Трактир «Разбитые надежды»

— Мы не пустим их сюда, — жестко выдохнул Леха.

— Это конечно, — закивал Библиотекарь. — Это понятное дело, покуда живы, покуда в силах держать оружие… И двух мнений быть не может, конечно, не пустите.

Но если вдруг все пойдет не так, если вас убьют? Знаешь ведь, в бою всякое случается, — он поглядел в помрачневшее лицо воина. — Ты не обессудь, я же от всей души. Никому плохого не хочу, а тебе так и подавно. Я верю, что ты победишь, но книги… — он ласково погладил все еще стоящие на полке томики. — Они не должны пропасть, исчезнуть, сгореть в огне, развеяться в дым. Они должны остаться и нести знания.

Понимаешь, Лешага, человек, он рождается, живет и умирает. Таков его путь. Был — и нет. «Цвел юноша вечор, а ныне…» — старик прервал сам себя. — На его место является другой… — Библиотекарь спустился по стремянке и сел на одну из ступеней. — И никто бы не знал, жил он вообще или нет, когда бы мысли и страсти, клокотавшие в душе, человек не сохранил здесь, в этих книгах. Понимаешь, Лешага? Людей этих давно нет, многие умерли еще задолго до Того Дня, а книги — остались.

Представь себе, эти люди продолжают разговаривать с нами, делиться знаниями. Это меня до сих пор поражает. Читаешь, бывало, о какой-то прелестной юной девушке, о том, как неведомый мне мужчина любит ее, и словно сам переживаешь это чувство. Понимаешь вроде, что девушка и состариться-то успела, и умерла давно, а все же… Вот послушай, — он прикрыл глаза:

«И было страшно, что война, И каждый миг — возможность смерти. Когда на свете ты одна И милый почерк на конверте».

Леха представил себе на месте той самой «неведомой одной» Лилию, и сердце его застучало чаще.

— Ведь правда прекрасно, Лешага? — изучающе глядя на могучего собеседника, поинтересовался старик.

— Да, — подтвердил тот и, радуясь возможности хоть на минуту вклиниться в речь Библиотекаря, пояснил: — Я тут книги принес, — ученик Старого Бирюка скинул вещмешок с плеча и развязал его.

— Книги? — задумчиво протянул Библиотекарь. — Книги — это здорово, — вздохнул он, — это замечательно. Но, понимаешь, сейчас я не могу купить их. Пойми меня правильно, никто не думал, что такое может случиться. Даже это все не поместится в тайники. Я с ума схожу, думая, что делать с остальными.

Было слышно, что Хранитель Знаний еле сдерживает слезы отчаяния.

— Я не продавать принес, — отчего-то смущаясь, покачал головой Лешага.

— Зачем же тогда? — от удивления книгочей даже несколько воспрял духом.

— Я сейчас ухожу воевать. Постереги их, только чтоб не пропали. Там одна книга очень умная, я с ней каждый раз сверялся, всегда правду говорила. Жалко будет потерять. Вот, — он достал полюбившийся за время дороги небольшой том с ехидной физиономией на обложке.

— Макиавелли, «Государь», — прошептал Библиотекарь, и глаза его засветились счастьем. — Мне доводилось только читать о ней, видеть ссылки. Но держать в руках… Это же просто чудо!

— У меня еще есть, только имена авторов какие-то странные, чужацкие. Миямото Мусаси, «Книга пяти колец», Сунь-Цзы «Стратагемы. Трактат о военном искусстве»… — Лешага поставил вещмешок на ступеньку лестницы, рядом со стариком.

— Какое сокровище! Где ты их взял? — старик открыл следующую книгу со скрещенными мечами на обложке и с выражением прочел нараспев: — «В десятый день десятого месяца двадцатого года эры Канъэй (1643) я поднялся на гору Ивато в провинции Хиго (на острове Кюсю), чтоб помолиться Небу. Я хочу помолиться Каннон и склонить колени перед Буддой. Я воин из провинции Харима — Симмэн Мусаги-но-Ками-Фудзивара-но-Гэнсин. Мне шестьдесят лет. С самой молодости мое сердце прикипело к Пути боя…».

— Невероятно! — Библиотекарь закрыл книгу и посмотрел на смущенного посетителя. — Этот человек был непревзойденным мастером боя на мечах. Но на исходе жизни он пришел к мысли, что владение словом — высшее из тайных искусств, составляющих Путь воина. Но ты не ответил, откуда это у тебя?

— Мой ученик, — немного сконфуженно произнес Леха, — это он мне отбирал. Я их честно заслужил. Это моя награда.

— Да, я понимаю. Ты бы мог попросить его зайти ко мне? Ты сказал, что он отбирал эти книги. Значит, там было еще много других?

— Это правда, очень много. Я прикажу ему прийти, — бывший страж на миг замолчал. — У меня просьба к тебе. Я пришлю сюда Марата и свою женщину. Она сильная и умная. Ее зовут Лилия. Пусть они тебе помогут. Мне скоро в бой. Куда легче на душе, если буду знать, что они тут. И еще, — он достал из вещмешка книгу, — язык тут незнакомый, но я знаю, это о монастыре Шаолинь, о его монахах-воинах. Мне сказали, что монастырь этот сожжен. Ты знаешь, так ли это?

— Не знаю, — вздохнул Библиотекарь. — Но постараюсь узнать.

* * *

Лейтенант был непреклонен.

— Мне нужно не менее восьми литров на человека.

— Хватит и пяти, — возмущался местный, должно быть, отвечавший в Трактире за доставку питьевой воды.

— Восемь, — лейтенант проникновенно глянул в глаза водовоза. — А с пятью ты сам будешь строить.

— Да откуда же я столько вам возьму?! — житель Трактира воздел руки к небу, то ли призывая его в судьи, то ли прося наполнить чаны питьевой водой.

— Я даю тебе самый худший вариант в раскладке на три дня, — отрезал начальник строительства. — В день уйдет меньше, но рассчитывай по максимуму. Уяснил?

— А может, как-то договоримся? — замялся водовоз, с надеждой заглядывая в глаза большому командиру.

— Можем, почему нет, — кивнул тот. — Все просто, тебе даже не придется ничего делать. Я привяжу тебя к барже вместо якоря. Вопросы есть?

— Да уж, куда ясней, — поставщик обреченно развернулся. Но вслед ему еще летели слова:

— Если вдруг с быками что-то не заладится, или втулки на колесах развалятся, то, что я сказал насчет якоря, остается в силе.

Нуралиев развернулся к следующему, ждущему его распоряжений обитателю окрестностей Трактира.

— Какая толщина бревен?

— Ну, вот, примерно, такая, — верзила, способный разместить лейтенанта в любом из своих карманов, продемонстрировал собственную ладонь.

— Что значит, примерно?! — офицер вытащил из сумки на боку линейку и приложил к ладони здоровяка. — Вот здесь двадцать шесть сантиметров, уяснил? Значит, выход должен быть — три доски толщиной семь сантиметров с одного ствола. Три, не меньше, я проверю. Семь сантиметров — это вот столько! — он снова приложил линейку на этот раз к ногтю плотника и очеркнул на нем лезвием ножа необходимую толщину. — Вопросы есть?

— Да откуда ж…

— Марш выполнять! — Нуралиев оглянулся и увидел Марата. — Товарищ светлый рыцарь зовет?

— Нет, — покачал головой чешуйчатый, и впервые во взгляде его читалось уважение.

— Тогда что же?

— Тут Лешага к тебе прислал троих, вон стоят в масках. Велел поставить на довольствие. В бой пойдут с нами, — юнец замялся. — Ну и… поговорить хотел.

— Это хорошо. Оружие в руках держать умеют? — подчеркнуто выдерживая деловой тон, уточнил офицер.

Марат тяжело вздохнул: