Требуется невеста, или О на С 2

Очень актуально, что называется.

— Это долгая история, — отвечаю осторожно.

— У нас полно времени.

Боги, он невозможен!

Тёмный притягивает меня к себе, и от соприкосновения наших тел в меня будто ударяет разрядом молнии. И снова голова идёт кругом, дыхание сбивается и в целом со мной творится что-то невероятное. Если так будет происходить всякий раз, когда мы… А сколько ещё таких вот раз у нас вообще будет?

Понимая, что щёки от всех этих мыслей скоро вспыхнут кострами, вспыхну я вся, приподнимаюсь на локте, натягиваю повыше простынь и тихонько сообщаю:

— Мне нужно в ванную.

Меня всё-таки отпускают, пусть и с неохотой. Правда, едва выпутавшись из его объятий, я снова чувствую его прикосновение. Проведя по моему локтю костяшками пальцев, Гаранор хриплым шёпотом произносит:

— Лен, я спрашиваю не из любопытства. Я знаю, уже давно понял, что ты чего-то или кого-то боишься, но сам так и не сумел разобраться в твоём прошлом.

— Ты меня проверял? — смотрю на него с негодующим прищуром.

— А ты как думаешь? — улыбается высший, которого явно забавляет выражение моего лица. — Мой детектив (между прочим, талантливый малый) прошерстил все возможные базы данных и пришёл к выводу, что вы, сонорина Лэй, не фея, а призрак.

— Я не… Лэй, — признаюсь ему спустя несколько долгих мгновений.

— А имя? Это твоё настоящее имя?

Поглаживания прекращаются. Гаранор смотрит мне в глаза, и я чувствую, как напрягается его тело.

— Меня действительно зовут Эления. От своего имени я не смогла отказаться. Для Светлых оно очень важно.

— А от всего остального? — Тёплая ладонь накрывает мои пальцы.

— А всего остального на момент, когда мне пришлось исчезнуть, у меня уже не было.

Он хмурится и явно порывается ещё о чём-то спросить (подозреваю, что вопросов у него накопилось на целую ночь), но я его останавливаю:

— Дай мне пару минут, хорошо? — и убегаю в ванную, чтобы привести себя в порядок после своего первого раза. Привести в порядок мысли и набраться храбрости разворошить могилу, в которой я с таким трудом всё похоронила.

Когда возвращаюсь, продолжая кутаться в простыню, как в тогу, застаю Хороса за разорением мини-бара. Голым. Взгляд цепляется за широкие плечи мужчины, резкие очертания мышц на руках, на спине и… розовые следы на ней же, оставленные моими ногтями. Ниже я уже не опускаюсь, потому что у меня и так, кажется, температура опять подскакивает. И вообще, нас ждёт серьёзный разговор, поэтому надо сосредоточиться. Вот только внешний вид Тёмного совсем не располагает к серьёзным разговорам.

— Ты не мог бы одеться?

— Я тебя смущаю? — Не оборачиваясь, он как ни в чём не бывало продолжает наполнять бокалы.

— Отвлекаешь.

— Тогда ладно. — Он подбирает с пола брюки, быстро их натягивает и с улыбкой, скосив на меня взгляд, бросает: — Нам пока больше нельзя отвлекаться.

Гаранор в штанах — это уже лучше. Так у меня по крайней мере мысли не будут путаться и, возможно, пульс наконец успокоится.

— Выпьешь?

— Не откажусь.

Я устраиваюсь на кровати, где мне вручают бокал, а опустившись рядом, притягивают к себе и целуют, после чего ласково мурлычут на ушко:

— Я слушаю.

— Так ты тоже отвлекаешь.

— Хочешь, чтобы я слушал тебя из ванной?

— Нет, оставайся, — вздыхаю и, поудобнее устроившись в его руках, продолжаю: — Даже не знаю, с чего начать…

— Начни с того, кем тебе приходится Лита.

Я согреваю бокал ладонями, хоть архес — крепкий напиток насыщенного золотисто-коричневого цвета, горько-сладкий и ароматный, принято пить холодным.

— Лита — моя племянница. Её мамой была моя старшая сестра, Летисия.

— Была? — мягко переспрашивает Тёмный.

— Она умерла. — Я смотрю на отблески света, играющие на гранях льда, и никак не могу поднять глаза. — Вернее, её… убили. Убил отец Литы.

Стоит мне это произнести, и меня как будто прорывает. Я слишком долго держала всё в себе, слишком долго молчала, а теперь говорю и понимаю, что не могу остановиться. Мне просто жизненно необходимо всё это на него выплеснуть. «Всё это» — это печальную историю моей семьи и правду о монстре, разрушившем нашу с Летисией жизнь.

— Я родилась в семье Светлых. И мать, и отец принадлежали к семьям, которые превыше всего ценили чистоту крови. В моей родословной нет низших и уж тем более в ней не могло быть Тёмных. У нас с этим очень строго. Малейшее отклонение от правил — и всё, ты уже изгой для семьи и клана. — Я грустно улыбаюсь и всё глубже погружаюсь в свои воспоминания. — Не только Тёмные могут быть жестоки. В моём окружении с оступившимися поступали очень сурово.

— Это потому у тебя так ярко проявляется дар, что его не в состоянии заглушить даже блокаторы? Из-за того, что оба твоих родителя были Светлыми? — Гаранор касается моего лица там, где висок пересекает продольная полоса, а потом ласково гладит пальцами щёку.

— В этом, но не только. У моего отца был очень сильный дар, его ещё подростком взяла под своё крыло армия, потом забрало разведывательное управление Креута. Он многого достиг за короткое время, быстро продвигался по карьерной лестнице, стал одним из самых ценных агентов РУКа. Со временем он возглавил отдел специальных операций, а Светлые такого уровня в Креуте приравниваются к Тёмным. Поэтому мы с Летисией росли без блокаторов, отец об этом позаботился. Поэтому наша сила развивалась, а вживили их мне, уже когда настоящая я должна была исчезнуть, чтобы потом возникнуть в Грассоре с новой личностью. Но вживлять блокаторы в двадцать лет — бесполезно. Да, они подавляют мою магию, но полностью её меня не лишают.

В номере тепло, ещё теплее в его руках, но я всё равно ёжусь. Почувствовав это, Гаранор крепче прижимает меня к себе и спрашивает осторожно:

— Это от них ты бежала? От своей семьи? И что стало с Летисией? Какое отношение ко всему этому имеет тот высший?

Я отрицательно качаю головой:

— Нет, дело не в моей семьей, хотя… Наверное, в какой-то мере и в ней тоже. Но лучше обо всём по порядку. — Я собираюсь с мыслями и продолжаю рассказывать: — Мама умерла пять лет назад. У неё было редкое неизлечимое заболевание, от которого она очень быстро угасла. Врачи ничего не могли сделать. После этого мы с Летисией отца почти перестали видеть. Он и до этого всё время пропадал на работе, мотался по миру, неделями не бывал дома, а когда её не стало, нам показалось, что в тот страшный день мы потеряли и его тоже. Отец считал, что жизнь в роскоши более чем компенсирует его отсутствие. А спустя пару лет после смерти мамы, Летти и я познакомились с Валаром Каной.

— Знакомое имя…

Я задираю голову, чтобы посмотреть на Гаранора, и меня тут же целуют в кончик носа. Мягко гладят по плечам, чтобы унять дрожь, которая появляется всякий раз, когда я вспоминаю об этом животном.

— Наверняка ты о нём слышал. Он относится к тем Тёмным, которые способны купить половину мира. Ну вроде вас с Ксанором, — шучу мрачно, а потом добавляю: — Вернее, относился. Два года назад его судили и приговорили к пожизненному, но со связями Валара и его возможностями, я боюсь, это пожизненное долго не продлится. Потому я и старалась не привлекать внимание прессы, пока не поняла, что с Хоросами не привлекать к себе внимание просто невозможно.

— Если бы ты сразу объяснила мне, рассказала правду. — Он запинается, явно испытывая досаду, что из-за него я ввязалась в отношения с Ксаном.

— Сразу я тебе не доверяла и, если честно… даже немного тебя побаивалась.

Я не умею читать чужие мысли, но готова поклясться, Гаранор сейчас громко про себя матерится. Ну или, скорее, себя ругает.

— Что он сделал с твоей сестрой?

Видно, что ему задавать вопросы так же непросто, как мне на них отвечать. И тем не менее потребность выговориться никуда не исчезла, наоборот, стала ощущаться ещё острее.