Траурный эндшпиль
Шрифт:
— Кстати, а чего он-то не пришёл? — недоуменно посмотрела на него Шув.
— Запах не нравится, — усмехнулся мутант. — Резину терпеть не может, ну и запах мертвечины просто не переносит.
— Значит, сам дурак, — пожал я плечами. — Мы не знаем, что ждёт нас в Европе. Лучше максимально подготовиться.
Корабль почти завершён — осталось только установить башню от «Шилки» на вторую платформу. По весу подходит, поэтому я решил, что зенитка нам не помешает. А то мало ли…
Саму «Шилку» привезли от Инженерного замка, где мы когда-то принимали свой последний бой. Демонтаж башни
Боеприпасы, снаряды ?23x152 миллиметра, были выменяны у флотских, поэтому вторая ЗСУ 23–4 «Шилка» с Инженерного замка встала на боевое дежурство в Коммуне. Это существенное усиление огневой мощи ополчения, с которым будут вынуждены считаться даже самые крутые суперы.
— Господи, ну и вонь… — поморщилась Шув от дуновения ветерка.
КАМАЗ сделал два рейса, после чего экскаватор вернулся на исходную и мы вновь надели противогазы. Надо бы брандспойт сюда какой-нибудь, чтобы смывать с асфальта кровь и требуху…
/29 июня 2022 года, г. Санкт-Петербург, Васильевский остров, Коммуна/
Освобождаю себя от новой брони и укладываю её сразу в деревянный ящик. Таких ящиков тут много, все они предназначены к отправке на морской вокзал, где их ждёт большой десантный корабль Балтийского флота. Его пригнали специально, чтобы привезти боеприпасы, груз бронепластин и броневой стали, а также забрать немного провизии и все готовые бронекомплекты. Торгуем помаленьку…
— Ещё пять выдержишь? — спросил кузнец Пронин.
— Ещё семь и на сегодня всё, — ответил я.
— Завтра ждать? — задал он следующий вопрос.
— Обязательно, — кивнул я. — Возможно, придётся задержаться тут даже после готовности корабля.
— Ты, главное, не останавливайся — херачь зомби за себя и за того парня, — посоветовал Антон Борисович. — Каждая бронька — спасённая жизнь.
— Я понимаю, — вздохнул я. — Ладно, давай сюда ещё один комплект.
И понеслась…
Через двадцать минут, я сложил последний на сегодня комплект брони в ящик, а кузнец накрыл его крышкой и заколотил гвоздями.
В качестве завершающего жеста он наклеил на ящик бумажку с надписью «От трудящегося Верещагина Флоту».
— А чего это лично от меня? — спросил я.
— Так ты же сделал, — пожал плечами Пронин. — Мой вклад маленький — распилить пластины может даже случайный человек с прямыми руками. Поэтому пусть знают, кто автор и изготовитель.
— Ладно, — махнул я рукой. — Тогда на сегодня всё.
— Иди и отсыпайся, — напутствовал меня Антон Борисович.
— Да какой там… — хмыкнул я. — Надо обратно на мост.
— Не перенапрягись, — обеспокоился кузнец. — Ты нам всем очень нужен.
— Уж постараюсь.
Выхожу из мастерской, вижу во дворе ГАЗ-66, у которого курят морпехи, киваю им и иду к своей Пагани.
Уже за рулём вижу, что кто-то упорно звонит мне.
— Слушаю, — ответил я на вызов от Талалихина.
— Алло, — прозвучал из динамиков автомобиля голос старлея. — Можешь подъехать к Ушаковскому мосту?
— Скоро
буду, — ответил я.Завожу двигатель, прогреваю его, после чего пулей устремляюсь по адресу. Мимо пролетают пустыри, оставшиеся от демонтированных зданий, а также пустые дома, в которых ещё нескоро кто-то будет жить, а может и не будет жить вообще никогда.
Пролетаю мимо небольших заросших парков, мимо памятников, которые больше не засирают птицы, свалившие из города по неизвестной причине, мимо мест, где я когда-то бывал и отдыхал…
Всё-таки, Питер очень хорош в это время года, даже несмотря на всё, что с ним произошло.
Через западный скоростной диаметр на Савушкина, оттуда на Приморский проспект, а через него на Елагин остров, с которого есть путь на Каменный остров.
На обоих островах густая растительность и редкие здания, поэтому возникает ощущение, что я ненадолго оказался в полноценном лесу.
Вообще, я с детства люблю лес. Но не по тем причинам, по которым его любят горожане, а по своим, самобытным и сельским. Горожане любят лес за некую создаваемую им связь людей с природой, за то, что воздух там другой, животные живут первозданной жизнью.
Я же люблю его за то, что там своя экосистема, в которой ты всегда будешь чужим, как ни старайся приспособиться, поэтому это будто бы другой мир, в котором ты всегда будешь гостем. И различные походы, затеваемые нашим недобитым сельским туристическим клубом, позволяли мне посещать этот чужой для меня мир.
Проезжаю острова, предаваясь ностальгии, а затем оказываюсь у Ушаковского моста, где собралось что-то около тридцати бойцов ополчения Коммуны.
Все бойцы в полной металлокерамической броне, вооружены единообразно — АК-74М, почти у всех на броне пулевые сколы, ведь у нас воюют практически все…
— Старший лейтенант, парень пожилой, — увидел я Талалихина.
— Ага-ага, — усмехнулся он. — Наверное, тебе интересно, чего мы тебя позвали?
— Интересно, — признался я. — Так что там?
— Ещё одна компашка пришла, — ответил старлей. — Один из них говорит, что знает тебя.
— Меня много кто знает, — усмехнулся я. — Но, ладно, посмотрим, что за субъекты.
— Идём.
Стальные мостовые врата со скрипом отворились и открыли мне вид на группу людей, стоящих прямо посередине моста.
Экипировка у них невоенная, вооружение разношёрстное, преимущественно времён Второй мировой войны — ППШ-41, МП-40, ППС-42 или ППС-43, винтовки Мосина и Кар98к, а также неизвестные мне образчики, выглядящие слишком несовременно. Видимо, собирали на полях скоротечных сражений или убивали «попаданцев».
— Наконец-то мы увиделись! — вышел из этой толпы крупный мужчина, лицо которого было закрыто стальной маской, а голова длиннополой шляпой.
Голос его был искажён маской, но показался мне отдалённо знакомым.
— Неужели не узнал?! — удивился мужчина.
— Голос знаком, но не могу понять… — признался я.
— Владимир Пахомович! — ответил он.
— Да ну? — скептически нахмурился я. — Что-то не похож.
Владимир Пахомович Ильюшин — это мой вечный менеджер, который, фактически, и сделал меня знаменитым. Только вот его телефон уже давно пропал из сети.