Трактир «Разбитые надежды»

— Меч?

— Дункан! Хотя нет, оба. А в конце должен остаться только один. Вот бы сюда этого Мак-Лауда! — он мечтательно уставился на выцветший плакат, гласивший: «Служи по уставу, завоюешь честь и славу!» — Но раз его нет, надо выбраться отсюда, найти осину и выстрогать из нее кол.

Идея выбраться пришлась Лилии по душе.

— Как будем выбираться? — заговорщицки прошептала она.

— Я спрячусь у стены, ты постучишь в дверь. Когда стражник откроет, сделай так, чтобы он вошел, потом набросимся на него вместе. А когда завалим, ты наденешь форму, натянешь маску и сделаешь вид, как будто меня конвоируешь.

— Куда?! Ты знаешь, где выход? — изумилась девушка. Сама она даже не пыталась разобраться в этом лабиринте.

— Нет. Но я знаю, где та расщелина, через которую удалось забраться мне. Правда, — он критически оглядел Лилию. Никто бы не осмелился назвать ее толстушкой, но, пожалуй, протиснуться в узкую щель Марату было куда легче. — Ладно, я сам найду осину, а ты меня подождешь в тоннеле.

— Ну, нет! Так не пойдет! — возмутилась дочь старосты. — Даже если ты найдешь осину и сделаешь кол, битва идет уже сейчас, и возможно… — она горько вздохнула, ей захотелось плакать от бессилия и обиды. Возможно, Лешаге кол уже не понадобится.

* * *

Леха смотрел на Сохатого и чувствовал его волнение. Он бы даже сказал, что побратим учителя боится. Но Лешага никогда не спешил разбрасываться такими тяжелыми обвинениями.

— Кто такой этот Охотник?

— Не знаю. Он идет в тумане, сотканном из Ужаса. Любой, имеющий глаза, чтобы это видеть, спешит закрыть их, дабы не лишиться рассудка. — Сохатый рухнул в кресло и начал массировать виски.

— Зачем я ему?

— Откуда мне знать? Возможно, он посланец Хозяина прорв, возможно, сам Хозяин, или только один из них. Ты вмешался в дела тех, кто правит там, за Рубежом, и теперь они выслали Охотника.

— Что ты вообще знаешь о нем?

— Очень мало. Такой же пошел за Бирюком и теми, кто увязался за ним. Бирюк, как ныне выяснилось, спасся, но растерзанные тела остальных мы нашли совсем неподалеку от бунка. Судя по их виду, все хищники леса соперничали в борьбе за добычу. Мои люди по сей день не ходят туда, считая место проклятым, — буркнул Красный.

— Но Бирюк ушел, — напомнил воин.

— Ты знаешь об этом лучше меня. Я повторяю тебе мою просьбу: уходи как можно скорей, и совет: оставь своих друзей тут и беги, не останавливаясь. У тебя есть шанс, ничтожный, почти никакой. А у них — нет, ни малейшего.

Лешага молча смотрел на собеседника. Тот определенно не лукавил.

— Хотя, — отец Настоятель задумался. — Быть может, все не так. Возможно, как раз стоит взять их с собой. Кто знает, вдруг Бирюку потому и удалось спастись, что Охотник был занят более легкой добычей. Поверь, я вовсе не хочу тебе зла. Даже готов отпустить взятых сегодня у барьера чешуйчатых. Пусть возвращаются домой, мне от них проку никакого. В том деле, которое я задумал, нужна железная дисциплина. А чего ожидать от этой зубастой своры, неизвестно даже Ноллану, которому, как известно, все известно. Пусть твой дружок поведет их, это даст тебе фору.

Леха молчал, пристально разглядывая отца Настоятеля.

— Ты что, язык проглотил? Или еще не отошел от испуга?

— Отошел, — медленно проговорил ученик Старого Бирюка. — Я вот думаю, может быть, Марат прав, и ты впрямь этот, как их, кольценосец?

— Что за бред ты несешь? Никаких кольценосцев не существует! — Сохатый начинал злиться.

— Кто знает? Марат про них читал, а он малый ушлый, много чего такого вычитать мог.

— Кому ты веришь? Мне или этому ручному зверьку?

— Он не зверек, — уже привычно отозвался Леха. — Я сейчас уйду, только попрощаюсь, и поминай как звали. Утащу этого Охотника за собой, и будь, что будет. А ты завтра отпусти Марата и Лилию.

— Отпущу, я же сказал, — мрачно подтвердил Сохатый.

— И чешуйчатых с ними отпусти.

Ученик Седого Ворона поднялся с продавленного кресла и повернулся к собеседнику широкой, как дверь, спиной, давая понять, что разговор закончен.

* * *

Без лишних слов отодвинув часового, Лешага вошел в комнату.

— Ты победил! — бросился к нему Марат.

— Нет. Мы больше не дрались.

Лилия удивленно поглядела на «теперь уже не своего мужчину» и переспросила:

— Не дрались?

— Нет, — сухо подтвердил тот. — Я сейчас ухожу.

— Вот как… А я? А он? Как же мы? — разочарование, с каждой минутой перераставшее в ненависть, клокотало внутри, беспощадно выжигая дыру в том месте, где еще минуту назад с надеждой колотилось сердце.

— Вы пока остаетесь.

— Что значит «пока»?! Пока твой Сохатый не наигрался с нами?!

— Вы уйдете завтра. Он мне обещал.

— Прекрасно! — взорвалась Лилия. — Я и сама хотела уйти. Ты мне никто. Проклятый вор, дубина неотесанная! Вернусь к себе и постараюсь забыть эти дни как страшный сон!

Лешага опустил глаза. Он очень хотел бы не слышать того, что выкрикивала девушка. Но спорить не стал, что толку спорить с правдой.

— Да, так и есть. Так будет лучше, — тихо признал он.

— Лучше?! — повергая Леху в изумление, закричала девушка. — Ты что же, сказал «лучше»?! Я ухожу, и тебе от этого лучше?! Нет, это не лучше, это просто замечательно! Видеть тебя не желаю! Ты слизняк, а не воин!

Лешага тяжело вздохнул, поправил автоматный ремень на шее и, не оборачиваясь, вышел.

Глава 15

Лешага, как всегда, мчал быстро, сноровисто, без труда уклоняясь от торчащих веток, легко перепрыгивая стволы поваленных бурей деревьев. Тело слушалось, как прежде, но внезапно бывший страж поймал себя на странном, ранее незнакомом чувстве глухой тоски, будто кто-то вонзил в сердце рыболовный крючок и не спеша тянул его, словно упрямого леща из воды. Тупая боль не оставляла, с каждым часом становясь все назойливей и ощутимей. Бежавший рядом вожак Стаи, чувствуя состояние хозяина, даже начал поскуливать во время короткого, на сотню вдохов, привала.

Сейчас Лешага уже хорошо видел Охотника, вернее, не его самого, а сизое с черным подбрюшьем облако, ползущее вслед за ним по лесной чащобе. Порой Лехе казалось, что он смог оторваться — преследователь исчезал из виду. Но стоило чуть помедлить, и грозное марево появлялось вновь. Ползло себе неспешно, перетекая из рощи в рощу, с холма на холм, пряталось в заросшем крапивой овраге и выплывало из него, гнетущее и неторопливое, словно осознающее свое неодолимое превосходство.

«Сколько еще бежать, — опускаясь на замшелую корягу, подумал Лешага. — День, три, пять? Похоже, Охотнику это нипочем. Стоит мне упасть, стоит уснуть — конец неизбежен».