Трансгресиия/2025
Шрифт:
Единственным звуком теперь был низкий, утробный гул геотермальной станции. Он гудел всегда, но за психическим визгом его не было слышно. Теперь этот гул казался невыносимо громким. Хавьер инстинктивно прислушался к дыханию сестры. Оно было. Тихое, едва различимое, но было.
Люсия обмякла в кресле, её голова безвольно упала на грудь. Капля крови, застывшая у ноздри, казалась чёрной в тусклом свете аварийных ламп.
Хавьер не двинулся с места. Облегчения не пришло. Пришло онемение. Тотальное, всепоглощающее, как после контузии. Победа ощущалась как смерть. Он смотрел на Люсию не как на спасённую сестру, а как
Он заставил себя подойти. Медленно, словно двигаясь под водой. Его ноги едва слушались, мышцы были забиты адреналиновым шлаком. Он протянул руку, и его пальцы на мгновение замерли в сантиметре от её лба. Раньше он чувствовал это — слабое, вибрирующее, тошнотворное жужжание, исходящее от неё, как жар от раскалённого металла.
Сейчас — ничего. Её кожа была просто прохладной и слегка влажной. Пустой.
Лена откинулась на спинку скрипнувшего кресла. Её лицо, освещённое снизу зелёным светом терминала, походило на восковую маску. Она провела рукой по волосам, и Хавьер заметил, что её пальцы едва заметно дрожат.
— Протокол стёрт. Чисто, — сказала она в пустоту. Голос был ровным, но хриплым.
Хавьер не ответил. Он смотрел на лицо сестры, пытаясь найти в этих спокойных, безжизненных чертах хоть что-то узнаваемое. Его миссия была выполнена. Так почему на душе было так, словно он проиграл всё?
Тишина в помещении загустела. Хавьер слышал собственное дыхание, громкое и рваное. Слышал, как капает конденсат с трубы под потолком — редкие, тяжёлые капли, отбивающие ритм вечности.
Люсия не просыпалась.
Онемение начало отступать, уступая место холодному и липкому страху. Он ожидал чего угодно — криков, слёз, пробуждения. Но не этой восковой неподвижности.
— Что с ней? — его голос был чужим, надтреснутым.
Лена не повернулась. Её взгляд был прикован к экрану, где бежали строки диагностического кода.
— Нейронный шок, — ответила она так же ровно, будто комментировала сводку погоды. — Последний импульс вызвал каскадное обнуление. Синаптические связи перегружены. Системе нужно время на рекалибровку.
Слово «рекалибровка» ударило по Хавьеру сильнее любого удара. Онемение слетело с него, как струп. Мышцы свело судорогой.
— Рекалибровку?! — он вскочил, опрокинув стул. Грохот металла о бетонный пол был единственным резким звуком. — Это не чёртов компьютер, Лена!
Он сделал два шага к ней, его тень полностью поглотила её.
— Я видел, что ты с ней сделала! Я был там! В её голове! Ты хоть представляешь, на что это было похоже?
Лена медленно, очень медленно повернулась. В её глазах не было ни страха, ни вины. Только бездонная усталость.
— Да. Ты был, — её голос был тихим, но твёрдым, как сталь. — А значит, ты лучше других знаешь, что мы оттуда вырезали. Это была не просто рак сознания. Это была хирургия. А хирургия всегда оставляет шрамы.
Её спокойствие, её логика взбесили его ещё больше.
— Шрамы? — он выплюнул это слово, как осколок зуба. — Я видел её глазами, Лена. Я чувствовал, как ты её жжёшь. Тебе было плевать. Ты просто расчищала дорогу к своему брату.
Он сделал последний шаг, его кулак был твёрд, как камень. Он хотел её ударить. Хотел стереть эту ледяную правоту с
её лица. Но её слова, жестокие и неоспоримые, уже сделали это за него. Рука, готовая к удару, бессильно повисла вдоль тела.— Мне не было «плевать», — прошипела она, наклонившись вперёд. — Я делала то, что необходимо. То, на что у тебя…
— Не смей! — рявкнул он, но она его перебила.
— …не хватило бы ни знаний, ни духа! — её голос сорвался, но тут же снова стал ледяным. — Если бы я поддалась панике, если бы остановилась хоть на секунду… её мозг превратился бы в кашу. Она бы умерла. Прямо здесь.
Он отшатнулся, словно от удара. Её слова были правдой. И эта правда обожгла его, выжигая ярость дотла.
Лена встала, оказавшись с ним лицом к лицу. Она была ниже, хрупче, но в этот момент казалась скалой.
— Эта тишина, Хавьер… которая тебя так бесит… это и есть твоя победа. Ты получил то, за что сражался. Привыкай к ней.
Вся ярость схлынула, ушла в пол, оставив после себя лишь горький пепел. Он смотрел на неё и видел не монстра, а солдата. Такого же, как он сам.
Он медленно отступил. Подобрал стул. Поставил на место. Сел рядом с сестрой. Побеждённый. Протянул руку. Взял её безвольную ладонь. Холодная. Он закрыл глаза. Война кончилась. Он выгорел.
Прошло несколько часов. Хавьер задремал прямо на стуле. Он проснулся от прикосновения. Лена стояла рядом, в её руке была кружка с дымящимся кофе.
— Выпей, — сказала она тихо.
Он молча взял кружку. Горькая, горячая жидкость обожгла горло. Он посмотрел на Лену. Она выглядела так же, как и он. Измотанной.
— Всё кончено, Хавьер, — она говорила почти шёпотом. — Она свободна. Ты сделал это.
Её голос звучал… почти искренне. И в этот момент что-то в её измотанном лице показалось ему знакомым. Не аналитик. Не манипулятор. Просто солдат после боя. Он молча кивнул, не в силах вымолвить ни слова.
И в этот момент Люсия шевельнулась.
Её пальцы дрогнули. Хавьер замер. Её ресницы дрогнули. А потом глаза открылись.
Они не были пустыми. Они были ясными. Осмысленными. Её взгляд остановился на нём. На губах появилась слабая, едва заметная улыбка.
— Хави?..
Голос был слабым. Но это был её голос. Настоящий.
Кружка выпала из его рук, с грохотом ударившись о пол. Ему было плевать. Он забыл обо всём. О боли, об усталости, о трупах. О Лене. Он опустился на колени перед креслом сестры. Хотел что-то сказать, но из горла вырвался лишь сдавленный, сухой всхлип. Он взял её руку. Она была тёплой. Он прижал её ладонь к своему лбу, закрыл глаза, и его плечи затряслись от одного-единственного, долгого, беззвучного спазма. Словно что-то внутри него, что держало его прямым все эти годы, наконец-то сломалось.
Она осторожно, всё ещё очень слабым движением, положила руку ему на затылок.
— Всё хорошо, Хави, — прошептала она. — Я дома.
Он был полностью поглощён этим моментом. Этим выстраданным чудом.
И поэтому он не заметил, как Лена тихо отошла к своему терминалу. Её лицо было бесстрастным, как у наблюдателя, фиксирующего удачный исход эксперимента. Она села в кресло, её пальцы забегали по клавиатуре. Последняя строка, которую она ввела, была простой: