Травма
Шрифт:
– Видите, мадам? Это слияние, взаимозависимость - не снаружи, оно везде, а значит, прежде всего, внутри вас.
– Люк... Лю-ю-юк!..
Несколько десятков Невад переехали в Иэле, зашли с одним флэри в "Смоки Джим",
двумя
в одиночестве
познакомились с Блайтом.
– Люк... останови... те это!
– Остановить что? Что с вами, сударыня?
Невада открыла глаза. Люк стоял напротив, посреди кабинета, прежнего, взаправдашнего, никуда не уплывающего и ни во что не превращающегося, и мягко-снисходительно улыбался. Конечно, он прекрасно знал, что. Вот только...
Невада тряхнула головой и сбросила морок - миллионы ипостасей Люка, от младенца до почти старика, собирающиеся в нём одном. Теперь он действительно стоял один, всё так же улыбаясь,
– Вероятно, теперь вы видели достаточно, чтобы поверить моим словам, - начал Люк после долгой паузы. Невада молчала.
– И я могу пояснить, что именно произошло. Видите ли, я не просто так при создании модели упомянул объекты и явления. Память живых существ - не только совокупность химических и электрических процессов в мозге, но ещё и во всех отношениях уникальное явление, волна, которая, изменяясь во времени, проявляет свойства совершенно невиданные. Линии, представляющие память на нашем графике, могут раздваиваться, сливаться с другими и даже, возможно, продолжаться после обрыва. Они, как и все другие, не могут покидать плоскость, но речь моя не об этом, а об их реакции на произошедший катаклизм. Наша плоскость, - один из квадратов на экране выплыл на первый план, - стремится во что бы то ни стало вернуть себе единство, как любая система, уравновешивающая сама себя. Вместе с заменой объектов меняются и отношения между ними. И это несмотря на то, что сам термин "наша плоскость" глубоко условен - мало того, я уверен, что у нас с вами плоскости разные. Так или иначе, память меняется следом - старые, более не существующие объекты и связи заменяются новыми. Вы ведь слышали о таком психическом феномене - когда разум пациента подсознательно вытесняет травмирующее воспоминание на второй план, "забывает" его? Это именно то, что произошло с нашим миром. Огромная, вселенских масштабов травма.
– Травма...
Невада сидела, обхватив голову руками, слепо смотря в пол; тяжесть в груди металась из стороны в сторону, не находя выхода. Плоскости на мониторе устремились друг к другу, сложились и будто смялись в один морщинистый, искорёженный квадрат.
– Да, наша реальность травмирована. И она сделала всё возможное, чтобы этого не замечать - чтобы никто не заметил. У нас бы тоже не было никакой возможности узнать о чём-либо из вышесказанного - как я уже объяснял, нельзя изучать свойства системы, имея знания только о ней самой. Иллюзия целостности - тончайшая фольга, плёнка поверх трещин и разломов, но до недавнего времени мы легко скользили по ней, ни о чём не догадываясь. Что-то должно было разорвать её, нарушить вновь установившееся равновесие. Так и случилось.
– Сфера.
– Да, именно. Не знаю, что именно предопределило её форму, габариты, даже само её появление - но то, что вы называете Сферой (весьма доходчиво, признаюсь), на самом деле - средоточие энергетической аномалии, которая при определённых условиях создаёт разрыв в комбинированной реальности. Если бы не она, мы бы никогда не узнали о самой катастрофе. Вслед за каждым таким разрывом следует "волна" - мир заращивает трещины, заменяет повреждённые линии и вновь возвращается к хрупкой целостности. Нетрудно догадаться, что подобная "регенерация" в той или иной мере затрагивает всю плоскость реальности, в пространстве и времени, поэтому результат совершенно непредсказуем. Вы читали Уэллса? Пример со взмахом крыльев бабочки вполне можно применить и здесь... Хотя я, кажется, что-то путаю. В любом случае, после каждой "волны" реальность залечивает себя, всё более спешно, всё более теряя баланс, но всё же сохраняя видимость единства - для всего и всех, кроме непокорных линий памяти. "Волны" привносят в них много нового - но не могут ничего забрать взамен, потому что с самого момента "Травмы" аналогичные линии во всех мирах и даже во всех возможных комбинациях миров уже были объединены!
– Вы хотите сказать...
– По мере того, как сводило скулы, а чёрная горечь подступала выше, Невада начинала терять нить разговора.
– Я хочу сказать, что, как это ни парадоксально, наша память уже сейчас содержит ключ к пониманию произошедшего. Почему вас раньше не удивляло, что вы на самом деле не помните лица вашего собеседника в баре? Почему вы сейчас смотрите на меня, будто на мне шутовской колпак, а совсем недавно всё казалось вполне нормальным? Плоскость "травмированного" мира - лоскутное одеяло из кое-как подогнанных друг к другу явлений, связь между которыми можно разоблачить и опрокинуть, как домино, столкнув лишь одну костяшку. Вам не казались странными ни необычный цвет напитков за барной стойкой, ни, м, мои чулки - потому, что ваше сознание выбрало не замечать этого.
– Люк обогнул стол и подошёл к пульту управления с другой стороны.
– Теперь, когда первая кость - Сфера - упала, вы, как и я когда-то, начинаете видеть всё это, и удивляться, и в вашем сердце воцаряется страх.
Он был прав. Страх взобрался уже вверх по горлу и плескался в затылке, подбираясь к глазам и рту.
– Но, чтобы полностью проснуться, каждую деталь нужно открыть для вас отдельно, заново. Сразу должен сказать - это довольно опасный процесс. Вспоминание, возвращение к правде. Но вам это нужно, мадам, и я не решил ничего за вас - вы сами сделали выбор, когда отправились на поиски Сферы, когда тем или иным образом (хоть я и почти точно знаю, каким) обнаружили её и открыли пустой сейф - вы ведь так попали в моей секретный лифт, я не ошибаюсь?.. Вы - одна из избранных, "людей-эталонов" - как и я, от этого и ваше стремление дойти до конца, развеять завесу тайны. До вашего прихода я, кажется, забыл эту простую истину о мире "Травмы" - истину о том, что здесь уже давно не происходило ничего случайного. Вы сами решили рисковать, сударыня. Поэтому смотрите.
Люк ещё раз нажал на клавишу.
Ударная волна хлестнула по лицу, следом за ней - другая, будто отголосок первой. Уши заложило, в них хрустел тёртый винил. Лито запоздало заслонила лицо руками и тут же отвела их обратно. Последние обломки, мусор, обожжённые листы бумаги опустились на асфальт в крошке битого стекла.
– Лейтенант!..
Сергеев выбежал из лифта, обогнул опешившую Лито и бросился к Ксэ. Откликаясь на голос, та пошевелилась.
– Не двигайтесь, не двигайтесь! Лежите спокойно.
Лито очнулась и по хрусткому настилу из стекла подошла ближе. Сквозь разбитые окна здания, где произошёл взрыв, виднелись опрокинутые стулья, разбросанные по полу части компьютеров и кипы бумаг. Ксэ лежала навзничь в десяти шагах от стены, отброшенная на несколько метров взрывом. Она была совсем бледной и какой-то вытянувшейся, словно в несколько секунд лишилась всей жизненной силы. Раньше она казалась как будто такой же холодной, но всё-таки не такой. Лито наступила на особенно крупный обломок и пошатнулась.
– Лейтен...
– Шуххэрши! Ара?ы ала?..
Ксэ открыла глаза, упёрлась руками в землю и попыталась сесть.
– Так, стой, Лито, не пугайся. Я тебе рассказывал, ты помнишь.
Да. Лейтенант сама не знает, почему в больнице после столкновения с террористом Бёрнсом вдруг начала говорить на незнакомом языке. По всей видимости, просто... афазия. Нужно обратиться к врачу. Она рассказала это всё Сергееву, а он - мне. Всё просто. Но от вида Ксэ, извивающейся на земле, шипящей непонятные слова полным мелких острых зубов ртом, Лито всё равно стало не по себе.
– К'ол? аэрлиы. Ле?ен?
Сергеев тоже отступил в нерешительности. Ксэ наконец села; Лито почти ощутимо поёжилась под взглядом чуждых, уже даже не хрустальных, а стальных глаз. Одежда Ксэ была изорвана во многих местах; в разрывах виднелась бледная кожа с сочащимися голубой жидкостью порезами.
– Ч-то с вами случилось...
– Что вы имеете в виду, стажёр?
щёлк
Ксэ повернула голову и характерно наклонила подбородок. Всё снова стало, как прежде.