Тремориада (сборник)
Шрифт:
Трескачёв уселся на табуретку и, откусив печенюшку, подумал о путнике, штурмовавшем горку:
«Шел, как умел, никому не мешал, а его под белы рученьки, да айда. Лучше б ведьму упекли. А бедолага тот не шумел, за пределы тротуара не выпадал и не имел ни какой физической возможности причинить кому-либо вред. Агнец. А его – в кутузку. Впрочем, может, не так он и прост. Пьяный – он ведь и для себя загадка. Протрезвеет и столько интересного про себя узнаёт…»
Около двух лет назад Сергей шёл по улице со знакомым по работе, и тот вдруг окликнул одну из
«Не, н у, понятно, что всем девицам хочется меня хотя бы рассматривать, – подумал Сергей. – Но вон, другие-то сдерживаются. Делают вид, что ходят тут вроде как случайно, возле меня-то. Типа, у них в этом городишке дела какие-то появились. Наивность такая трогательна. Но вот так, откровенно разглядывать…»
Подружка наконец спросила:
– Узнаёшь меня?
«Ёлки! Это ж соседка моя. Ребёнком я с ней на одной лестничной площадке жил. Только тогда она лет на сорок постарше выглядела. Баба Клава!»
– Э-э-эй, ты здесь? – спросила девушка.
– Нет.
– А это автоответчик? – кивнула она на Сергея.
– Нет, – сказал Трескачёв, и усмехнулся. – В смысле, не припоминаю.
– Это ещё ладно, а то я уж забеспокоилась.
– Вышедшие из-под контроля автоответчики среди нас?
Сергей действительно не узнавал её, а она, улыбаясь, продолжала рассматривать его. И было похоже на то, что она его действительно знает. От этого Трескачёв почувствовал себя неуютно. Но, слава Богу, знакомый Сергея уже закончил разговор и они, попрощавшись с девушками, разошлись.
А недели через три Трескачёв неожиданно вновь увиделся с незнакомой знакомой. У одного приятеля на празднестве по случаю… да просто по случаю.
Тут-то она и рассказала Сергею, откуда его знает. Утверждала, что не так давно, поздним вечером, он оградил её от нападок какого-то типа – вырубил одним ударом. Трескачёв сказал, что она его с кем-то путает, он ничего такого не припомнит. Девушка стояла на своём. Тогда Сергей предположил, что был сильно пьян. «Может, только совсем чуть-чуть», – утверждала она.
«Наверное, организм работал на аварийном аккумуляторе, а запись в бортовом журнале вести уже было некому», – решил Сергей и поинтересовался:
– И что же, устранил подонка и стал приставать сам?
– Нет, посадил на автобус и всё.
«Вот так вот спьяну мир вечером спасёшь, а поутру, как все прочие плебеи, лишённый всякого тщеславия, будешь, как ни в чём не бывало, страдать похмельем».
Сидя на кухне, Сергей вздохнул, думая о путнике, штурмовавшем горку.
«Эх, напрасно обездоленные и угнетённые, голодные и несчастные, беззащитные и неутешные ждут благородного избавителя. Подрезали орлу крылья, так и не взлетевшему, да увезли в место безнадёжное, дабы ощипать там безжалостно».
Печенюшки закончились, но чай в кружке ещё оставался, и Сергей,
достав сигарету, решил допивать его вприкурку. С улицы стали всё чаще и громче доноситься истеричные крики бакланов, певших по помойкам заутреню. Трескачёв, сидя на табуретке и держа в одной руке кружку, а в другой – сигарету, смотрел в окно. На горизонте возникло несколько облачков, пригнанных откуда-то издалека появившимся ветерком. Время от времени он задувал тихонько в форточку, рассеивая серо-голубой сигаретный дымок, расплывающийся над головой Сергея.Тоска. Трескачёв, было, подумал: а не попробовать ли поспать ещё? Но тут же отмахнулся от этой мысли: нет, всё равно ничего не выйдет.
Ну почему, если надо вставать рано, то почти всегда просыпаться так тяжело? Сейчас же впереди совершенно свободный день, и именно поэтому теперь не заснуть ни за что.
После очередной затяжки Трескачёв поднёс сигарету к пепельнице, но прилично выросший серый столбик оторвался от уголька раньше и упал на узорчатую клеёнку стола.
– Блин комом, на хрен! – выругался Сергей, чуть было не сдув в сердцах пепел на пол.
Поставив кружку на стол, он облизнул кончик указательного пальца и, приклеив к нему серый столбик, отправил невредимым в пепельницу.
За окном вдруг раздался стук по металлическому карнизу. Сергей обернулся и увидел за стеклом голубя.
– Ты с миром, глупая птица? – спросил Сергей и приблизился к окну.
Голубь, обеспокоенно скрежеща коготками по жести, перебрался на край карниза, чтоб быть подальше от Трескачёва. При этом маленький засранец оставил после себя зеленоватый сгусток.
– Ах ты, собака! – воскликнул Сергей.
Он стукнул ладонью по стеклу, но птица лишь переступила с одной лапки на другую, косясь на Трескачёва одним глазом. Тогда он ударил напротив того места, где сидела птица, но та только вновь отошла на середину карниза.
– А-а-а! – выкрикнул Сергей и ударил по стеклу обеими ладонями.
Чуть сильнее, и оно разлетелось бы вдребезги. Но ведь не разлетелось! И голубь опять вернулся на край, уверовав в нерушимость прозрачной преграды, и продолжил гадить на карниз.
– Сейчас ты узнаешь, что такое разум, тупая кукушка! – оскалился Сергей, кинувшись к столу.
Он бросил сигарету в пепельницу и схватил чайник с кипятком. Затем пододвинул табуретку под форточку и, забираясь на неё, прорычал:
– Кому варёной голубятины?
Встав на подоконник, глядя на птицу сверху, Сергей снова оскалился:
– Тебе?
Голубь процокал по карнизу поближе к Сергею, оставив позади ещё один сгусток. Трескачёв сунул руку с чайником в форточку. И голубь, взмахнув крыльями, тут же улетел прочь.
– А-а-а! – выкрикнул в бессильной злобе Сергей и стал лить кипяток на карниз.
Вода полетела вниз, неожиданно громко в утренней тишине ударяясь о его жестяной карниз и карнизы ниже. Тут-то Трескачёв и увидел со стороны этот триумф разума: какой-то крендель рано утром орёт в форточку и льёт кипяток.
«Да ведь ты просто псих! – подумал Сергей, слезая с окна, пока его никто не заметил. – И лечиться не буду».
Трескачёв, хмурясь, затушил дымящийся уголёк в пепельнице и тут же прикурил новую сигарету.