Требуется добрый человек

СХВАТКА

Младшего научного сотрудника Петрова предупредили, что его завтра на обсуждении диссертации будут сжирать.

— Подавятся! — бесстрашно ответил он.

Утром он ворвался в зал ученого совета, грозно размахивая своей папкой, как саблей. За ним стройными рядами шли его научные друзья и руководители. На креслах чинно восседала оппозиция — Саплин и банда.

Соискатель решил бить врага сразу. Он вскочил на кафедру, как джигит на коня, и заговорил.

Обстановка накалялась с каждой минутой. Елкин, личный секретарь Саплина, незаметно целился в Петрова из двустволки по поводу общественной значимости работы. Но тот был начеку. Прикрылся диссертацией и отошел в дальний угол. Когда же он выглянул, Елкин уже начал интеллигентно «поедать» его с вилкой и ножичком, как антрекот на банкете по поводу экономического эффекта.

«Врешь!» — прорычал тихо Петров и обстрелял его пулеметной очередью из цитат, формул и планов внедрения.

Елкин рухнул.

— Ура! — закричали сторонники Петрова и пошли в атаку.

Ряды противников дрогнули. Мнения пулями свистели по залу. Слова и цитаты Петрова разили метко и убийственно.

Но тут, взломав стену, на танке въехал доцент Балалайбин, правая рука Саплина. Пушка была наведена в лоб соискателю. Грохнул залп….

…Когда он пришел в себя, то увидел Балалайбина, победоносно восседавшего на кафедре. Превозмогая боль, пострадавший незаметно подполз к Балалайбину и, собрав остатки сил, швырнул в него многопудовый том диссертации.

— Дзынь!

Балалайбин только почесал лысый массивный череп и легким щелчком отбросил Петрова в угол. Друзья шарахнулись от растянувшегося диссертанта, а кто-то из них даже ухитрился лягнуть предательски Петрова под зад.

Тогда он поднялся, как смертельно раненный солдат, и выхватил из-за пазухи карманную атомную бомбу — благоприятный отзыв директора института.

— Руки вверх! — прохрипел Петров.

Противники и друзья в панике залегли..

…Ученый совет одобрил диссертацию к защите…

Утром уборщица тетя Маша раскрыла окна… Запах валидола, оставшийся после боевых действий, рассеялся под дуновением свежего ветерка.

— И что люди грызутся, — пробурчала она, — и интеллигентные, и получают довольно. Не пойму…

Ей посчастливилось ни разу не защищать диссертаций.

СТРАННЫЙ ЗВОНОК

Николай Семенович Ерохин уже отпустил сотрудников и сидел в своем кабинете, бесцельно включая и выключая настольную лампу. Вдруг зазвонил телефон. Ерохин вздрогнул. Он боялся телефона, потому что за каждым звонком крылась какая-нибудь просьба — одна из тех, с которыми к нему, зная его возможности, обращались все, кто хоть немного его знал.

— Это вы, Николай? — услышал он в трубке женский голос и подумал: «Начинается».

— Я.

— Уж не знаю, на «ты» или на «вы».

— Все равно, — обреченно сказал Ерохин.

А трубка продолжала:

— Как дела? Как, Николай, здоровье?

«Так. Здоровье, — привычно проанализировал фразу Ерохин. — Сейчас последует просьба насчет лекарств».

— С медициной последнее время не сталкиваюсь, — сказал Николай Семенович.

— Это хорошо, — услышал он в трубке. — Здоровье — самое главное, гласит народная мудрость.

«Ага. Народная мудрость. Намекает, чтобы я достал «Мифы народов мира». А вслух сказал:

— С народной мудростью трудно.

— Ну, а дети как? Небось, как мои, школу кончают?

«Вот оно что! Тут дело о поступлении в институт».

— Я холостяк, — отрезал Ерохин.

— Ой, Николай! Как же так? Ты же был такой парень!.. Мы все думали, такого только в кино снимать.

«Как я сразу не догадался! Неделя французского фильма на носу».

— С кино ничего не получится.

— Ладно, не прибедняйся! Я помню, как ты городничего в «Ревизоре» играл.

«Ого, куда гнет! Думает, у меня есть знакомые в прокуратуре».

— Ты же знаешь, чем кончается гоголевская пьеса, — мрачно изрек он.

— Я-то помню. А вот ты?.. Кто играл в том спектакле твою жену — Марию Антоновну?

Николай Семенович задумался.

— Да, там такая… с косичками…

— С косичками! — захохотала трубка. — Нинка Павлова — вот кто!

— Кажется, ее звали Люся…

— Люся? Ха! Ты мне будешь говорить, как меня зовут! Нина я! Нина Павлова.

— Нина? Ты!

И Николай Семенович вспомнил тот далекий школьный спектакль, как засовывал себе под ремень подушку для солидности, а Нина взяла у своей мамы туфли на шпильках, чтобы быть повыше.

— Теперь ты, наверное, и без подушки солидный, — сказала Нина.

— Да… толстею… Нина, может, тебе что-нибудь нужно? Я для тебя все сделаю.

— Нет, Коля, ничего. Я просто позвонила узнать, жив ли ты.

— Жив… — ответил Николай Семенович и задумался.

ПРОТИВОЯДИЕ

Нервные все стали. Прямо на улице дергаются. Особенно молодежь. Стою я как-то на остановке, а впереди меня высокий молодой человек с дипломаткой. Замечаю, что время от времени ногой дергает и по асфальту бьет, как застоявшийся жеребец, которого мухи кусают. «Нервные тики, наверное, одолевают, — думаю, — переучился, небось. Сейчас от науки вся молодежь страдает. Тяжелое на их долю детство выпало — с фигурным катанием, иностранными языками и бинарными уравнениями. Это тебе не наше детство с игрой в салочки-выручалочки и в казаки-разбойники…»

Пошел домой через наш районный сквер, а там сплошной кордебалет. Возле каждого дерева здоровенные мужики в трико стоят и ноги в разные стороны задирают. Женщин с детьми пугают. Кряхтят, сопят, лица красные от натуги. Стараются ноги повыше задрать. Может, это танцевальный ансамбль районного Дома культуры балет «Лебединое озеро» репетирует? Но на лебедей мужики не очень похожи, выражение у всех серьезное, как в бане на верхней полке парилки.

А один из них, лысый, совсем босиком, в майке, на ней нарисован оскаленный череп и написано «каратэ», и все ногой дергает, на лице у него такая досада, что жалко его стало. Подошел и спросил, как дела.