Тремориада (сборник)
Шрифт:
У Кристины оставалось сто шестьдесят тысяч, отложенных на жизнь. Сто на обстановку. А на шестьдесят жить до первой получки на новой работе. Которую собиралась активно подыскивать после штампа в паспорте о Североморской прописке. То есть – недельки через полторы.
В первый же день она купила в спальню широкий раскладной диван, шкаф-купе с зеркальными дверцами. И в зал кожаное офисное кресло на колёсиках. На стол денег уж не хватило. Нужна была ещё и «кухня», а от ста тысяч осталось – три.
К позднему вечеру отец собрал шкаф и диван. Постельное бельё Кристина привезла ещё с Нижнего, так что ночевать осталась сразу в новой квартире. За окном стоял Полярный День, шторы ещё не куплены, но повезло – было пасмурно,
«Вот так мечты и сбываются», – подумала она.
Нет, не то, чтоб все пять лет, работая в активных продажах, гоняясь за своими процентами, накапливая деньги, она только и мечтала о квартире в Североморске. Вовсе нет. Это был просто вариант. Мечты, вообще, сбываются у тех, кто знает, как к ним идти, и – идёт. И хорошо на этом пути иметь несколько взаимозаменяемых конечных пунктов.
Личная жизнь в Нижнем не сложилась. Последние три года она прожила у своего молодого человека и его замечательной мамы. Да и молодой человек был замечательным, пока не выяснилось обратное. Они собирались пожениться, планировали отдельное жильё. Его мама имела кое-какие деньги и, если бы ей добавили, она бы купила и переехала в однокомнатную квартиру, благословив молодых в своей «двушке».
Но замечательные молодые люди, порой, как оборотни становятся вдруг натуральными козлами. Некогда замечательный молодой человек выгодно познакомился с питерской мадам, да и улетел к ней. Причём, так спешно, что Кристина узнала об этом, когда тот уже приземлился в Пулково.
Конечно, было горько и досадно. Но, в принципе-то, и ладно. Всё, что ни делается – к лучшему. В конце концов, существовал ещё и план «Б». Значит, решила Кристина, судьба ей – ехать в Североморск.
И вот она в городе детства. В собственной квартире. Засыпает на собственном диване. Все документы оформлены, чеки приложены и лежат на верхней полке шкафа. Всё, что её окружает – принадлежит ей. Круг замкнулся, она снова дома в Североморске. Можно начинать новую жизнь…
И тут, в ночной тишине, ударили барабаны и огрызнулись гитары. С первых слов песни Кристина вспомнила группу. «Мастер». С песней: «Палачи». Она не была поклонницей такой музыки. Просто, запомнила с восьмого класса, когда тайком вздыхала по брату своей подруги. Тот был старше на семь лет, уже взрослый. Но вёл себя порой как мальчишка. Бывало, играла эта песня, когда она заходила к подруге. Как-то Кристина спросила:
– А кто это поёт «Палачи»?
– «Мастер». Только не Палачи, а Палычи, прислушайся, – издевался брат. – Обо мне, Сергее Палыче, и о сеструхе, тоже ж Павловне. Э-э-й, Палычи!
– Вот ведь, блин! – проговорила Кристина, высунувшись из-под одеяла. – Хо-о-о-рошие соседи.
Молодая пара, жившая тут прежде, утверждала: здесь замечательные соседи, всё тихо и спокойно.
Кристина глянула на потолок. «Соседушка сверху. Для молодёжи слишком старая песня. Может, сейчас там живёт тот самый старший брат Палыч?»
От этой мысли Кристина даже злиться перестала. Песня закончилась, и звук убавили. Музыку стало практически не слышно. Но, когда Кристина уже, было, заснула, сверху что-то так бухнуло, словно шкаф уронили.
– Ну, соседушка… – проговорила Кристина плотоядно.
Было 11 часов. Похоже, наверху спали. Перебудили соседей, и к утру баиньки. Сейчас соседушка должен просыпаться. Сон алкоголика, говорят, краток и чуток. Он будет мучиться похмельем. Значит, пора знакомится. С бодуна человек кроток и восприимчив. Услышанное умножит натрое помимо воли.
– Ну, соседушка… – обуваясь, проговорила Кристина ласково, но не менее плотоядно, чем ночью.
Она прислушалась. За пошарканной дверью соседушки было тихо. Нажала на звонок. С полминуты – ни звука. Кристина хотела уже позвонить ещё раз, но тут в квартире послышались шаги.
Щёлкнул замок.«А вдруг это тот самый Палыч?» – пронеслось в голове Кристины.
Дверь распахнулась. На пороге был незнакомый, совершенно голый тип, сходу пьяно воскликнувший:
– Нет у меня ничего! А это, – он схватился за цепь на шее. – Сталь! Драгоценностей не носим, презираем. Ни хрена вы у меня не опишете!
Голова соседушки вдруг упала на грудь, и длинные распущенные волосы скрыли лицо, как в фильме ужасов «Звонок». Он, покачиваясь, держался синей от татуировок рукой за дверной косяк.
Кристина поняла: рановато пришла и, развернувшись, отправилась вниз. Но тут за спиной раздался звук падающего тела. Она обернулась. Голый соседушка лежал на бетонном полу.
– Ой, холодно. Ой, больно, – простонал он, сворачиваясь калачиком.
– Тьфу! – хлопнула себя по бедру Кристина.
Волосатый тип не был здоровяком. Но оказался таким тяжёлым, что миниатюрная Кристина просто вымоталась, пока перетащила его в квартиру. Точней – переволокла, как невнятно бубнящий мешок с картошкой. Оставив его лежать в коридоре квартиры, пропахшей пепельницей и перегаром, она хотела, было, уйти. Но любопытство задержало её. В конце концов, врага хорошо бы знать получше. Ночью слышались голоса, тут мог оказаться ещё кто-то спящий. Кристина заглянула в комнату. Бардак, и – никого. Прошла на кухню – то же самое. Вернувшись через комнату, подошла к спальне. Толкнула дверь. И там никого. Скомканная простыня на кровати, одеяло на полу и пара валяющихся пустых пивных банок. Кристина взяла одеяло и, вернувшись к телу, накрыла соседушку. Затем вышла из квартиры, прикрыв за собой дверь.
Саныч проснулся от холода. Вроде, был укрыт одеялом с головой, но…
Лежал-то он на полу.
«Ой, – улыбнулся Саныч. – Малыш упал с кроватки».
Он, щурясь, высунул нос из-под одеяла. Улыбка сошла. Это была прихожая.
«Ой, а малыш ходит во сне, – мятая физиономия вновь озарилась идиотской улыбкой. – В туалет бегал мальчик наш. Правильно, хорошие мальчики в кроватки не писают. А на обратном пути уснул».
Саныч вдруг завертел головой.
«Ведь на обратном же?..»
Он сел, ощупал одеяло и закутался в него поплотней.
«Ух, чего ж было-то?»
Не у всех русских первый вопрос «кто виноват?» Многие сначала пытаются, сообразить «ух, чего ж было-то?» А потом… уже да – потом – «что делать?»
Бухло навряд ли оставалось. Денег не было точно. А похмелиться надо было обязательно. Это сейчас похмельные хихоньки. Минут через пять их сменит депресняк. И станет хреново.
Богатые богатеют. Бедные беднеют. А алкаши пьянеют и болеют, пьянеют и болеют. Эти слова, замкнувшись в круг, катятся колесом по наклонной. Вспомнив такой свой вывод, Саныч помрачнел. Закутанный в одеяло, он осторожно поднялся на ноги. В его голове была воздвигнута ненадёжная хрустальная конструкция, готовая в любой миг обрушиться и разбиться вдребезги. Только плавные движения. Или же звон бьющегося хрусталя пронзит его голову.
Саныч прошёл на кухню. На столе грязная посуда. В раковине – тоже. Он открыл створку навесного шкафчика, достать кружку, и увидел там наполовину налитый стакан. Наверняка – водки! Ну, не прикрывают стакан воды горбушкой чёрного хлеба.
Саныч всё же взял сначала кружку. Налил воды и жадно выпил. Первые глотки были восхитительны, последние же – отвратительны. Ему почудился привкус старых слизких труб. Саныч сморщился.
– Фу-у.
Нужно было избавиться от привкуса воды. А то ж и водка не полезет. Открыл холодильник. Растительное масло не пойдёт, от него и без похмелья стошнит. А вот половинка морковки – самое то. К тому же, больше в холодильнике ничего не было. Почистив и промыв морковь под струёй воды, отрезал кусочек, закинул в рот. Привкус грязных труб сразу исчез.