Трем девушкам кануть
Шрифт:
– А ты не ревнивая? – спросил Юрай.
– Мне кажется, нет, – ответила Алена. – Хотя он же ни на кого не смотрит.
– Слушай, – сказал Юрай. – Я опять хочу спросить тебя про Харьков…
– Чего ты к нему привязался? – закричала Алена. – Чего? Не выходил он ночью в Харькове! Не выходил!
– Если бы мне еще понять, зачем вы такую ерунду так тщательно скрываете. Ну, курил человек, ну, дал другому прикурить… Что такого?
– Не было этого, – ответила Алена. – Не ожидала, Юрай. Вроде ничего плохого мы тебе не сделали.
И она ушла от него, обиженная
На обратной дороге – вот же! – снова встретил Алену. Она шла с судочками в больницу.
– Возьми меня с собой! – попросил Юрай.
– Ты спятил! – закричала Алена. – Я ему сказала, что ты уехал. Да если он узнает, что ты тут, он же все бинты с себя посрывает.
– Я ему объясню, что ты мне не нужна…
– Какой ты подлый, Юрай! Я что – не вижу? Ты хочешь пытать его про Харьков. Это ж надо так привязаться к человеку.
– Алена! Скажи, почему это тайна – курить ночью в Харькове?
Алена тяжело вздохнула и сказала:
– Не вмешивался бы ты в чужую жизнь. Постыдился бы детей.
И она ушла. Алена что-то знает?
Что же там было? Что?
Еще один человек на том перроне. Бродил ночью, Валдай. Заика Валдай.
И Юрай поехал в Юзовку.
Он действительно быстро нашел трехэтажный дом. Островерхая с изыском крыша хорошо смотрелась над кирпичной кладки оградой. «Ну уж совсем не Освенцим, – подумал Юрай. – Особнячок какого-нибудь графа. Или завмага».
Металлическую резную калитку открыл сам Валдай.
Показалось или на самом деле полыхнула в глазах Валдая тревога, но только на секунду, на вторую он уже радостно мычал и тряс головой, ожидая счастливой возможности произнести слово.
– Привет, Юрай! – вымолвилось, наконец, у бедняги. Потом он показывал дом с полом «под останкинский дворец», с точеными балясинами лестниц, фигурным переплетением рам – «как в старину», витражами, светильниками, камином.
– С ума сойти, – восхищался Юрай, – я такое видел только в кино.
Валдай объяснил, что сейчас в отпуске, ладит летнюю кухню, чтоб не времянка была, а как бы часть дома – в едином стиле. Семья его отдыхает на море. Сам он мотался в Москву. Старшему сыну нужен компьютер, но он взял «не те деньги». Привез подростковый велосипед. За компьютером придется съездить еще раз.
– Мы ехали с тобой одним поездом, – сказал Юрай. – Я видел тебя в Харькове.
Валдай молчал.
– Ты ночью смотрел прямо в мое окно, и мне показалось, что ты поддатый. Было?
Молчал Валдай.
– Ты про Емельянову слышал? – спросил Юрай. – Она умерла в этом поезде.
– Какое мне дело? – тихо ответил Валдай. – Я всегда ее не любил.
– Кто ж это не знал? – засмеялся Юрай, но тут же пожалел об этом, так замычал и затрясся Валдай. А в результате – а чего Юрай ждал? – вымычал то же, мол, не мое дело.
Юрай
объяснил, что и не его, Юрая, это дело тоже. Но, с другой стороны, – история непонятная. Он рассказал и про Машу, спросил, не запомнил ли он на перроне возле его вагона – черногладкая, худенькая такая?Валдай кивнул. Запомнил. Она разговаривала с высоким амбалом. И тот ей что-то передавал. Вроде конверта.
– Значит, они знакомы… – задумчиво заметил Юрай.
У Валдая удивленно поднялись брови.
– Конечно. Он ей сказал: «Чего долго? Я уже начал злиться». А она ему: «Нервы надо лечить».
– Она ехала вместе с Ритой.
И снова при имени Риты лицо Валдая стало непроницаемым. Про нее он говорить не хотел. Но от кого, кроме как от Риты, мог он узнать, в каком вагоне ехал Юрай? Ведь на его же окно он пялился! На его!
Но Валдай качал головой: не видел, не знаю, не мое дело.
Потом пили водку, настоянную на ореховых перепонках, заедали слабосоленой горбушей, и Валдай сказал:
– Я, Юрай, всю сволочь в своей жизни победил.
– Ты что имеешь в виду? – спросил Юрай.
– Сволочь, – ответил Валдай.
– Извини и не обижайся. Но не Риту же ты имеешь в виду?
– Почему не ее? И ее тоже. Она умерла правильно, Юрай. Я этого хотел.
– Мало ли что я хочу?
– Надо хотеть сильно, Юрай. Очень…
– Тогда ты убийца, Валдай.
– Нет. Я ее и пальцем не тронул.
– Ты ее видел в поезде?
– Нет, – ответил Валдай. – Нет и нет. Другого ответа не будет.
– Значит, видел…
– Нет… Я просто гулял. В Харькове я всегда гуляю.
– Что-то здесь не так, – сказал Юрай.
– Все так… А насчет черненькой… Был амбал, и был конверт.
– Знаешь, кто этот амбал? Аленин муж… Он лежит сейчас в больнице.
Валдай присвистнул.
– Аленин? Тогда, пожалуй, я ничего не видел. Точно не видел. Я был выпивши. Я в Харькове всегда бываю выпивши.
– Валдай! Опомнись! Две же смерти!
– Одна, – ответил он, – потому что другая правильная. А Алена хорошая баба. Она мне дороже той, черноголовой. Поэтому забудь. Я, Юрай, в Харькове гулял пьяный… Могу предъявить попутчиков. – И тут он заорал: – Так ты приехал вынюхивать? Так ты кто у них? Доброволец сыска?
Пришлось поклясться, что он у них никто. Просто, мол, зашел разговор.
– А дом у тебя, Валдай, игрушечка. Рукастый ты мужик, Валдай! Талант! Таким бы, как ты, да волю!
Валдай кивал головой. И от слова «талант» не засмущался. Валдай себя ценил и уважал. И он видел в поезде Риту, видел! Но к смерти ее он не мог иметь отношения.
Рита умерла через несколько часов после Харькова. Юрай внимательно посмотрел на Валдая.
Валдай выдержал взгляд, не сморгнул.
Прояви милиция хоть малую толику интереса… Поверни она хотя бы лицо навстречу… Юрай рассказал бы о разговоре с Валдаем. И пусть он потом отказывается. Пусть! Есть же в конце концов возможности проверить сказанные слова. Не трепло Валдай, и если видел конверт, значит, он был.