Трасса "Юг". Парни из 90-х
Шрифт:
– Молодые люди, я очень попрошу вас следовать за нами. Это ненадолго.
– Не понял, – сказал Шериф.
– Поезжайте за нами, – закончил охранник негромко, поднимая с земли мишкин велосипед. – Прямо сейчас. У парня сегодня день рождения. Мой вам совет – не отказывайтесь.
С этими словами он повернулся и зашагал к джипу.
– Обожрем буржуев? – спросил Макс.
Эпизод 21 - 22
Эпизод 21. Это был высокий красный особняк с узкими стрельчатыми окнами. Из-за забора виднелся только второй этаж и еще высокая застекленная
– Ничего себе башня, – сказал Костик.
– Не сносит башню-то? – спросил Макс.
– Зачем сносить, ее только построили, – удивился Михаил. Макс только плюнул.
– Ты чего сразу не сказал, что у тебя день рождения? – задал я вопрос, и Мишка как-то сразу поскучнел, а потом сказал тихо:
– Я не хотел праздновать.
– Странно, – удивился я. – Сколько исполняется, кстати?
– Восемнадцать. Первый день рождения здесь.
– У нас подарка нет, – заметил Костик.
– Я вообще не хотел праздновать.
Из ворот выглянул охранник:
– Загоняйте телегу свою. Во дворе места хватит.
Это точно: места там было более чем достаточно. Вокруг простирался ухоженный газон (с травой нездешнего ярко-зеленого цвета), никаких тебе клумб и грядок, только газон. Несколько здоровенных сосен были оставлены расти на песчаных пригорках, видимо, в соответствии с неким ландшафтным планом. Еще здесь была довольно большая альпийская горка с какими-то цветущими эдельвейсами, с вершины которой проистекал настоящий ручеек: трубу подвели, не поленились, – решил я. Во всем был виден неплохой вкус. И еще здесь пахло большими деньгами.
«А вот помойки у них нету», – подумал я.
Наш автобус в гараж не влезал. Он остался стоять возле дома и выглядел здесь странно, как советский танк на Лазурном Берегу. Макс, чтобы усугубить впечатление, раздобыл грязную тряпку и принялся протирать стекло.
– Максик, хватит тебе тереть, – сказал я. – Потом шланг возьмем и вымоем.
– Точно, шланг есть, – подтвердил юный хозяин особняка. – Я могу принести.
– Ну не сейчас же, блин. Слушай, Мишка, а твой отец – он кто?
– Он адвокат в Москве. У него своя контора. «Островский и партнеры». Борис Островский.
– Ясно, – сказал я. Я слышал эту фамилию по телевизору. Островский, кажется, вел крупные дела. Денег у него, судя по всему, было до черта. А сын даже день рождения не хочет праздновать. Смотри-ка, и верно: не всё можно купить за бабки.
– Пойдемте лучше в дом, – предложил Мишка, беспомощно оглядываясь и ища нас взглядом. – Можно в башню подняться.
– А там и жить можно? – спросил любопытный Костик.
– Там моя комната. Вы посмотрите. Оттуда хороший вид… должен быть.
Внизу, в просторном полутемном холле, мы встретили Мишкиного отца. Он посмотрел на нас, невесело улыбаясь. Дождался, когда все пройдут, и поманил меня пальцем.
– Вас как зовут, молодой человек?
– Петр. Петр Раевский, – зачем-то отрекомендовался я.
– А я – Борис. Борис Николаевич, как Ельцин, да… Вы не удивляйтесь, что я вас вот так пригласил в гости. Сын, может, не решился бы. А у него ведь сегодня такой праздник… Вы же сделаете ему приятное? Посидите с ним? У него здесь так мало… знакомых…
–
А скажите… Дистрофия сетчатки – это очень серьезно?– Очень серьезно, – кивнул Борис. – По крайней мере, так мне сказали даже в офтальмологическом центре в Хайфе, а я готов был платить им любые деньги… И российская… и наша клиника тоже сомневается, возможно ли улучшение. Бедный мальчик. Он даже не может учиться… Я привез ему компьютер, провел интернет, но он уже почти ничего не видит…
Я смотрел на него, и на душе у меня становилось все тяжелее.
– Остается купить ему аккордеон, чтобы он играл, как эти слепые в электричках, – вздохнул Борис. – Но я купил не аккордеон. Я купил электрогитару «гибсон». Миша любит музыку, знаете, рок-музыку… Это бывает в вашем возрасте… Сегодня подарю ему эту гитару. И усилитель.
– Комбик? – спросил я.
– Кажется, да. «Маршалл». Мне сказали, хороший.
– Да уж, – согласился я. – У нашего Макса… Вы видели, рыжий такой… У него тоже есть электрогитара, только он на ней играет так себе.
– Вы будете смеяться, но Миша играет с детства… Правда, на простой, акустической гитаре. Он и песни пишет.
Я даже не особенно удивился.
– И вот что, Петр... Вы ведь все уже выпиваете, не так ли? Я угощу вас, в доме есть виски (я вздрогнул), джин, хорошее вино… Возьмите ради праздника, только не переусердствуйте, ладно?
– Я все понял. Мы попробуем развлечь его.
– Почему-то я вам верю. Это странно при моей профессии… Я, чтобы вы знали, адвокат… Таких историй наслушаешься… Кстати, ваша фамилия мне знакома, только не помню, в какой связи…
– Был такой декабрист, – подсказал я.
– Да, да… А также октябрист, роялист и пианист… Нет, конечно. Вы меня не путайте, юноша. Я запоминаю только то, что относится к делу… Особенно если это дело тянет на уголовное. Впрочем, как говорится, бог с ними со всеми… Отдыхайте…
Он пожал мне руку, затем не очень-то ловко похлопал по плечу, надеясь, вероятно, завоевать мое расположение. Но этого и не требовалось. Мне и без того хотелось помочь его дорогому Мише снова почувствовать себя нормальным парнем. Девчонку бы ему, да без комплексов. Мы-то что? Мы только вискарь бухать умеем… брр…
Потом я подумал вот о чем: значит, дело моего отца было достаточно громким в Москве, раз слухи дошли даже до самого господина Островского. Тогда не приходится удивляться, что за нами гоняются все, кому не лень.
А ведь здесь мы как в крепости, – подумал я. Мы можем переждать. Мы можем даже забраться на наблюдательную вышку… И еще тут есть компьютер с интернетом.
Эпизод22. На вышке было светло. С нее действительно открывался потрясающий вид. Мы узнали даже, куда ведет дорога: она петляла между невысоких холмов и в самом деле возвращалась на московское шоссе. Получалось, что мы заехали сюда совершенно зря. Об этом мне сказал на ухо Макс, а я только пожал плечами. Не то чтобы я стал фаталистом, но почему-то с некоторых пор мне казалось: всякое наше движение что-нибудь да означает. Даже если неясно, что. Говоря проще, всем нам не мешало бы схорониться в тихом месте на денек-другой, чтобы поразмыслить над этим. В этом смысле я и ответил Максу, и тот нехотя согласился.