Тремориада (сборник)

Как только план на завтра утвердился в голове, в дверь позвонили. Чертыхнувшись, Саныч поставил стопку в тарелку с колбасой и, подхватив бутылку, понёс это добро на кухню, где спрятал в тумбу стола у мойки.

«Достали халявщики! С таким нюхом – на таможне служить, – думал Саныч, идя открывать дверь. – Это ж в момент всё выпьется, и остальные бабки пропьются».

На пороге стоял свойский парень Перегар. Он и пил по жизни за счёт того, что со всеми общий язык находил. Денег-то никогда не имел.

– Старина! – обрадовался Перегар. – Ты дома! Сто лет тебя не видел.

Саныч покосился на прижимаемый к груди, набитый бутылками и ещё чем-то пакет в руках Перегара. М-да, прямо на его пороге произошло чудо!

– Что привело тебя ко мне? – спросил Саныч. – Добры ль намеренья твои?

– Пришёл я с миром, светлый князь. Из странствий долгих, чужедальних. И в знак почтенья моего, прими гостинцев иноземных.

Шельмец подхватывал любую тему, когда пахло водкой. Если б наливал китайский агроном, Перегар сказал бы ему: «А вы не находите, что Нун-шу хоть и выделяется своим объёмом, но на самом деле не многим-то и больше сельскохозяйственного справочника Цзя Сыя?»

Перегар отходил от запоев, читая книги, журналы, листая энциклопедию и школьные учебники брата, будучи уверен, что работа мысли убережёт от белой горячки. Одному Богу известно, сколько литературы перечитал на отходняках человек с кличкой Перегар. Но факт остаётся фактом – «белочки» у него не случалось.

Сегодня действительно произошло невероятное! Перегар пришёл со своей выпивкой. Больше того – и с закуской. Из большущего пакета кустом торчал ананас. Определённо – чудо. И это – когда ты уж взрослый мужчина! Изрядно помятый бытием. Когда понятие «чудо» засохшей мандариновой корочкой, казалось, навсегда погребено под хламом повседневного барахла, накопившегося за долгие годы столь реальной жизни.

– Заходи, – сказал Саныч. Они прошли в комнату, к табуретке. Перегар, поставив пакет на пол, произнёс:

– У каждого своя табуретка.

– Святая истина! – кивнул Саныч. – А что за гостинцы-то?

– Сейчас выясним. Видел бутылку коньяка, точно. И ещё есть какие-то пузыри.

– Ты спёр это что ли?

– Не, нашёл. На остановке. Подхожу, а там пакет. Ну, думаю, слава Богу, что в добрые руки нашёлся. Взял, и ноги сами к тебе понесли.

– Может в бюро находок снести? – предложил Саныч, направляясь на кухню за стаканами.

– Мультиков насмотрелся? – гыгыкнул Перегар, выкладывая на табуретку содержимое пакета. – Там, конечно, обрадуются. В «бюро» который день шампанское пьют. Без ананасов.

– Тогда… – Саныч поставил стопки на табуретку и понёс на кухню ананас – резать. – Дать объявление о находке в газету.

– Находке? Что ты можешь объявить в этом городе?

– О пакете.

– Объявление типа: найден пузырь коньяку (бац! стук донышка бутылки о табуретку). Литруха Абсолюта! – вдруг воскликнул Перегар. – Банка икры чёрной (бац! о табуретку). Банка красной (бац!). Огурчики солёные (бац!). Полторашка пива! Да на такое объявление весь город слетится.

В пакете оказалось ещё пять помятых бананов, палка сервелата, четыре пачки сигарет, пакет фисташек, несколько свежих огурцов-помидоров и батон хлеба.

Глядя на такое изобилие, Саныч поскрёб в затылке и, притащив ещё табуретку, поставил её возле первой, ради такого случая удлинив стол.

Выпили по стопке водки. Закусили. Через минуту налили в те же стопки коньяку. Пригубили. Переглянулись. Пожали плечами и, отставив коньяк, закурили.

– А ты, всё ж, считай, украл этот пакет, – сказал Саныч. – Не совестно, паразит? Человек, может, на следующей остановке выскочил из автобуса, кинулся обратно, но пакета уж нет.

– Тот человек в дугу пьян был. Кто ж трезвым такой пакет забудет?

– Я как-то рюкзак в магазине оставил. Часа через пол вернулся, продавщицы вручили в сохранности.

– А что в рюкзаке-то было?

– Да так, мелочь всякая.

– Во! – поднял палец Перегар. – Мелочь. А тут – выпивка, закуска. – Ты б забыл, будь такое в твоём рюкзаке?

– Н у… – пожал Саныч плечами и пустил дымное колечко.

– То-то! В хламину был тот тип. И, судя по всяким разностям в пакете, он чьи-то заказы нёс. Может, парень военный? Или же проставляться собирался. Начальству – коньяк. А друганам – водку с бананами и колбасой. Точно! Контрактник. Молодой, сам не знает, чего хочет. Ну, вот ему и наука: думая о друзьях, думай о них на самом деле, а не о том, как бы скорее шары залить. Ты веришь в друзей? Я думаю, друзья бывают в детстве, а после они женятся.

– У меня, – Саныч затушил окурок в пепельнице, – раньше много друзей было. А после деньги закончились.

– Зато мы с тобой хорошие приятели! – Перегар поднял стопку.

– И это немало! – Саныч поднял свою, они чокнулись и опрокинули коньяк в глотки. Закусили ананасом.

– М-м-м! – разжевав, закатил глаза Перегар. – Как на родине.

– Это где это твоя родина?

– Африка – родина всего человечества. Оттуда и испанец, и якут.

– А якуты как-то связанны с «якудзой»? – оживился Саныч.

– Ага, Африкой.

– Тогда за мать всех…

– Не матерись, – перебил Перегар.

– За мать всех городов русских Мбабане.

– Ого! Где это, в Африке? Звучит, как песня. Туповатая, но блаженная, словно ананас распробовал… – Перегар, закинув дольку ананаса в рот, закатил глаза. – М-м-м, Мбабане.

– Не знал о таком городе! – поразился Саныч. – Там же асбест разрабатывают! Быть может, именно из этого асбеста и пошиты твои трусы.

– Да ну?!

– Гореть мне в Аду! – перекрестился Саныч.

– Не ваду, а воду. Твоя визжать, как малодушный камикадзе: Гореть! Мне ваду!!! Ваду!!!

Сотрапезнички рассмеялись перед табуретками с выпивкой и закусками.

– Чего светлый князь желает употребить? – спросил Перегар.

– На один палец коньяку, на второй – водки. И остальное – пиво.

– Хитрый чпок! – прищурился Перегар.

– Да, пожалуй. Назовём этот чпок Хитрым. И пусть в британских пабах будут считать, что это такой пират был. – Саныч поднялся с дивана и сходил на кухню за гранёными стаканами.

– Да, и какой-нибудь забулдыга писатель напишет роман о флибустьере Хитром Чпоке.

– «Флибустьер» звучит слишком благородно для проныры Чпока, – сказал Саныч. – То был прожжённый пират. Мерзавец Хитрый Чпок. Он никогда не упускал выгоды. С лёгкостью предавал. Мог запросто убить честного господина за пару монет. Когда Чпоку исполнилось тринадцать, он отрезал нос хозяину таверны, у которого мыл полы, за то, что тот продолжал называть его как сопляка – Чпоки. Мальчишка выгреб всю наличность старого мошенника. Затем, познакомившись в портовом кабаке с парочкой головорезов, подался матросом на пиратскую шхуну.