым, в меньшей мере с красноярским губернатором А. Лебедем. Немало армейских «прикомандированных» и «запасников» служили в моем министерстве.

Я понимаю и даже знаю, что в армии служили и служат самые разные люди. Во время моей работы в Пермском университете одно время самой склочной была не какая-нибудь филологическая женская, а мужская, офицерская военная кафедра. Студенты «вышки» (Высшей школы экономики) года два назад гордо говорили:

– У нас преподаватели за сдачу экзаменов взятки не берут.

И после паузы:

– Разве что на военной кафедре.

Но мне повезло: подавляющее большинство из тех офицеров и генералов, с которыми я работал, не понизили в моих глазах рейтинг этой профессии.

Более высокая, при прочих равных условиях, оценка военного человека по сравнению с гражданским объяснялась уважением к тому многообразному качеству, что объединяется одним термином – «военная жилка». Это внутренняя и внешняя подтянутость, пунктуальность, требовательность, безотказность, образованность. И широкая душа. Именно такими я знал министра обороны маршала Игоря Сергеева, командующего округом генерала Анатолия Сергеева, «пермских» генералов Василия Горынцева, Анатолия Самойлова, Алексея Субботина…

С двумя последними я поддерживаю самые добрые отношения до сегодняшнего дня.

Мой аппарат в министерстве возглавлял подполковник запаса, ракетчик Николай Калинин. Благодаря ему и его коллегам, тоже старшим офицерам, я, десантировавшись в мае 1998 года на незнакомую мне московскую территорию, вскоре почувствовал себя как за каменой стеной.

Не раз, когда я признавался в своих симпатиях к военным, мои собеседники упрекали меня в юношеском романтизме, нежелании признать, что мои «протеже» в погонах по «коэффициенту грешности» недалеко ушли от гражданских.